01.07.2011 | Наука

Тень медицины

C точки зрения физиологии и медицины гомеопатические средства никак не могут быть действенными.

В современном обществе наряду с общепризнанной медициной существует немало альтернативных систем лечения и оздоровления. Одни опираются на многовековые лечебные традиции (как, например, традиционная китайская медицина), другие от начала до конца придуманы своими основателями; некоторые выглядят вполне респектабельными, другие вызывают ироническую усмешку у всех, кроме узкого круга горячих приверженцев. Но, пожалуй, ни одна из них не находится в столь двусмысленном положении, как гомеопатия.

С одной стороны, этой системе не учат в медицинских институтах, ее последователей не берут на работу в обычные больницы и поликлиники, статьи, основанные на гомеопатических представлениях, не печатают в профессиональных медицинских журналах. С другой – во всех цивилизованных странах вполне легально существует обширная сеть гомеопатических аптек, кабинетов, клиник и даже институтов. Гомеопаты выпускают собственные журналы, собирают конференции и семинары. Слово «гомеопатический» прочно вошло в язык и употребляется в сферах, далеких от медицины. При этом с точки зрения официальной медицины всего этого как бы не существует.

Рождение канона

Всякий, кто хоть мимолетно интересовался историей гомеопатии, знает, что и создателем ее самой, и автором слова, ставшего ее именем, был немецкий врач Христиан Фридрих Самуэль Ганеманн (его фамилию следовало бы писать по-русски «Ханеманн», но с двухвековой традицией не поспоришь). Он получил классическое медицинское образование и со временем приобрел обширную медицинскую практику в Дрездене, а затем в Лейпциге.

Нам сегодня трудно даже вообразить, что представляла собой тогдашняя медицинская практика.

Пожалуй, любой из тогдашних врачей, перенесись он со своими методами в наше время, не только немедленно лишился бы лицензии и диплома, но и вряд ли избежал бы уголовного преследования.

Но не будем забывать: из всего, что знает современная наука о человеческом организме, в распоряжении тогдашних докторов были только общие сведения об анатомии. Физиология только зарождалась, патофизиологии не было вовсе – как не было микробиологии, иммунологии, гистологии и множества других дисциплин, без которых сегодня немыслимы ни лечение, ни даже диагностика. В сущности, медики XVIII века почти ничего не знали ни о том, как работает здоровый человеческий организм, ни о том, что именно нарушается в нем при той или иной болезни.

Отсутствие конкретных и достоверных знаний нисколько не мешало, а пожалуй, даже способствовало расцвету теорий – чисто умозрительных, натурфилософских, основанных обычно на самых общих рассуждениях о природе вещей и явлений. Чуть ли не у каждого знаменитого европейского врача была собственная теория о причине всех болезней (то, что все болезни должны в конечном счете сводиться к единой причине, не вызывало сомнений). Разные светила медицины видели эту универсальную причину в повреждениях духа и его ошибках в управлении телом, в чрезмерном или недостаточном «жизненном тонусе», в нарушении баланса определенных химических веществ в организме, в желудочных нечистотах и желчи, в завалах и засорах внутри кровеносных сосудов и пищеварительного тракта, в чрезмерной или недостаточной раздражимости... В соответствии с этими теориями назначалось и лечение: сторонники «жизненного тонуса» прописывали своим пациентам возбуждающие или успокоительные средства, приверженцы «гастрической» теории – рвотные и слабительные, а уж кровопускания широко практиковали все школы.

Надо отдать должное доктору Ганеманну – он начал не с теоретических гаданий о причине всех болезней, а с клинических наблюдений.

Доступными для них были в ту пору только характерные внешние проявления болезней – симптомы, и Ганеманн пытался установить, как они меняются под действием тех или иных лекарств. Его интересовало и то, как действуют лекарства на здорового человека – и в этих экспериментах главным подопытным был он сам. Сегодня такой подход называют «методом черного ящика»: если нельзя выяснить внутреннее устройство сложного объекта, исследователь воздействует на него тем или иным образом, регистрирует изменения и пытается найти закономерности, связывающие воздействие с ответом.

В этих исследованиях ему пришлось отказаться от принятой тогда практики прописывания чрезвычайно сложных по составу лекарств (некоторые популярные в ту пору средства включали 50 – 70 компонентов – в расчете на то, что хоть какой-нибудь поможет). Понятно, что если такое снадобье действовало, связать его эффект с конкретным веществом было невозможно. Ганеманн, будучи не только врачом, но и первоклассным химиком,  пользовался чистыми веществами или (поскольку выделять индивидуальные органические вещества тогдашняя химия еще не умела) препаратами из одного вида растений.

