01.09.2011 | Еда

Сто рублей стручок

Кто такие российские экофермеры и почему они столько дерут за свинину и горошек.

На шкале ценностей просвещенного столичного жителя фермерские продкуты находятся где-то между дизайнерской обувью и новой выставкой в «Гараже». Это чистой воды лакшери - продукт, баловство, приятное буржуазное излишество. Даже не покупка - а инвестиция. И не только в тело.

При отсутствии каких бы то ни было национальных систем «зеленой» сертификации   единственным паспортом экопродуктов  является их ценник. Если в Европе и Америке увлечение экоедой и прочими «зелеными» практиками несет очевидную печать  опрощения -эко-морковь, к примеру, придется отмывать от земли самому! - то в жирной  Москве все наоборот. Здесь приобретение «биодинамических овощей» - вполне демонстративный акт самовозвышения, повод почувствовать себя на очень сложных щах.

Эта цветущая московская  сложность несколько затмевает реальные  проблемы российского экофермерства, в первую очередь его убыточность.

По-хорошему, все эти прекрасные продукты совершенно неконкурентосопособны на рынке и единственный способ держать рентабельность - это превращать репу со свининой в предмет культурного потребления.

Разумеется, кабанчик, которого кормили желудями, а не мясо-костной мукой, заметно отличается по вкусу, но лучшей приправой к такому жаркому служит интересная творческая биография фермера или генеалогия самой свиньи. Эти красивые легенды и родословные сочиняют продавцы-посредники, которых, к слову раз-два и обчелся. Во-первых, интернет-магазины: «Лавка» (супремодное заведение со со своей кухней, где периодически проходят мастер-классы, дегустации и встречи с поставщиками; https://lavkalavka.ru),  Ferma (тут все окружено совершенно нетипичным для экобизнеса ореолом таинственности и секретности – Ferma не афиширует своих поставщиков; https://www.fermaathome.com), ”Все свое» (очень популярный в среде аппер-мидл-класса интернет-магазин, работающий с обычными дачниками - но под присмотром Мичуринского аграрного университета, который проверяет продукты на соотвествие ГОСТам; https://www.vse-svoe.ru) плюс ФБ-сообщество eco food moscow. Все четыре конторы создают  на своих страничках приятный образ сельского рая, где счастливые энтузиасты вручную собирают колорадского жука и кормят цыплят творожками. И это правда - но не вся.

 

Трансфермеры

Сергей Михайлович и Ольга Викторовна Ваньковы.

Место: Калужский райн Московской области

Специализация: молочная продукция, мясо, птица, экотуризм

Выходим из машины и в голову ударяет острый аптечный запах: повсюду цветет ромашка, кое-где виднеется и еще не распустившаяся пижма. Грунтовую дорогу медленно переходит крупная серая жаба, откуда-то сзади запоздало гогочут гуси. Жарко и влажно, похоже, скоро будет гроза. Немного прибитые предгрозовым маревом, мы идем  смотреть свиней. В связи с угрозой  эпидемии африканской чумы они заперты в свинарнике, больше похожем на домик детской площадки где-нибудь в спальном районе -  а так-то днем  они гуляют на лугу,  подъедают всяких червей и улиток. Свиньи породы «дюрок» упитанны, полосаты  и, кажется, вполне счастливы, несмотря на временную неволю. Скоро, им, вероятно, станет еще лучше: хозяева планируют укрупнять свинарник , а также возвести при нем установку по производству биогаза, сообщает Саша, мой гид. Вообще-то Саша переехала сюда из города  заниматься не гостями и не свиньями, а лошадьми. Но лошадей тут всего три, а дел -миллион, поэтому она теперь и прораб, и зоотехник, и pr-менеджер на полной ставке.

Дальнейший «беглый осмотр» фермы затягивается на час, в конце которого  я уже чувствую себя как пионер, прикоснувшийся к мечте на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке. Осмотрев счастливых козочек, овечек, лошадок и коровок, мы идем туда, где, обычно и заканчивается подобная сельская буколика - на бойню. На бойне меня ожидает культурный шок: я вижу там не помещение бухенвальдского типа, но  строгий  приемный покой рая. Совмещеная с молочным микроцехом, бойня целиком собрана из готовых бетонных модулей, которые обычно используются под трансформаторные будки (кроме животноводства, хозяева занимаются производством трансформатров для электростанций) и облицована досками на манер американских ферм. Мясная и молочная половины  разделены лабораторией, впрочем, тут все выглядит то ли как лаборатория, то ли как прозекторская.

