Театр "Практика"
22.04.2011 | Театр
Бабушки-девушкиВыпускницы мастерской Олега Кудряшова играют в "Практике" бабушек безо всякого грима
В «Практике» поставили спектакль «Бабушки». Рассказывают, что это давний проект, который Светлана Землякова, преподавательница на курсе Олега Кудряшова в РАТИ, затеяла давно, видимо, еще как дипломный. Но сложился спектакль только сейчас, когда его главные участницы, шесть девушек – Ирина Сухорецкая, Надежда Лумпова, Марина Ворожищева, Ирина Латушко, Яна Гурьянова и Елена Махова - уже окончили институт. В основе спектакля лежала очень продуктивная идея – рассказать о деревенских старухах, об их жизни, молодости, детях, и о том, каково им сегодня. Но рассказать – их голосами. Для этого вроде бы взялись использовать знакомую технику документального театра, но только вместо живых бабушек источником спектакля стали аудио и видоеоматериалы, собранные сотрудниками Института Русского языка в последние лет десять и хорошо известная фольклористам книга «Русская деревня в рассказах ее жителей» под редакцией Леонида Касаткина. Самого Касаткина, вернее, некоего столичного фольклориста, играет Александр Кащеев, будто бы приехавший в деревню, записывать рассказы бабушек.
А дальше начинается самое интересное, поскольку девочки играют бабушек чудесно: одетые в какие-то ношеные-переношенные пальто-платки-ушанки-валенки (художницы спектакля – студентки курса Дмитрия Крымова Алина Бровина и Александра Дашевская) – они усаживаются рядком на скамейке перед микрофоном и принимаются, сначала смущенно, а потом все свободнее говорить о себе.
Пересказывать горькие судьбы жизнелюбивых бабок смысла нет, тут вся наша история: как сутками работали в колхозе, как выходили замуж без любви, как били их и умирали мужья, и дети - кто умирал, кто уезжал и забывал. А еще как смеялись, пели, танцевали в самодеятельности. Но дело не в самих этих историях, хотя они сильные и – самое главное – настоящие. А в том, как именно девочки на наших глазах безо всякого грима оказываются бабушками, как у каждой проявляется характер и видно, кто здесь заводила и певунья, а кто – тихоня. Какие они смешные, обаятельные, трогательные – без слез и пошлой сентиментальности. Как замечательно они ловят и передают ту самую музыку разной русской речи, за которой охотятся диалектологи. Как красиво и слаженно поют хором (еще бы – курс Кудряшова всегда славился музыкантами).
Каждая из актрис играет конкретную женщину, у нее есть реальное имя, а в программке даже написана ее биография. Все эти бабушки из разных мест – из центральной России, из Сибири, с севера, понятно, что на самом деле диалекты у них разные и, если актрисы их точно передают, то с точки зрения профессора Хиггинса, жить в одной деревне они никак не могли бы. Но для спектакля это, пожалуй, не важно.
Хуже то, что, не доверяя логике самого текста и характеров, примерно посредине действия режиссер вдруг решает, что, видимо, таким бесхитростным настоящий спектакль быть не может. И берется, во-первых, поддать режиссуры, отчего в зловещем красном свете бабки вдруг начинают хором гудеть голосами роботов, какие-то страшные моменты из прежних рассказов, (а на экран за их спинами идет картинка как сыпятся красные звезды и прочие предметы ушедших времен). А во-вторых, поддать морали – и скромный юноша-фольклорист, видимо, под впечатлением от ужасов жизни и одновременно высокой духовности старух, вдруг принимается мечтать, что будет рассказывать сыну сказки, ходить с ним в церковь, отдаст в бассейн, почему-то выбросит все книги, и вообще воспитает его настоящим мужчиной.
Изо всех этих глупостей спектакль каждый раз снова, но уже с некоторым скрипом, выруливает к настоящим старухам, которые смеются, поют, впадают в гнев, читают молитвы и несмотря ни на какие несчастья не хотят уезжать из родных мест. А в конце актрисы снимают накрученное на них тряпье и оказываются хорошенькими девушками в разноцветных платьях. И хотя это можно было бы предположить, все равно кажется удивительным, как фокус.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.