В 1790 году Ганеманн испытывал на себе действие коры хинного дерева, одного из немногих в ту пору по-настоящему эффективных средств против конкретной болезни. Он обнаружил, что в больших дозах хина вызывает у здорового человека лихорадку, очень сходную с внешними проявлениями малярии – той самой болезни, которую она так успешно излечивает. Это и натолкнуло его на мысль: а может, это общий принцип? Может, всякое эффективное средство в больших дозах порождает те самые болезненные проявления, которые оно лечит в малых? Если это так, то для любой болезни, даже не зная ее причин, можно подобрать лекарство: достаточно лишь найти вещество, которое вызывает те же симптомы, и хорошенько его разбавить.

Шесть последующих лет непрерывных экспериментов, наблюдений, пристрастного штудирования сочинений классиков и коллег убедили Ганеманна, что так оно и есть. В 1796 году он публикует статью «Опыт нового принципа для нахождения целительных свойств лекарственных веществ с несколькими взглядами на прежние принципы», в которой излагает свои выводы. Там еще нет слова «гомеопатия», но есть оба ее главных принципа: подобное лечится подобным, и болезнетворный агент превращается в целительный, если применять его в малом количестве.

Спустя 14 лет Ганеманн подробно изложил свою систему в книге «Органон врачебного искусства» (где, кстати, впервые назвал ее «гомеопатической», противопоставив ее тем самым всей остальной «аллопатической» медицине). Уже к этому времени он и его метод были довольно известны не только в Германии, но и в остальной Европе, выход книги же сделал его еще популярнее – только при жизни автора она переиздавалась четырежды. В 1820-х годах последователи Ганеманна уже практиковали от Лондона до Санкт-Петербурга; начали появляться и гомеопатические клиники. Новое направление оформилось окончательно.

Наука говорит «нет»

С точки зрения сегодняшних представлений о причинах и механизмах болезней система Ганеманна выглядит таким же сплошным недоразумением, как и теории его современников. Возможно, передозировка хины и в самом деле может вызвать у человека лихорадку, но ее лечебный эффект в основном обусловлен воздействием на организм не человека, а плазмодия – возбудителя малярии: содержащийся в ней алкалоид хинин угнетает бесполое размножение одной из стадий жизненного цикла этого паразита. При чем же тут «подобное подобным»?

Но и при заболеваниях, вызываемых не внешними болезнетворными агентами, а регуляторными нарушениями в самом организме, гомеопатический подход часто просто неприменим. Как прикажете лечить «по Ганеманну», например, ишемическую болезнь сердца? Сверхслабыми растворами алкоголя (который в больших дозах угнетает сердечную деятельность) и барбитуратов? Или холестерина? А как быть с раком? На той стадии, когда появляются клинические симптомы, эта болезнь уже почти непобедима. А до того растущая опухоль выдает себя разве что присутствием в крови характерных белков-онкомаркеров – но какой препарат может имитировать такой «симптом»?

Впрочем, и в тех случаях, когда гомеопатическое лечение может быть назначено, оно неизбежно оказывается сугубо симптоматическим. На это его обрекает сам основной метод гомеопатии – «лечить подобное подобным». Дело в том, что «подобие» лекарства и болезни устанавливается не по механизмам их действия (которые не всегда известны и сейчас, а во времена Ганеманна не были известны вовсе), а по сходству вызываемых ими симптомов. Соответственно и лечение может быть направлено только на изменение симптомов – других критериев его успешности у врача-гомеопата нет.

Вдобавок гомеопатический подход практически не оставляет места для хирургии и вообще любых нефармакологических методов. «Вам когда-нибудь приходилось слышать, что больной после тяжелой гомеопатической операции умер потом в гомеопатической реанимации?» – шутит один из современных критиков гомеопатии.

В самом деле, даже если не брать хирургию (которая, кстати, в XVIII веке и не считалась частью медицины), трудно придумать гомеопатический аналог, например, дефибриллятора или ортопедических конструкций.