В предбаннике - новенький станок для распила отрубов, кажется, именно таким пользовались рабочие художника Херста для изготовления его нашинкованных коров и свиней.

Одобрив мясницкий хай-тек, мы оставляем скотный двор и идем смотреть  главное — закат над озером.

Да, именно так: все это образцово-показательное хозяйство — только приложение к можайским красотам, которые  четыре года назад взяли в плен семью Ваньковых,  приехавших  поудить карасей в местный рыбхоз. Полежав на  запущенном колхозном лугу («трава тут была выше джипа!») Сергей Михайлович почувствовал, что нашел малую Родину - а на следующий день купил в подарок жене несколько гектаров сенокоса и корову в придачу. Ольга Виктровна поставила на земле сруб из 12-метровых бревен,  а потом приобрела косу и вторую корову - раз уже есть свое сено. К двум коровам вскоре прибавилась вторая - для компании. После  появились курдючные овцы. Свиньи, спасенные хозяйкой от мучений в лесной яме - впрочем, они  уже давно стали салом и окороками . Теперь в хозяйстве четыре  дойных коровы, 114 свиней, козы, птица, в планах - рыбный комплекс по выращиванию осетровых и производству черной икры.

Употребить столько молока и мяса не под силу даже трем семьям, а продавать свинину себестоимостью 200-260 р. за кг. на рынке Можайска  невозможно. Так что избавляться от излишков Ваньковым помогает модный интернет-магазин Ferma, который принимает предзаказы от москвичей. Но сами хозяева смотрят на такую клубную форму сбыта как симптоматическое лечение. Окончательным решением проблемы перепроизводства они видят превращение хозяйства в центр экотуризма. Собственно, уже сейчас здесь есть приозерная деревня на восемь гостевых домов (плюс ресторанчик), способная принять и накормить 48 человек. А на краю владений, среди молодых березок,  виднеются и другие маленькие срубы. Там строятся хутора Берендеевки, она же Глухомань.

«Дом баня, дом баня, в каждом доме -русская печь, при доме пруд - описывает новостройки Сергей Михайлович, которого мы встречаем на пути к озеру. Внешность хозяина так же расходится с  клишированными представлениями о  загибающейся сельской жизни, как и весь окружающий орднунг, его свежайшая белая рубашка в мелкую клетку бросает открытый вызов деревенскому опрощению. Издали я вообще принимаю его с супругой за  отдыхающих, экотуруистов: Ваньковы одновременно расслаблены и внимательны, в их голосе звучит  начальственная неумолимость и в то же время  - всеохватное космическое спокойствие. — Дорога туда будет идти через рощу, а дома будут с крышами, вросшими в землю. За домами -  речушка, которая впадает в болото. Жена у меня это болото не любит, а мне нравится: там попахивает, там тинка... Хотим организовать тут  маршрут на вездеходе - Саша, ты вездеход показывала? - Там  такие места, где чтоб проехать, нужно и повозиться, и потолкать. Ну, для мужичков  интересно получается. Рядом с болотом у нас  - большой и хороший луг.

Только когда  сенокос, на том лугу находиться нельзя - столько кислорода, столько запахов, что люди с лошадей падают! У нас же тут как раз та зона, где  самая можайская трава . Идешь по лугу, а там и зверобой и чабрец - все растет, срываешь пук - хоть ботанику изучай»

Разговор прерывает появление хлопчика на стрекочущей газонокосилке с прицепом. Это Вася, местный гаврош. Выглядит Вася как хрестоматийный герой деревенской прозы -сапоги, тренировочные, непременный пиджак, кепка с логотипом «ЛДПР» и фингал под глазом. Васины родители бежали сюда  из Таджикистана, правда, отец затерялся по дороге. Вася не умеет читать, считать, не имеет свидетельства о рождении и  не годен к службе в армии. В общем, очевидно, что если бы не ферма Ваньковых , его ожидала бы обычная русская судьба - водка и колония.

