Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

01.06.2011 | Театр

Отец и сын

Спектакль Ромео Кастеллуччи на Чеховском фестивале

Ромео Кастеллуччи — визионер и провокатор, всегда говорящий о важном, но языком шокирующим, отталкивающим, раздражающим, — в последние годы становится все более и более значимой фигурой в европейском театре.

Неудивительно, что его новая постановка с прихотливым названием «Проект J. О концепции лика Сына Божьего» сделана в копродукции с почти двумя десятками главных театральных фестивалей Европы, рассчитывающих, что именно у них будет сыгран этот сорокаминутный спектакль-жест, действие которого развивается под взглядом гигантского Иисуса с картины Антонелло да Мессина. То есть «Проект J» — это проект «Иисус».

На фоне лика, смотрящего прямо в зал, играется история о старике-отце и взрослом сыне. Белая мебель, чистый старик в белом халате, сын в белой сорочке с галстуком, перед уходом помогающий отцу принять лекарство, разговаривая с ним как с ребенком о телепередаче, родственниках, любимых конфетах. Но когда сын уже стоит на пороге, по стонам и извиняющемуся бормотанию старика он понимает, что отец обделался. С трудом сдерживая досаду начинает его переодевать и мыть. Все очень подробно и умело: надеть резиновые перчатки, раздеть отца, снять с него памперсы, вытереть бумажным полотенцем тело и диван, принести тазик с водой. Закинуть за спину галстук, чтобы не падал в грязь. Физиология также подробна — коричневые пятна на халате и нижней рубашке, потеки по ногам. Старик стоит к нам спиной, голый и беззащитный на слабых ногах, дожидаясь, пока его вымоют, и тихо плачет, извиняясь. Сын его успокаивает, стыдясь за себя: не за что извиняться, бывает.

Для Кастеллуччи тело — жалкое, дряблое, старческое, а еще больное, изуродованное и изломанное мукой, — всегда важный компонент спектаклей, он часто использует актеров с телесными проблемами. Он доводит до крайности и делает одним из важных мотивов чуть ли не всех своих постановок, то, что человек слаб и уязвим. Но здесь в присутствии лика сюжет об отце и сыне явно получает и христианские обертона, среди которых не последним кажется и взаимодействие с ветхозаветным: «Наготы отца твоего не открывай».

Когда отец уже переодет и пересажен на стул с белой подушечкой, — все повторяется, из подгузника текут потоки коричневой жижи. Сын терпеливо снова раздевает старика, моет его и пол, пересаживает на кровать. И в третий раз то же самое — тут уже, пока сын уходит за полотенцами, старик берет с тумбочки канистру с коричневой жидкостью и заливает всю кровать, себя, пол — все вокруг. Будто весь мир изгажен экскрементами и мучительный долг сына — его отмыть.

Коричневые потоки заливают лик Иисуса с самого верха, на наших глазах он коробится, будто под кожей его что-то ползает. Постепенно лик становится, как старая доска иконы, изъязвлен, полуразрушен, сквозь него проступают светящиеся слова. И когда рабочие сдирают ткань, остаются только ослепительные буквы на черном фоне: you are my shepherd — ты мой пастух. А потом после «are» слабо загорается «not» — ты не мой пастух. И окончательный ответ так и остается неясным.

Сразу после спектакля фестиваль устроил встречу с режиссером, и это был очень верный ход: современному искусству необходим комментарий, сегодня он входит важной частью в само произведение, которое не существует без воспринимающего. На разговор с Кастеллуччи остались почти все зрители. Режиссер рассказывал, что однажды он увидел картину Антонелло да Мессина в книге и не мог перелистнуть страницу дальше: взгляд Христа удерживал его. Вот тогда возникла мысль о том, что надо построить спектакль на оси этого прямого взгляда в глаза зрителю и на пересекающем его, искажающем, мешающем ему действии «человеческой турбулентности». Как это следует понимать, режиссер не стал пояснять, говоря, что спектакль ему не принадлежит и только зритель наделяет его смыслом, без чего постановка остается всего лишь рядом картинок. И зритель вправе трактовать его как угодно: метафизически, теологически, политически. И даже так: новому поколению надо убирать за своими отцами.



Источник: "Московские новости",30 мая, 2011,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
14.02.2022
Театр

«Петровы в гриппе»: инструкция к просмотру

Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.