О знаменитых гомеопатических разведениях надо сказать отдельно. Из того, что разница между лекарством и ядом состоит лишь в дозе, легко сделать вывод, что чем меньше доза, тем сильнее ее лечебный эффект. Именно по этому пути и пошел Ганеманн, разработав технологию многократных разведений. Из исходного раствора, содержащего действующее вещество в привычной для аптекарей концентрации, берется десятая часть и смешивается с девятью объемами воды. После энергичного перемешивания десятая часть вновь полученного раствора разбавляется еще вдесятеро, затем еще и еще – пока гомеопат не решит, что полученная доза достаточно мала. Для ряда веществ десятикратных разведений понадобилось бы слишком много, поэтому их растворы при каждой манипуляции разбавляют в 100, тысячу и более раз. Конечный раствор характеризуется буквой (D означает, что раствор всякий раз разбавляли вдесятеро, С – в сто раз и т. д.) и цифрой, указывающей на число циклов разбавления: 3С означают три десятикратных разбавления (т. е. концентрация действующего вещества по сравнению с исходным раствором уменьшена в 1000 раз), 7D – семь стократных и т. д. Часто окончательный раствор при помощи обычных аптекарских процедур переводят в твердую форму (обычно – в сахарную «горошину»).

Вопрос о том, остается ли в окончательном растворе хоть что-то от действующего вещества, Ганеманна и его первых последователей не беспокоил: XVIII век был веком торжества анализа бесконечно малых величин (дифференциального и интегрального исчислений), основанного на том, что любую сколь угодно малую «порцию» можно разделить на еще меньшие части, не меняя ее природы. Но уже в первые годы нового, XIX века труды Джона Дальтона утвердили в науке атомно-молекулярные представления, а к середине столетия ученые уже могли определить, сколько молекул содержится в грамме или литре того или иного вещества. Что неожиданно стало сильнейшим ударом по теоретическим основам гомеопатии.

В самом деле, допустим, мы хотим приготовить гомеопатический препарат йода (весьма популярного у гомеопатов вещества). Берем, скажем, один грамм, растворяем в 100 миллилитрах воды, зачерпываем миллилитр, разбавляем опять до ста и т. д. Атомный (он же молекулярный) вес йода – 127. Это означает, что число атомов йода в 127 граммах этого вещества равно числу Авогадро – 6×1023. Стало быть, в нашем исходном грамме содержалось примерно 6×1023 : 127 ≈ 4,72×1021 атомов. И значит, уже при разведении 10С (оно же 20D) в 100 миллилитрах готового лекарства окажется всего около 50 атомов йода. А если мы захотим разбавить его еще в сто раз, у нас останется... меньше половины атома. (На самом деле это означает, что шансы на то, что в нашем растворе есть хоть один атом йода, меньше 50%.)

Из этого следует, что в препаратах с разведением выше 11С – 12С (а в гомеопатии часто используются и куда более высокие разведения) действующего вещества попросту нет вовсе.

Попытка как-то объяснить, как такой раствор может продолжать действовать, была предпринята только в 1980-е годы французским иммунологом Жаком Бенвенистом. Он предположил, что исходное вещество как-то структурирует молекулы воды, и этот порядок («память воды») сохраняется даже тогда, когда в данной порции раствора уже не остается ни одной молекулы исходного вещества. Он-то, мол, и оказывает терапевтическое действие. Но, как показали прямые эксперименты, в отсутствие действующего начала молекулы воды способны сохранять упорядоченность лишь в течение пикосекунд (т. е. триллионных долей секунды). А вот опыты самого Бенвениста так ни разу и не удалось воспроизвести при независимой проверке.

Впрочем, как раз для таких веществ, как йод, проблема скорее обратная: в любом «гомеопатическом» растворе его неизбежно окажется слишком много. Из 100 мл даже самых бедных йодом природных вод можно выделить 50 – 70 нанограмм этого элемента, а в 100 мл обычной водопроводной воды его содержится 4 – 8 микрограмм. Это почти соответствует разведению 4С для нашего исходного препарата, и добиться более высоких разведений с такой водой в принципе невозможно: «наш» йод уже ничего не добавляет к тому, что содержится в самом растворителе.

Получается, что с точки зрения физиологии и медицины гомеопатические средства никак не могут быть действенными, а с точки зрения физики и химии они и существовать-то не могут (во всяком случае – такими, как их описывают сами гомеопаты). Но врачебные методы и направления медицины существуют не для того, чтобы соответствовать научным теориям: их задача – помогать больным. В конце концов, если то или иное лечение оказывается эффективным вопреки всем теориям, то это теории следует приводить в соответствие с новыми фактами. Судьбу гомеопатии должен решить один-единственный вопрос: в самом ли деле гомеопатическое лечение может исцелять те или иные болезни или хотя бы облегчать страдания больных?

Как ни странно, ответить на этот вопрос оказалось не так-то просто.

