В конце мая в Москве на Новинском бульваре напротив американского посольства собираются открыть памятник Иосифу Бродскому работы Георгия Франгуляна и Сергея Скуратова. Памятник готов уже давно, его модель и отлитую в бронзе фигуру Бродского высотой в 3 м 30 см много раз показывало телевидение. На сложенных в прямоугольник гранитных плитах стоят 14 плоских фигур. 13 фигур, объединенных в две группы, изображены схематично, а сам Бродский, стоящий особняком,— единственный, кому досталось рельефное изображение тела и лица.
"Мы все, как тени, мелькаем в этой жизни,— объясняет скульптор в многочисленных интервью,— а кому-то удается пропечататься и остаться".
Бродский стоит, закинув голову, прикрыв глаза, засунув руки в карманы штанов.
Стой фигура Бродского в одиночку, это было бы отличное воплощение его расхожего образа — одновременно и поэт не от мира сего, и вполне преуспевший в мире сем человек. Запрокинутая голова означает, что поэт, существо неотмирное, смотрит то ли ввысь, то ли внутрь себя, а заграничный прикид, включающий остроносые (как сообщает сам скульптор, итальянские) ботинки, и общая вальяжность означают, что все у этого человека сложилось очень неплохо — слава, премия, загранпоездки.
Эта элегантно одетая тень словно вышла на минутку из американского посольства, чтобы продемонстрировать соотечественникам свою избранность и свое благополучие,— постоит, покрасуется и вернется обратно.
Но Георгий Франгулян придал этой вальяжной тени свиту безликих спутников — и в результате вышел памятник не Бродскому, а чему-то совсем другому. Безликость и анонимность — ключевые идеи поэзии Бродского, но вся их парадоксальность и сила в том, что лица и имени лишены не другие, а сам говорящий, сам "я" — "я, иначе — никто, всечеловек, один из". Памятник же все распределяет без всяких парадоксов — одним безликость, другим — лицо и итальянские ботинки.
Есть победитель, и есть толпа безликих теней, которым не удалось "пропечататься и остаться". Это уже не Бродский наивных представлений о небесном и нобелевском избраннике, а Бродский, которого любят считать союзником наши защитники идеологии личного успеха.
Конечно, их идеология имеет общего с индивидуализмом Бродского одно название, а из его стихов они обычно помнят только строчку "ворюга мне милей, чем кровопийца", которой умеют оправдывать что угодно, включая даже и само кровопийство. Но памятник, который будет стоять на Новинском бульваре, так откровенно изображает деление людей на победителей и проигравших, так простодушно предлагает нам этим делением полюбоваться, что становится памятником не Бродскому, а именно что личному успеху как таковому. Конечно, этот успех здесь переведен в возвышенный экзистенциальный план — но впрямую же памятник богачам и чиновникам в окружении неудачников не поставишь, такой памятник и может быть только метафорическим, только косвенным.
К тому же при всей метафоричности и косвенности смысл памятника легко переводится на язык цифр — нам сообщается, что на 13 безликих и схематичных фигур приходится одна фигура, имеющая лицо и вообще элегантный вид,— иначе говоря, на 93% неудачников приходится 7% людей состоявшихся. Вот эти 7% памятник и прославляет.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»