Временно, до ужина, прощаемся с хозяевами и идем осматривать луга, избы для гостей, озеро и церковь 1682 года постройки, которую не смогли разрушить ни солдаты Наполеона, ни советская власть. Луга исправно зеленеют, избы явно определены на вековое стояние, церковь, действительно, выглядит хоть и облупленной, но нерушимой. Все как в голливудском фильме о щедром русском раздолье, но меня не покидает ощущение какой-то незаконченности. И причиной ему явно не перманетная стройка и не альпийская  чистота, которая царит в хозяйстве Ваньковых. А что -пока непонятно.

Возвращаемся мы как раз ужину. Шмат свинины решено запечь в итальянской печке  - русскую хозяева растапливают, когда нужно приготовить не меньше, чем полутушу. Пока Сергей Михайлович возится с дровами, Ольга Викторовна делится фермерским опытом.

- Знаете , почему я могу себе все это позволить? Потому что у меня есть  другой бизнес   я могу купить технику, построить сараи. У меня есть деньги,  которые я не хочу тратить на бриллианты, а хочу развлечься вот этим - если конечно, сельский труд можно назвать развлечением. Ну а если попробовать с этого жить? 

Крестьянин этого никогда не поднимет -  убыточно на сто процентов, нет развитой системы  сбыта. А на продажу продукта ему отвлекаться некогда. Вот и стоит в России земля в запустении, вся  вроде при ком-то, а на деле обрабатывается и обустраивается совсем немного.

- Иногда думаю, зачем это все нужно? — продолжает разговор вернувшийся Сергей Михайлович  - Сколько раз предлагали застроить все это, на участки попилить и продать. А у меня на это рука не поднимается, такое место портить! Мы и домов больше  не хотим строить. Хозяйство -это большая нагрузка  - и на людей и на землю. А все должно быть в гармонии. Мы хотим, чтобы люди, которые сюда приезжали, жили не на скотном дворе, а на природе. Хотя свиньи  - это тоже важно: друзья приедут, так за разик поросенка съедаем.

Иду помочь хозяину управляться с печью, стараясь хотя бы не мешать ему; Ольга Сергеевна удаляется на кухню лепить пироги с картошкой. Вскоре мы уже просто бездельничаем на солнышке, но идиллическую картину летнего вечера вновь нарушает появление Васи на тарахтелке. С видом счастливейшего человека на Земле он подкатывает к подсобкам и сует голову в дверь кухни.

- Мы просто хотим, чтобы тут сложился коллектив, который может нормально себя обеспечить -продолжает Сергей Михайлович - Гости приехали - им оказали сервис, получили за это деньги. Сейчас начнем работать с лошадьми - думаю все пойдет лучше. Гостям ведь нужно  будет занять досуг - а какой тут досуг? В номерах сидеть? Водку пить? Поэтому мы решили тут дом творчества сделать, кузню поставить - чтобы человеку было куда руки приложить, чтобы можно было попробовать нитку самому сделать, валенок свалять. Дети поселковые ко мне прибегают: дядя Сережа, дайте работу!

- Знаешь, есть такие заповеди -не укради, не убий, не наверди. Если будешь так жить - все у тебя будет хорошо - вдруг слышится с кухни суровый голос Ольги Викторовны

- А куда я могу их поставить? На технику - страшно.С животными возиться  -  опасно. Косить  -не дашь.Траву просто так собирать — бессмысленно, человек же должен видеть результаты своего труда. Поэтому и зашел у нас разговор за дом творчества. Чтоб на воскресенье приезжали мастера - гончар, кузнецы -  что-то детям показывали. Вот они уже и смогут что-то делать,  пусть и на примитивном уровне - но ведь своим руками. Не зря же есть такое направление в живописи как наив.

Наконец, свинина готова. К ней как-то незаметно присоединяется тарелка домашнего сала, в котором мяса не меньше чем на три пальца, свежая зелень, крохотные перчики только с куста. Прибывают пироги и кристальный самогон в графинчике. «Это у нас тут смородина с сахаром забродила - ну и не стали выбрасывать. А вот попробуйте ореховой настойки!» Настойка конгениальна всему прочему. С трудом, из ложного чувства приличия оторвавшись от жаркого, я подхожу перевсти дух к окну в полтора человеческих роста и смотрю на идеальный русский пейзаж — некошеный луг, замершее озеро, избы с темно-серыми, или, лучше, дикими стенами. Из-за холма божьей коровкой выползает новенький красный трактор с подборщиком, над озером летят гуси-лебеди, солнце садится, в воздухе чувствуется  ясное и свежее, вовсе не обломовское умиротворение. Пахнет деревом и пирогами.