Золотой век

Как известно, ход и исход болезни зависят не только от применяемого лечения, но и от множества других причин, отделить которые друг от друга в конкретном индивидуальном случае нельзя (подробнее см. «Вокруг света» №7, 2009). Современная медицина решает эту проблему при помощи статистики, сглаживающей и усредняющей индивидуальные различия и позволяющей на этом фоне увидеть эффект именно применяемого лечения. Но во времена Ганеманна медицинской статистики еще не существовало в природе. Врачебный опыт аккумулировался в виде «казусов» – конкретных историй болезни. Если больной выздоравливал, это считалось подтверждением правильности выбранного лечения; если не выздоравливал – свидетельством того, что медицина, увы, не всесильна. Понятно, что любой врач мог привести примеры, «доказывающие» пользу той или иной системы лечения.

Однако уже в XIX веке появляются и более объективные показатели. Согласно официальным отчетам, во время эпидемий холеры, неоднократно случавшихся в викторианской Англии, смертность от этой болезни в гомеопатических клиниках неизменно была в разы ниже, чем в обычных больницах. Особенно впечатляют данные о вспышке холеры в Лондоне в 1854 году: из поступивших в лондонскую гомеопатическую лечебницу на Голден-сквер холерных больных умерло 16,4%, в то время как среднее значение этого показателя для всех лондонских клиник составляло 51,8%. Сходные цифры были получены и для других городов и стран (в частности, для вспышки холеры в Вене в 1836 году), а также для других инфекционных болезней – дизентерии, пневмонии и т. д.

Получалось, что «неправильное» гомеопатическое лечение помогает гораздо лучше, чем «правильное».

Увы, все эти данные относятся ко временам, когда «официальная» медицина все еще недалеко ушла от того плачевного состояния, в котором она пребывала веком раньше. Хотя уже было известно, что холера – заболевание инфекционное, считалось, что она передается с «миазмами», насыщающими зараженный воздух. В лучших клиниках врачи следили за регулярным проветриванием палат, не слишком интересуясь обращением с пищей, водой и отхожими местами – что превращало больницы в рассадники инфекции. Что же до применяемого в них лечения, то нередко оно в самом деле было «хуже болезни»: ту же холеру в некоторых вполне респектабельных клиниках лечили кровопусканием, пиявками и «изнуряющей диетой» (попросту говоря, умирающим от обезвоживания людям не давали ни есть, ни пить). В других случаях в дело шли сулема, экстракты ядовитых растений (например, белладонны), сильные рвотные и даже прижигание каленым железом.

На фоне подобной «интенсивной терапии» гомеопаты, предлагавшие пациентам фактически чистую воду и пилюли-пустышки, имели уже то преимущество, что они не вредили дополнительно организму больного. Конечно, их «лекарства» не обладали никаким физиологическим действием, но то же самое можно сказать и о подавляющем большинстве средств, применявшихся медиками в середине XIX столетия: по оценке современного исследователя Ховарда Броди, основную масса применявшихся тогда лекарств составляли снадобья, которые сегодня могли бы претендовать в лучшем случае на статус биодобавок.

Однако именно в середине XIX века начинается быстрый прогресс медицины, связанный с переходом ее на научную основу. Распространение принципов асептики и антисептики, появление вакцин, открытие витаминов сделали возможным радикальное сокращение смертности от инфекционных болезней, раневых осложнений и авитаминозов. Успехи в лечении болезней, вызванных внутренними причинами, были более скромными, но все же к рубежу XIX – XX веков медицина уже могла опираться на конкретные и цельные представления о нормальной и патологической физиологии – что позволяло ей начать наступление и на эти недуги.

Для гомеопатии же все эти изменения прошли мимо: как ее теоретические основы, так и арсенал ее средств в XX веке оставались практически теми же, какими их создал Ганеманн в XVIII-м. Прогресс состоял разве что в том, что американский гомеопат и религиозный философ Джеймс Тейлор Кент составил «Реперториум» – справочник клинических симптомов и вызывающих их препаратов. Эта обширная база данных, неоднократно уточнявшаяся и дополнявшаяся, стала со временем незаменимой для гомеопатов-практиков.

В гомеопатической литературе все реже можно было увидеть статистику смертности для гомеопатических и «аллопатических» клиник – такое сопоставление теперь оборачивалось не в пользу гомеопатии. Зато все чаще звучали утверждения, что гомеопатия-де лечит не болезнь, а больного, что «гомеопатические препараты назначаются в зависимости не от заболевания, а от личности больного», и потому, мол, любые статистические сравнения здесь неуместны. Место объективных цифр вновь заняли «казусы» – истории конкретных исцелений в результате применения гомеопатических средств.

