Авторы
В культовой книге французского философа-структуралиста Мишеля Фуко «Слова и вещи» (археология гуманитарных наук) рассказывается о том, какую принципиальную роль в европейской цивилизации ренессансного периода играла категория подобия, сходства. Фуко говорит о непрерывном сближении сущностей, образующих вселенскую Цепь Бытия, и цитирует трактат Джанбаттиста делла Порта «Натуральная магия»: «В отношении своего произрастания растение сходно с диким зверем, а в отношении чувства грубое животное сходно с человеком, который благодаря своему уму соответствует в остальном природным светилам. Эта взаимная и непрерывная связь действует столь четко, что кажется струной... высшая добродетель, проливая свои лучи, дойдет до такой точки, что если тронуть один конец струны, то он задрожит и приведет в движение все прочее». Поддается ли восстановлению образ этой ренессансной Цепи Бытия? Может ли он быть формулой действенной культурной стратегии?
Организованный Фондом Михаила Прохорова в рамках Года Франции в России и России во Франции фестиваль «Неизвестная Сибирь» в Лионе на подобные вопросы дает утвердительный ответ. Какова типичная программа дипломатических культурных контактов «к случаю»? Казачий хор, Мариинский театр, драгоценности из Кремля, на десерт -- Кулик и Звягинцев. Этот набор можно возить куда угодно, показывать где угодно: неприкосновенный культурный запас. На что решилась куратор шедшего неделю (с 15 по 21 ноября) фестиваля Ирина Прохорова? Прежде всего на то, чтобы сломать стереотипы и нарушить «горизонты ожидания».
Согласитесь, это большая смелость: вместо Казачьего хора привести возрождающий дух конструктивистского музыкального агитпропа ансамбль металлистов Петра Айду, а вместо Мариинского балета -- вертепный, умещающийся в ящичке шарманщика Лиликанский театр Майи Краснопольской и Ильи Эпельбаума.
Вот этот нежный, крошечный и прекрасный Лиликанский театр вдруг стал эмблемой возрожденного диалога «на струнах». Театр вроде бы марионеточный, но смыслы транслирует те самые, ренессансные: тоненькие ниточки-нервы, от каждого артиста к зрителю, от события к событию, от образа к образу, -- вот и выстраивается нейросистема мировой культуры...
В разговоре о прошедшем фестивале также очень важен образ зеркальной перспективы. Почти все привезенные в Лион проекты были посвящены тому, как культура осознает свою историю и оживляет ее в дне сегодняшнем, возрождает в модальности от романтической (например, в концерте ансамбля солистов «Студия новой музыки» под управлением Игоря Дронова) до иронической (например, в видео группы «Синие носы», в концерте группы «Елочные игрушки»). А подчас -- и в той и в другой (вспоминаются спектакли театра АХЕ, Челябинского театра современного танца). Великий и ужасный русский характер с хирургической точностью препарирован режиссером Алвисом Херманисом, ведомой Евгением Мироновым и Чулпан Хаматовой командой актеров в спектакле Театра наций «Рассказы Шукшина». И плач обрывает хохот, и все страшно родное, все балансирует на грани, у края бездны... Запомнилось, как реагировали французы -- сперва с осторожностью, а в финале вскочили с мест и устроили бурную овацию. «Наше все» -- Малевич с его крестьянским циклом -- оказался встроенным в перформативную культуру сегодняшнего дня благодаря пантомиме Liquid Theatre. Пролеткульт стал темой изысканного музицирования -- монтажа звуковых утопий 1920--1930-х годов, устроенных Петром Айду, Дмитрием Власиком, Григорием Дурново, Асей Соршневой, Константином Дудаковым и Co. Фарсовая, но умная режиссура действа (или, как говорили в старину, позорища) в сочетании с высочайшей культурой исполнения позволили встроить образ конструктивных 20-х в акустическую нишу дня сегодняшнего, вызволили ту энергию творчества, что еще не покрылась ржавчиной всяких «измов» и комментариев. Затем музыканты в качестве лицедеев участвовали в альтернативном гламуру показе кемповых коллекций постсоветской одежды художника Александра Петлюры «Снегурочки не умирают».
Могучая энергия была явлена в десантировавшихся на главную ратушную площадь, в лучшие залы города (включая саму ратушу) выставках. Первая из них -- «Кем быть?»: дети из России и Франции под руководством Михаила Лабазова показали такой класс «проектного мышления», что впору уходить на пенсию с выходным пособием Херсту, Кунсу и братьям Чепмен заодно.
А за современную российскую архитектуру, которой гордиться ой как тяжко, отвечает вторая выставка фантастических макетов храмов, дворцов и памятников Николая Левочкина, машиниста метро, из подсобного материала (включая мониторы старых компьютеров, пластмассовые, под хрусталь, люстры, школьно-письменные принадлежности и вырезки из журналов) запечатлевшего образ коллективного сознания мечтающих о Рае, но живущих в спальных районах советских людей. Вышло пронзительно -- тоже момент истины. Кстати, наследие скончавшегося машиниста и «архитектора Рая» Левочкина спас покойный директор Музея архитектуры Давид Саркисян. Привезли фонд Левочкина нынешний директор МУАР Ирина Коробьина и архитектор Сергей Ситар. Для лионских студентов Школы архитектуры они прочитали лекции, в том числе о символической сущности архитектуры и о будущем архитектурного музея, которое видится в соответствии с идеей создания музейных кварталов крупных европейских столиц.
Точно и бережно о культурной топографии Сибири рассказали в своем проекте (третья выставка на ратушной площади Лиона) фотохудожник Александр Подосинов и режиссеры фильмов -- участников видеофестиваля сибирского города Канск. Дисциплина глаза, чувство ритма, темпа, умение быть не болтливым, но говорить по существу убеждают, ставят сибирские проекты в ряд событий хорошего «минимал-арт». И снова резонанс и ниточки: и с авангардом, и с новым экспериментальным кино.
Собственно кино тоже присутствовало на фестивале причудливо, в том же резонирующем, «струнном» (в том числе и в прямом смысле) пространстве. Скрипач Алексей Айги и ансамбль 4'33'' своей музыкой сопровождали показ двух легендарных фильмов Бориса Барнета: «Девушка с коробкой» и «Дом на Трубной». Опять-таки зеркало, или (и) акустическая ниша: наш хронотоп узнает себя в истории и пробуждает ее от спячки.
С избитыми штампами и ходами культурной дипломатии куратор Ирина Прохорова избавилась на радость всем решительно и беспощадно.
Даже открывавший фестиваль респектабельный плетневский РНО предложил программу вовсе незаезженную: маленькие оперы Рахманинова «Алеко» и «Монна Ванна», затем Рапсодию Рахманинова на тему Паганини (солист Николай Луганский) и малоизвестные даже в России прелюдию «Из средних веков» и Шестую симфонию Александра Глазунова. Виртуозное исполнение (помог и хор национальной Лионской оперы) позволило услышать созданные самими российскими композиторами резонансные связи, на сей раз с великой романтической культурой XIX столетия.
Чутко угаданный куратором образ резонансных связей и зеркальной перспективы поддержан культурной историей самого Лиона. Ведь главному российскому виновнику дрожания крошечных нервов культуры -- Лиликанскому театру, сыгравшему по нескольку раз свои шедевры «Кармен», «Евгений Онегин», «Волшебная флейта», -- он шлет привет от лица лионских создателей всемирно известного марионеточного театра «Гиньоль» (в городе имеется театр знаменитых кукол) и от лица организаторов лионского миниатюрного музея макетов и декораций к кинофильмам.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.
