02.12.2011 | Театр

Жертвоприношение канарейки

Изабель Юппер играет в Париже «Трамвай «Желание»

Спектакль Кшиштофа Варликовского «Трамвай» с Изабель Юппер — один из главных фестивальных хитов Европы в последние полгода. Этой осенью он должен был доехать до Москвы, и театралы буквально замерли в предвкушении.

Еще бы, постановка одного из крупнейших европейских режиссеров со звездой такого масштаба, да еще по любимейшей в России пьесе Теннеси Уильямса (название «Трамвай «Желание», как говорят, сократили из-за каких-то проблем с авторскими правами). Причем не какой-нибудь глупый бенефис звезды, а настоящий спектакль, глубокий, сложный, сильный, как было известно по отзывам европейской критики... Но договоренность сорвалась по финансовым причинам, и поскольку теперь неизвестно, доедет ли «Трамвай» до России, остается смотреть его «дома», в парижском театре «Одеон». Где зал на этом спектакле под завязку набит молодой публикой, приехавшей на мотоциклах, будто на рок-концерт.

Варликовский, известный своими сложнейшими спектаклями-мозаиками, складывающими самые разнородные тексты в прихотливые гиперистории, и на этот раз не ограничивается пьесой Теннеси Уильямса. С помощью драматургов Петра Грущинского и Важди Муавада он включает в сценарий еще больше десятка литературных и философских произведений — от переписки Флобера, «Дамы с камелиями» Дюма-сына, «Саломеи» Уайльда и софокловского «Эдипа в Колоне» до «Освобожденного Иерусалима» Торквато Тассо и платоновского «Пира». И перемежает сцены в доме у Ковальских эпическими зонгами и разговорами с публикой певицы Ренаты Джетт, которая пела и в его польской «(А)поллонии», приезжавшей в Москву весной. Зачем нужны многие из добавленных в спектакль текстов и песен, не всегда понятно, но благодаря им пьеса Уильямса погружается в напряженный культурный контекст, создающий ощущение, что перед нами не просто история о гибели ранимой, больной, лживой женщины, боящейся жизни и не умеющей стареть, а нечто большее, куда более масштабное и универсальное.

Спектакль начинается с мучительной сцены — Бланш (Юппер) на подиуме сидит в одном белье верхом на табуретке, расставив ноги, как проститутка в «окне», и с усилием, невнятно что-то говорит. Ее рот полон отвратительной белой массой какой-то жвачки, за ее спиной на видео крупным планом искаженное лицо выглядит еще более отталкивающим, женщина без конца чешется, будто страдает от непреходящего зуда, ее рвет, она кажется отравленной наркотиками, и ясно, что больна. Видим ли мы финал истории — то, что произойдет с Бланш Дюбуа позже, в больнице для душевнобольных, или это было с ней прежде, - а «нормальная» жизнь в доме младшей сестры лишь короткий период ремиссии, - бог весть.

В первый раз в доме Ковальских Бланш появляется с пышными белокурыми волосами по плечам, с челкой, как у молодой Брижит Бардо, у нее смешная подпрыгивающая походка на каблуках, она трещит без умолку и ведет себя так, будто предлагается всем окружающим мужчинам, но на самом-то деле боится идти дальше флирта. Она и тут постоянно нервически чешет руки от самых плеч, будто они покрыты аллергической сыпью, и обхватывает голову, когда накатывает  музыкальный грохот, словно связанный с невыносимыми воспоминаниями.

Ее постоянное болезненное возбуждение кажется вызванным наркотиками, смешно и тягостно смотреть, как неадекватно ее поведение, как она щебечет и тормошит Стенли, будто своего поклонника, в то время как он каменеет, сдерживая раздражение. Это женщина-девочка, женщина — певчая птичка, канарейка в клетке, не умеющая жить в реальности.

В программке спектакля написано, что «мадемуазель Юппер носит костюмы домов Ив Сен-Лоран и Кристиан Диор», и действительно, белье и платья актрисы восхитительны, они обращают на себя внимание, даже когда усыпаны блестками и кажутся пошловатыми. Наряды постоянно меняются, как меняется героиня, и платье-саван, платье — смирительная рубашка, спеленавшее ее с головы до пят, вдруг превращается в открытое и опасное мини.

Варликовский в этом спектакле работает со своим прежним польским сценографом Малгожатой Щенсняк, и она сочиняет для «Трамвая» стеклянное оформление, усиливающее ощущение хрупкости и призрачности мира. Стеклянная галерея в глубине сцены — это парадоксально открытые для обозрения ванная комната и туалет с умывальниками и унитазом, тут выставлено напоказ все, что должно оставаться интимным и скрытым. Предметы отражаются и двоятся в стеклах галереи и боковых стеклянных панелях сцены, скандал в семье Ковальских, происходящий где-то в глубине сцены, из-за бесконечных отражений и дрожащих огней выглядит не отталкивающим, а почти праздничным. Ряды кеглей для боулинга под галереей — еще одна метафора непрочности.

Варликовский ставит спектакль о троих: сестрах Бланш и Стелле (Флоранс Томассен) и муже Стеллы Стенли Ковальском, которого играет польский актер Анджей Хыра, участвовавший в «(А)поллонии» и, как говорят, выучивший роль, вообще не зная французского. Это не американец польского происхождения, как было у Уильямса, а приехавший в Европу поляк, каких сейчас много. Когда он пьян, он ругается по-польски и бьет жену. Но в грубом поляке есть притягательность, и медлительная сцена любви пьяного Стенли с женой электризует зал: муж раздевает избитую красотку и задумчиво рисует на ее теле фломастером узоры, а она потом ходит голая, будто хвастаясь перед сестрой покрывающими ее следами любви, так же как и синяком под глазом.

Спектакль этот в первую очередь действует на зал той чувственной атмосферой, которая окружает трех героев. И главным образом той волной сексуальности, что идет от женщин: от томной, зазывной, сильной Стеллы, постоянно желающей своего мужа, и нелепой, по-детски непосредственной и фамильярной, но бесконечно обольстительной Бланш.

Варликовский возвышает и усложняет центральный сюжет христианскими мотивами, история безумия Бланш отзывается темами падения и жертвоприношения. Когда Ковальский насилует Бланш, над сценой возникает ослепительный, в лампочках, образ Богоматери, а затем звучит зонгом рассказ о крестовых походах из «Освобожденного Иерусалима» под мощную музыку Монтеверди. Знакомого финала с приездом грубых больничных санитаров, забирающих Бланш в лечебницу, мы так и не увидим — обезумевшая героиня, сбросив блондинистый паричок и платье, бьется на стеклянном полу в ванной и страшно кричит, будто ее уводят мучители. Но никого нет — она гибнет одна, а в гостиной вернувшаяся из роддома Стелла неподвижно сидит в позе Мадонны с младенцем и лежит несколько погребальных венков, оставшихся от давным-давно рассказанной истории о смерти мальчика. 

Источник: "Москвоские новости", 30 ноября 2011,