Старый знакомый эффект

А в самом деле – статистика статистикой, но как быть со множеством людей, утверждающих, что именно гомеопатическое лечение исцелило их от различных болезней – зачастую после длительного безуспешного лечения у обычных врачей? Ответ официальной медицины на этот вопрос можно свести к двум словам: эффект плацебо.

Мы уже писали об этом удивительном явлении, при котором таблетка-пустышка становится сигналом, мобилизующем «внутреннюю аптеку» организма (см. «Вокруг света» № 7, 2007). Поэтому здесь напомним только, что эффективность плацебо-лечения может быть очень различной – от нулевой до почти не уступающей эффективности «настоящих» лекарств, – и это зависит не только от природы болезни, но и от личности больного и особенно – от его доверия конкретному врачу и его назначениям. Именно в этом отношении у гомеопатии есть ряд преимуществ перед официальной медициной. В гомеопатические кабинеты пациентов не направляют из районных поликлиник и не привозят на «скорой помощи». Обращение к гомеопату – это практически всегда активный и сознательный выбор, предполагающий изрядный кредит доверия. К тому же врачи-гомеопаты могут позволить себе длительный осмотр и опрос пациентов, что тоже укрепляет доверие к ним.

Конечно, играют свою роль предписания, касающиеся диеты и режима (которые зачастую и становятся главной причиной исцеления) и т. д. Но основной механизм действия собственно гомеопатических препаратов – это эффект плацебо.

Эта версия позволяет убедительно объяснить не только гомеопатию в целом, но и некоторые конкретные особенности. Например, полное бессилие гомеопатии в лечении рака или шизофрении (как известно, ни на психозы, ни на процессы клеточного перерождения эффект плацебо практически не действует). Однако последователи Ганеманна его категорически отрицают, ссылаясь на то, что гомеопатические препараты действуют, в частности, на животных и маленьких детей, у которых не может быть эффекта плацебо.

Что касается младенцев, то это отнюдь не так очевидно. По мнению психологов, огромную роль в эффекте плацебо играет ощущение больного, что о нем заботятся, – чувство, которое не просто доступно младенцам, но является для них жизненно важным. Уже сам дефицит такого чувства может стать причиной заболевания ребенка. Но вот представить себе кошку, которую излечила вера в действенность скормленной ей пилюли, действительно трудновато. Правда, и о том, почувствовала ли она себя лучше, сама кошка тоже не скажет: как правило, сведения о действенности гомеопатических препаратов исходят от владельцев животных. При этом речь идет опять-таки о «казусах», конкретных случаях: никаких данных о статистически достоверных испытаниях гомеопатических препаратов на животных никто никогда не представлял. Поэтому, кстати, американское Управление по продовольствию и лекарствам – знаменитое FDA – не одобрило применение гомеопатических препаратов в ветеринарной практике.

Что же касается «человеческой» медицины, то у нее данных о клинических испытаниях гомеопатических средств тоже немного: если в официальной медицине такие испытания сегодня стали обязательным условием, без которого новое средство просто не будет допушено в практику, то гомеопатия освобождена от этого требования. В самом деле, если всякое гомеопатическое лекарство сугубо индивидуально и больше зависит от личных особенностей больного, чем от вида болезни, то любые статистические процедуры (основанные на сравнении множества однотипных случаев) оказываются не только ненужными, но и в принципе некорректными. Тем не менее время от времени такие испытания все-таки проводятся, и хотя их число несопоставимо с числом испытаний «аллопатических» лекарств, оно все же достаточно для некоторых выводов.

Их и сделали авторы обзора, опубликованного в 2005 году в авторитетнейшем медицинском журнале The Lancet. Им удалось найти данные по 110 испытаниям гомеопатических средств, применявшихся для лечения самых разных патологий – от ОРЗ до грыжи. При их анализе выяснилась интересная закономерность: положительный эффект был тем больше, чем меньше пациентов участвовало в испытаниях и чем больше были отклонения от принятых стандартов. Если же все необходимые условия (большое число участников, случайное распределение их между опытной и контрольной группой, двойной слепой метод и т. д.) были соблюдены, положительного эффекта не наблюдалось вовсе. То есть не то чтобы гомеопатия совсем не помогала – но она помогала ровно в той же мере, что и заведомое плацебо, которым пользовали контрольную группу.