Вдруг  я понимаю, чего  здесь не хватает: конечно же, псарни и собственного театра.

«Кстати, вы уже видели наш клуб?» - спрашивает Сергей Михайлович.

 

Репка

Наталья Иванкевич

Место: Раменский район Московской области

Специализация: французские салаты и пряные травы

Бораго, или огуречная трава  — однолетнее, жестковолосистое растение с  мелкими фиолетовыми цветами и  продолговато-яйцевидеными листьями. Собранные молодыми, где-то в мае,  эти листья  источают сильнейший запах огурца, способный здорово поддержать изголодавшегося по грунтовым овощам горожанина. Огуречная трава  широко распространена в России, но приусадебный участок Натальи Иванкевич - наверное, единственное место в Подмосковье, где она  растет на правах полноценного овоща. Сейчас листья огруречника уже жестоковаты, поэтому Наталья держит его ради сладких  цветов, которые жарит в кляре как десерт - или просто добавляет в салаты.

Салаты, собственно, и являются специализацией огородницы Иванкевич («я не фермер - я дачница!» - постоянно подчеркивает Наталья). Ими она обеспечивает Москву - вернее, ту ее крохотную часть, которая не ест тепличных помидоров зимой и не верит в луховицкий огурец (всем, кому надо, известно, что под этим  именем на рыках продается высокоурожайный голландский гибрид «Отелло»). Свою рукколоу с пимпинелем Наталья продает через магазин «Лавка» по предварительной записи. С дюжины  грядок Иванкевич собирает от 3 до 5 кг зелени в неделю, что, вообще-то, довольно много для одной дачницы, но явно недостаточно для одного города: спрос на салаты Иванкевич раза в четыре превыщает предложение.

Сбытом овощей Наталья, по основной специальности - переводчик с французского - решила заняться из вполне прагматических соображений: надо, наконец-то, достроить дом на участке. А ее любовь к салатной зелени - прямое следствие профессиональной галломании.

- У меня есть французская подруга Марианна - рассказывает Наталья, вслепую собирая на дачной кухне - действительно, недостроенной, но опрятной и на удивление удобной - крестьянский салат из сыра, копченой грудинки и только что срезанной зелени, пучки которой она уверенно разламывает прямо над тарелками — и вот мы  пошли на рыночек купить что-то к обеду. Останавливаемся перед прилавком с салатами, она спрашивает: так, ты какой больше любишь - латук , батавию или эскариол? И я понимаю, что что-то в этой жизни упустила! После этого я пошла в магазин семян там же, на набережной — и летом   у меня на даче выросли ровно такие же салаты! Потом я наткнулась  на франкоязычный форум биодинамических садоводов-любителей. И попала  сразу же на пост, который меня  подстегнул :«что вы думаете о забытых овощах, таких как брюква, патиссоны, корневая петрушка, пастернак?». Я сидела-сидела перед компьютером, ерзала-ерзала. Ну не могу молчать! Так я вошла в это коммьюнити, и со многими из энтузиастов-овощеводов мы скоро стали друзьями.

Я хорошо понимаю французских огородников - Наталья удивительно располагает к себе. Буквально через минуту разговора  на меня опускается уютное дежа вю; кажется, что я пришел в гости ко всем своим тетушкам сразу. Мы беседуем о возрожденном русском картофеле сорта «лорх», о фильме «Шапито-шоу», о преимуществах российской конституционной анархии перед французской диктатурой бюрократа, о конкурсе Чайковского -в общем, обо всем том, о чем я наверняка говорил бы на любой другой интеллигентской кухне. Но уют это обманчив — я понимаю, что, на самом деле, сижу на допросе. Разговоры о погоде  и природе  имеют целью выяснить, кто я - щелкопер и бумагомарака или хоть в какой-то степени единомышленник?

Провалив билет по классической музыке, выплываю на дополнительном вопросе «А вы какие помидоры зимой предпочитаете?». «Консервированные» - с деланным равнодушием отвечаю я, и получаю пропуск в сад.

