11.10.2011 | Театр

Язычники и еретики

На сцене Молодежного театра сыграли новый спектакль по Стоппарду

Стоппардовский «Рок'n'ролл» (так в англо-русском написании выглядит название на афише) в РАМТе с самого начала считался продолжением «Берега утопии», суперуспешного гигантского спектакля-эпопеи, толкующего проблемы русской литературы и политики XIX века. В тот масштабный проект поначалу мало кто верил, но вдруг оказалось, что умник Стоппард именно в простодушном представлении Бородина вывел наш театр на какой-то новый, очень нужный зрителю уровень разговора про историю и современность.

В новой пьесе Тома Стоппарда события начинаются в 1968-м, с момента входа советских танков в Чехословакию, и заканчиваются в 1990-м, стадионным концертом Rolling Stones в Праге; спектакль, как и «Берег утопии», выглядит цепью коротких эпизодов, проходящих не только в разные годы, но и в разных странах. В Кембридже живет со своей семьей убежденный марксист, профессор Макс Морроу (Илья Исаев), в Прагу вернулся «спасать социализм» чешский ученик Макса Ян (Петр Красилов), молодой ученый, которого больше интересует рок-н-ролл. Речь идет о времени куда более близком, чем герценовская эпоха, но уже ставшем историей и позволяющем взглянуть на себя со стороны. Тем не менее на этот раз чуда не произошло, и те разговоры, которые ведутся на сцене, неглупые и, казалось бы, впрямую относящиеся к нам, сегодняшним, совсем не волнуют зал.

Не знаю почему, решившись взять в репертуар своего театра «Рокnролл», Алексей Бородин не стал ставить пьесу Стоппарда сам, а предложил ее Адольфу Шапиро. Может быть, она ему не так понравилась: и действительно, пьеса тяжеловеснее и многословнее «Берега утопии». Может, оттого, что его самого не слишком интересует рок-н-ролл и в политику он никогда особенно не ввязывался (хотя и рассказывает, что именно в 68-м году его юношескую постановку «Два товарища» по Войновичу с треском сняли со сцены смоленского театра). А его ровесник Шапиро, тоже родившийся перед войной, с молодых лет строил в Риге театр, который много значил для протестного самосознания его зрителей.

С другой стороны, и Шапиро признается, что рок-н-ролл никогда не был его музыкой. Биография режиссера сложилась так, что он всегда был в кругу людей старшего поколения, прошедшего войну, хотя сам почти того же возраста, что все музыканты и поэты, о которых идет речь в пьесе, — Сид Баррет и Pink Floyd, Иван Мартин Йироус и Plastic People of the Universe, Мик Джаггер и Rolling Stones, Beach Boys, Фрэнк Заппа и Velvet Underground. Адольфу Шапиро оказался близок не столько музыкальный, сколько политический сюжет пьесы, касающийся пражской жизни Яна и связанный с сопротивлением тоталитарной машине, дружбой с диссидентами, беседами в органах и т.д.

В сущности, Стоппард опять написал пьесу о свободе — о том, что это такое, можно ли ее сохранить и как за нее бороться, вернее, чем ради нее можно поступиться. И центральным спором тут оказывается столкновение Яна (который готов согласиться со всем, что происходит при закручивании гаек в Чехословакии, лишь бы ему было позволено слушать его любимую музыку) и его друга, диссидента Фердинанда (Александр Гришин), приятеля Гавела, бесконечно собирающего подписи под письмами протеста. По словам не желающего быть подписантом Яна, диссиденты подобны еретикам, борющимся с христианством на его же поле. А любимые им рок-н-ролльщики (в частности андеграундная чешская группа Plastic People of the Universe, из-за которой герой в конце концов тоже решится на протест, попадет в тюрьму и на многие годы лишится работы) — это язычники, они вообще существуют в другом измерении, вне принятых тут религиозных догм.

Ставя пьесу, которую Стоппард явно писал как языческую, — пьесу-рок-н-ролл, которая на сцене должна быть не то что полна музыки, а сама стать музыкой, — Шапиро явно был на позициях еретиков, играющих на поле тех, с кем идет борьба. И его диссидентская позиция неожиданно оказалась тяжеловесно-угрюмой, борцы вроде Фердинанда выглядели невыносимыми занудами, а сцены с сотрудниками госбезопасности, запугивающими, вербующими и глумящимися над героями, безнадежно архаичны. Спектакль катился медленно и туго, казалось, в нем почти нет действия, а одни бесконечные разговоры, смысл которых часто ускользал от зрителя. И зал терялся: кто кого предал, кто на кого настучал, кто против кого дружит и в чем смысл этих длинных рассуждений о политике или поэзии? Текст, в котором немало смешного и еще больше того, что воспринимается как разговор о нашей сегодняшней жизни, зрители слушали отчужденно, лишь однажды откликнувшись аплодисментами узнавания в описании чехословацкой «нормализации» 70-х: «Они едят дерьмо, читают дерьмо, смотрят дерьмо, потом две недели отдыхают в Турции, и все довольны».

Пожалуй, только сценограф Александр Шишкин пытался сделать спектакль хоть немного динамичнее и современнее. Он построил эффектную декорацию в виде подвесной ячеистой стены из ржавого железа, в отсеках которой — то просторных, а то узких, как гробы, — идут эпизоды. По стене бегут титры, обозначающие место и время действия, бушует видео с пражских событий, а в одной из ячеек стоит надувной танк, на котором иногда проявляется глаз и издевательская ухмылка.

В финале вдруг, откуда ни возьмись, из сюжета вынырнула любовная история: оказалось, что Ян и дочь Макса, английская бунтарка Эсме (Рамиля Искандер), все эти годы любили друг друга. Они уехали вместе в Прагу и их счастливый «поцелуй в диафрагму» произошел прямо на фоне концерта Rolling Stones на Страховском стадионе. А потом на поклоны, кроме артистов, режиссера и драматурга, вышли поседевшие и гривастые Plastic People of the Universe — герои стоппардовской пьесы. Назавтра у них был назначен на сцене театра благотворительный концерт в помощь российским хосписам. Тут восторженная публика РАМТа завопила и поднялась с мест. Вот это, пожалуй, был самый трогательный момент в спектакле. 

Источник: "Московские новости", 26 сентября 2011,