По мнению авторов обзора, это позволяет считать, что лечебное действие гомеопатических препаратов целиком обусловлено эффектом плацебо. Как известно, если что-то выглядит, как лягушка, прыгает, как лягушка, и квакает, как лягушка, то скорее всего это и есть лягушка.

Кого считать гомеопатом

Впрочем, ни непримиримые противоречия сразу с целым рядом фундаментальных наук, ни отсутствие статистически достоверных результатов оказались неспособны поколебать популярность гомеопатии. Сегодня она не испытывает дефицита ни в пациентах, ни в кадрах специалистов. Причем многие современные гомеопаты имеют вполне респектабельные дипломы – врачебные или фармацевтические.

Это, однако, никак не содействует сближению гомеопатии с официальной медициной. В ХХ веке отчуждение между ними достигло той степени, когда эти направления даже не ведут дискуссий по принципиальным вопросам: идеи и концепции современной медицины просто невозможно выразить в терминах гомеопатии и наоборот.

Например, как перевести на язык современной науки такой экзаменационный вопрос 2005 года: «Псоринум и сера – средства против Псоры. Объясните, каким образом действие этих средств отражает их миазматическую природу»?

Врачебное сообщество смирилось с существованием гомеопатии, но при этом ревниво следит, чтобы последняя не переходила границы отведенной ей резервации. Особенно часто ареной таких «пограничных инцидентов» становится почему-то Великобритания. В 2007 году видные британские врачи выступили против того, что некоторые третьеразрядные английские университеты начали выпускать спецталистов по гомеопатии. (В результате скандала часть этих университетов отказалась от преподавания сомнительной дисциплины вовсе, а другие включили ее в цикл гуманитарных курсов.) В прошлом году открытое письмо группы молодых британских ученых-медиков вынудило Всемирную организацию здравоохранения публично определить свое отношение к гомеопатии – категорически осудить ее применение при лечении ВИЧ-инфекции, туберкулеза, малярии и других серьезных заболеваний (что практикуется сегодня в некоторых странах Африки) и потребовать от организаций-партнеров отказа от всякого содействия этой практике. А в этом году сотни врачей – делегатов конференции Британской медицинской ассоциации (BMA) призвали немедленно прекратить любое прямое или косвенное государственное финансирование гомеопатического лечения. По их мнению, в условиях, когда Национальной службе здравоохранения придется в течение нескольких лет сократить расходы на 20 млрд фунтов стерлингов, тратить деньги налогоплательщиков на «дорогие сахарные таблетки» абсолютно недопустимо.

Впрочем, враждебное отношение со стороны официальной медицины не очень беспокоит гомеопатов. Гораздо опаснее, по их мнению, происходящая в последние десятилетия эрозия основных принципов учения Ганеманна. Освобождение от требования клинических испытаний препаратов сыграло с гомеопатией злую шутку: стоит любому нерадивому производителю написать на своих пилюлях (из чего бы они ни состояли и как бы ни были приготовлены) «гомеопатическое средство» – и он может выбрасывать их на рынок без долгих и дорогих испытаний, пройдя лишь тесты на безопасность. Правда, такую же привилегию дает маркировка «биодобавка», но этот термин уже изрядно скомпрометирован. А гомеопатия с ее двухвековой традицией и каким-никаким авторитетом в обществе – это перспективый брэнд.

В результате изрядную долю рынка современных гомеопатических средств занимают откровенные биодобавки, экстракты трав и прочая квазифармацевтическая дребедень.

Многие из них содержат, если верить их этикеткам, несколько разнородных действующих начал, причем по крайней мере часть из них – отнюдь не в гомеопатических концентрациях (впрочем, последние нередко вообще не указываются). Так, одно из самых известных «гомеопатических» средств – бальзам «Биттнер» – представляет собой обычную водно-спиртовую настойку, содержащую более 25 растительных компонентов во вполне «аллопатических» дозах. Дело дошло до того, что в сознании многих людей слово «гомеопатия» стало синонимом обычного траволечения (фитотерапии). Разумеется, это вызывает законное возмущение сторонников ортодоксальной гомеопатии. Но что они могут сделать? Эксклюзивного права на слово «гомеопатический» у них нет, да и в любом случае отказ от критериев научной достоверности неизбежно приводит в компанию шарлатанов и самозванцев.

Тем не менее тысячи людей ежедневно принимают гомеопатические средства. И многие из них готовы поклясться, что это им очень помогает.

Источник: «Вокруг света» №11, 2010,