По сравнению с обычной подмосковной дачей участок Иванкевич  кажется чуть ли не версальским огородом. Для человека понимающего этот аккуратнейший ладшафт -живая энциклопедия. На грядках здесь произрастает не просто цикорий с петрушкой - а история французской цивилизации и утерянная русская идентичность, европейский гуманизм начала прошлого века и  новейший эко-радикализм.  Пока мы ползаем на корточках,  рассматривая ростки,  Наталья объясняет мне свои принципы земледелия.

- Я взяла что-то из пермакультуры - это когда все растет вместе, а земля ни в коем случае не копается.  Что-то - у биодинамиков.  Биодинамка - это вообще самое интересное, самое старое направление органического земледелия, оно восходит к началу 20-го века, к Рудольфу Штайнеру. Там есть и ротация культур, и совмещенные посадки, но чересчур много эзотерического, того, что для себя я считаю уже излишним . Например, биодинамические препараты, которые -как считают биодинамики  - стимулируют силы земли и силы света. В деталях могу приврать: рог кровы нужно  набить навозом, закопать на определенную глубину, в следующем году достать , и потом вы его по щепотке разводите, динамизируете, то есть размешиваете  в одном направлении. Долго-долго, в течение полутора часов. Потом - в другом направлении. Потом этим растовором опрыскивают растения. Наверное,  в этом есть какой-то практический смысл -но я ко всему этому пока не готова.

После нескольких лет огородного фанатизма я вообще пришла к выводу, что особенно фанатеть тут не нужно.

Мы заходим в маленкую теплицу, где высоченный куст огуречника соседствует с шалфеем и  кустиками помидоров.

- В «Лавке» у меня две  программамы - ренессансные овощи и региональные овощи.У нас ведь, с одной стороны, незаслуженно забыты многие русские сорта, а,с другой строны , мы преступно обеднили свой рацион, отказавшись от европейских овощей -и  это уже программа ренессанса. Когда мне в руки попал из Брюсселя каталог семян Грачева 1898 года издания , у меня  был просто шок. Знаете, что в России выращивали в конце 19 века? И спаржу, и артишоки! Мало того, рядом стоял консервный заводик и все это  консервировал. И у нас выпускались консервы: флажоле.... Вы знаете, что такое флажоле (сорт нежной зеленой фасоли -прим. ред)?

- Нет..

- О! Кардоны... Вы знаете, что такое кардоны (испанские артишоки -прим. ред)?

-…

- А это все было - в баночках, в магазине, на полках, в Елиссевском, за будьте любезны!

Мы переходим в садик. Груши в этом году густо усыпаны плодами, ломится от ягод ирга, которую я тут же принимаюсь украдкой дегустировать. Под яблонями буйно растет шнитт- лук

- Я прочитала, что он тлю отгоняет с деревьев - и действительно! Причем он как отгоняет? Не своим запахом. Корневые выделения шнитт-лука поглощаются корнями плодовых деревьев, особенно яблонями и грушами, а тля этого не любит.

Пройдя сквозь крохотный сад , выходим к «старому» огроду и тут же утыкаемся в посадки репы.

- Это - репа петровская, старинный русский сорт, тоже загадочный. Репа  - ну, казалось бы, что может быть более русским? Но  вот я залезла на сайт Graines Baumaux -это французский производитель семян,  -и вдруг натыкаюсь на репу петровскую.

Читаю «репа петровская, происхождение - Берлин. Любимая репа Гете. Он считал эту репу самой вкусной.. du goût  le plus fin... c самым тонким вкусом. И всегда ел только ее».

Я в ступоре - вообще-то в Западной Европе любят и выращивают другую репу, белую, у нее менее яркий вкус. Так что теперь я хочу все-таки найти подтверждение, хочу найти у Гете эту фразу, в каком из писем он это сказал?

- А вот моя страсть, кочанные салаты. Это — маравилла..Это  - батавия, это  - чистой воды латук, сорт «Толстая ленивая блондинка». Вкуснее этого салата я ничего не ела. Он созреет где-то через две недели, но уже , смотрите, какая нежность, какие маслянистые листочки! Смотрите какое чудо! О, кочанчик начинает завязываться, слава богу! Это же самый волнительный момент - завяжется или не завяжется? А вот огурцы. В том же каталоге Грачева короткоплодных огурцов указано пять сортов. Из них два - аксельские и боровские — исчезли, а три дошли до наших дней: муромские, вязниковские и нежинские. Эти три сорта и выращиваю.

Рядом - горошек. «Очень хорошее соседство, вообще, я заметила, что рядом хорошо живут те растения, которые хороши вместе и в тарелке. Вот здесь у меня еще укроп -уж очень он хорош с огурцами! На протяжении многих лет я ищу такие комбинации, некторые оказываются удачными» . Позже Наталья покажет мне большую красную «Тетрадь учета», куда она скурпулезно заносит даты посадки, цветения, нападения вредителей и сбора урожая. К дневнику наблюдений за огородом прилагаются стратегические схемы  ротации культур, похожие на планы танковых атак. «А это салат месклюн. У него тоже своя история. Его, скажем, так, изобрели монахи из монастыря под Ниццей, в 15-16 веках. Они собирали семена салатов  и кухонных трав, которые имеют более-менее одинаковый вегетационный период и  раздавали бедным. А потом это стало традицией - бенефакторам монастыря тоже дарили расшитый мешочек с семенами. Название проискодит от латинского слова mеsclare, то есть смешивать. В смеси должно быть не менее пяти сортов салатов и трав. Здесь у нас латук, ромэн, пимпинель, листовой фризе, кресс, а это - кервель»

Наконец, сделав круг, мы возвращаемся с теплице с помидорами, где растет последнее приобретение Натальи -маленькая дыня с оранжевой мякотью, та самая, которую положено есть жарким средиземноморским августом с тонко наструганной сыровяленной ветчиной.

- Эта дыня называется «маленькая серая из Рема». Ею меня задела бретонская подруга - подарила мне семена  и сказала  «это наше национальное достояние, мы выращиваем ее уже четыреста лет». Я ответила  - «Ха! У  нас тоже есть национальное достояние!» И отправила ей семена петровской репы.

 

И мой сырок со мной

Джей Роберт Клоуз

Место: Солнечногорский район Московской области

Специализация: сыры

 

В первый раз сыровара Клоуза я встречаю на воскресной экоярмарке, устроенной все той же «Лавкой». Мероприятие проходит под мостом на «Стрелке». Лучшей позиции для продуктовой атаки на город, конечно не найти: с одной стороны, «Стрелка» занимает в буржуазно-богемной географии Москвы ровно то же место, что Красная площадь - в географии официозно-державной. С другой - это, наверное, единственная территория в пределах Бульварного кольца, где чувствуешь себя как на задах  оптового рынка. Ступени белокаменнного моста, ведущего от храма Христа Спасителя, круглый год залиты свежей мочой. Летом к ней добавляется  липкий, пропитанный машинным маслом асфальт Бресневской набережной; в воздухе стоит запах отбросов. Однако по случаю праздника экоурожая лестница отмыта с шампунем, а липкая набережная отгорожена изящными деревянными парапетами.

То, что творится по эту  строну парапетов, напоминает  сталинскую музыкальную комедию о вкусной и здоровой жизни, на которую еще и пролился золотой дождь хипстерства.  Смешанная толпа состоит из  журналисток  в открытых платьях, незаметных иностранцев  и московских  денди, гордо несущих молескины  в карманах помятых сатиновых пиджаков.

За столиком ипровизированного фуд-корта две нимфы обсуждают удачную покупку - платье Margella с 70-процентной скидкой, всего за 25 тысяч. «Одежда не должна значить так много, это неправильно - укоризненно качает головой подруга счастливой обладательницы. -Я считаю, деньги надо вкладывать в себя» - резюмирует она и элегантно впивается в немаленький бургер за 350 р.

Обстановка под мостом вполне сорочинская - из соседнего бара «Стрелка» доносится энергичный пауэр-поп, в декоративных  загонах гогочут гуси, истошно визжат левретки, на которых поминутно наступают заглядевшиеся на витрины  посетители. На витринах — калмыцкая баранина в вакуумной упаковке, мороженные голуби из Сочи, довольно мраморная говядина  из Подмосковья. Народ культурно стоит в очередях  за стейками (500 р.) и гамбургерами, игнорируя  оплот исконно руской кухни — столик Максима Сырникова, собирателя и реконструктора дедовских рецептов, который презентует здесь куриный рассольник и кашу. Зато все осаждают торговцев прохладной молочкой, и рядом с  прилавком Джей Роберта Клоуза вьется приличный хвост. Берут все, что есть — и рикотту, и  козий сыр в рассоле и по-деревенски простую свежую гауду. Сам продавец немного напоминает немца из русской прозы, собирательного карлываныча - аккуратные манеры, тонкие очочки, усы сапожной щеткой.

По приезде в деревню оказывается, что вся эта неметчина - чистый камуфляж. Ничего более русского, чем молочная ферма Клоуза, встречать мне еще не приходилось. Впрочем, фермой это хозяйство можно назвать только с большой натяжкой -во владении Джей Роберта находится  скромный надел в 15 соток. На этом обитаемом островке умещаются 8 коз, две коровы, три бычка, две собаки (одна, белая, лает, вторая, черная, кусает), дом, подсобка, хлев, картофельные грядки, теплица, сам Клоуз с русской женой Валентиной, а также рабочие Шерхан и Мохаммед. Периметр огражен провисшей проволокой, за ним — дикое, и, как утверждает хозяин, ничейное поле. Именно сюда Джей Роберт выгоняет пастись скотину. С фронта на поле наступают евродачи. С тыла участок Клоуза упирается в бетонный забор обанкротившейся фабрики по производству стеклопакетов, огромный фабричный корпус надежно загораживает хозяйство от Ленинградки, которая проходит в трехстах-пятистах метрах от дома.

Насамом  участке царит хаос созидания. Мотки веревки, килограмм десять выкопанной  картошки и куча песка, штабеля бетонных плиток для настила дорожек, огород  и бурьян, латаная-перелатаная «Нива»... все это образует протуберанцы и завихрения. Никаких четких границ, никакой симметрии. Вход на участок - откуда-то сбоку. Вдоль проволочной ограды жмутся кустики малины, через лужи перекинуты хлипкие мостки из ненужных досок, кирпичей и еще черт знает чего.Чертополох наступет на картошку. Козы тайно обгрызают ветви плодовых деревьев. Сам хозяин (в черных порваных сланцах поверх носков) занят поливом декоративной растительности, висящей в кашпо перед входной дверью его двухэтажного домика. Снаружи домик выглядит отчаянно летним. Внутри тоже.

Сыр Джей  делает тут же, в домике. Сам он живет на втром этаже, а первый  поделен между душем-туалетом, просторной кухней (до покупки земли Джей работал поваром, до сих пор он ставит кухню в новых московских ресторнах), десятиведерным террариумом с меланхоличной игуаной и сыроваренным оборудованием. Кухонный стол упирается в многофункциональный голландский чан из нержавейки. Койка - в самодельный пресс. К прессу подвешена пара тканых мешков с рикоттой, сыворотка стекает в пластикове ведро, в котором плавают какие-то лопухи. На холодильнике валяются две пачки «Золотой Явы», у двери висит распечатка с указом Петра I  “Ежели кто будет чинить препятствие ветеринарному делу, вешать того, невзирая на персоны».

Сам Джей Роберт очень озабочен - всем, кроме болтовни с журналистами. Его можно понять: с момента  переезда в деревню Клоуз стал довольно популярным медиаперсонажем. Говорящий американец в валенках -идеальный материал для народных медиа вроде «МК» и канала «Звезда», так что  историю своего дауншифтинга он рассказал уже, наверное, раз десять: жил в Мексике, Австралии, Париже, выучился на повара( «У меня были связи в Кордон Блё, так что я занимался бесплатно - заходил тихонько в класс и смотрел» ). В 93-м приехал в Россию, офигел от увиденного и мало-помалу втянулся. Был  шеф-поваром в дюжине московских ресторанов, да еще и поплавал по Волге, работая коком на круизных теплоходах.

Зачем уехал их Москвы ? «Устал от города. Хотел лучше питаться. Тут все свое  -овощи, фрукты, молоко, мясо. У меня три быка, каждый по четыреста-пятьсот кило. Через полтора года буду их резать и есть» Трудно в деревне? «Да - очень тихо отвечает Клоуз. Легко ничего не дается. Здесь столько дел, что вы себе и представить не можете. Начинаю в восемь утра и заканчиваю часа в три-четыре ночи. И без выходных, у коров  же нет выходных»

Впрочем, без этого признания видно, что здесь все делается если не на последние деньги, то из последних сил.  Даже общение наше  происходит так: Джей мечется по дому ,  а я бегаю за ним, задавая вопросы.

- Вот сыр: риккотта, старая гауда, мягкий сыр на лимонной закваске, соленый козий сыр, рикотта, рикотта, рикотта, молодая гауда с базиликом, молодая гауда с пажитником.. - Джей бегло перечисляет свою продкуцию и одновременно мечет на стол котейнеры с сырами. Старая гауда восхитительно пахнет сырной тухлятинкой, на ней буйно растет симпатичная плесень.  - Старые сыры я в основном для себя держу, не продаю.

Джей стремительно отрезает два толстенных ломтя самодельного хлеба, запихивает их в тостер и , поджарив , щедро намазывает рикоттой.

- А откуда фермент берете?

- Заказываю в Голландии.  - Джей открывает морозильник, достает оттуда кусок мороженого мяса, а из под него - пакетики с сычужным  («жемчужным» - как называет его сам Клоуз) ферментом. Мясо он ту же бросается запихивать в другой морозильник, но кусок не лезет  -мешает наморозь. Наконец, Джею удается отбить изрядную льдину, она падает на пол, рядом с ведром молока. Джей пристально смотрит на льдышку, потом на ведро и зовет работника Шерхана, требуя немедленно проверить температуру молока. Шерхан уволакивет ведро куда-то на плиту. Я совершенно перестаю понимать происходящее. К счастью, мы уже выходим на пробежку вокруг дома: старый сарай, переделанный в холодную комнату (кажется, она пока не работает), новый, еще недостроенный хлев, картошку с сорняками

- Вы их не косите?

- Косил. Сенокосилка сломалась. И коса сломалась. Все сломалось - Джей замолкает

- А почему у вас кур нет ? На фермах же все кур держат...

- Куры были, но их всех кто-то съел. Может, хорек, может, собака , не знаю. Решил больше с ними не связываться.

- У вас есть погреб? Где вы сыры выдерживаете?

- У меня погреба нет, но погреб есть у соседа, у него и держу. Ну и в холодильниках.

Мы подходим к чему-то напоминающему беседку. Это моя джакузи -говорит Джей, по усталой  интонации невозможно понять, шутит он или нет. Джакузи оказывается надувным бассейном с крышкой. Под ней - грязноватая вода, в которой плавает пластиковая канистра.

- То есть вы тут действительно моетесь?

- Ну да, это экономнее, чем в душе. Зимой тут плюс тридцать, я искупаюсь  - и в снег.

Наступает время перекура. Я наседаю:

- Так вы не жалеете, что ввязались во все это?

- Да нет. Я знаю, многие ненавидят сельский труд. А мне нравится. Я не банкир, не юрист, я действительно делаю  что-то полезное. И людям нравится.

Все говорят, что сельское хозяйство в России невыгодно - я согласен. Но что мне теперь делать -продать коров, оборудование и найти другую работу? Я не сдаюсь. Нужно чуть увеличить объемы. Больше обьем - меньше издержки, ниже цена для клиентов.

Я ведь тоже не рад продавать так дорого (килограмм сыра у Клоуза стоит примерно 600р -прим. ред)

Докурив, Клоуз ведет меня смотреть дорогу до деревни, которую он намерен восстанавливать  собственными силами. На дороге я снова теряю чувство реального: дойдя до конца реконструируемого отрезка, заваленного ошметками  асфальта и гравием, Джей вдруг нагибается и начинает сосредоточенно вытаскивать из песка застрявшуе в нем плитку. Закончив с плиткой, он возвращается было к дому, но вдруг хватает лежащие на земле грабли и начинает помогать Мохаммеду разравнивать колобину. Проходит десять минут, я в молчании наблюдаю за этой работой.Проходит еще минут пять, я не выдерживаю и прощаюсь. - Пока! -бросает Клоуз сквозь грабли.

- Сыра-то купить не хотите?

Источник: "Русский репортер" №33 (211) 25 августа,