Авторы
Последние дискуссии о допустимом в политике (нападение антифы и анархистов на администрацию Химок, акции «несогласных» по 31 числам) демонстрируют не только зависимость позиции спорящего от степени его укорененности в обществе, но и структуру оппозиционного сообщества.
Здесь любопытно сравнить западное, в том числе американское общество, с российским, ища, понятное дело, совпадения, отсутствия и отличия. Но только не из ряда очевидных — типа русского авторитаризма и фиктивности практически всех демократических институтов в России. Интереснее отметить то, что вроде бы не бросается в глаза, а при этом определяет если не все, то, возможно, многое.
В России зияюще отсутствует позиция американских и тем более европейских левых. Я не о том, что в России левые-правые течения прямо противоположны европейским, а то, что идеи, возьмем средний вариант, американских левых, их позиция в обществе начисто отсутствует в России эпохи тандема, да отсутствовала и раньше.
Как отсутствовала? — вскинется тут какой-нибудь коммунист, нацбол или, прости господи, жириновец, а разве наша социально-ориентированная политика — не левая? Левая, по некоторым прихватам, в основном рекламного свойства, но правая — по сути. И это касается почти всех левых, из числа самых что ни есть борцов сегодня с путинским, а вчера с ельцинским режимом. Они разнообразны, отличаются риторикой, стратегией и инструментами, например, сюда вполне можно отнести довольно архаичное «Яблоко» неувядающего Явлинского, но ведь все эти так называемые российские левые — в разной степени державные националисты, яростные или стеснительные патриоты, болельщики сильной имперской России, которой не отдадим ни пяди, то есть никакие не левые, а правые.
Само присутствие национальной ориентированности, почвы и судьбы, говорит о многом, тем более в державно-имперском варианте, а здесь вся эта компания — от Эдички Лимонова до Геннадия Зюганова и «яблочного» Митрохина — периодически дрожит от оскорбленной национальной гордости, не готова отдать ни стоящего уже сотни тысяч жизней Кавказа, ни грузинской Абхазии и Южной Осетии, ни вероломством полученных японских Курил. То есть, по американским или европейским меркам, обыкновенные правые сычи, как бы они ни клеймили в антинародной политике Путина и его олигархов. Система координат, где кровь и судьба стоят выше социальных ценностей и прав человека, характеризирует правого политика, журналиста, человека.
В той же Америке присутствие левых отчетливо ощутимо, хотя они состовляют куда более узкий социальный страт, чем демократы и их сторонники. Это почти всегда университетские интеллектуалы, наиболее известные журналисты и правозащитники.
Хотя по сравнению с Европой, где левым принадлежит очень часто и политическая власть, левые в Америке в ближайшее время власть не получат, ибо американское общество достаточно костное, правое, а профсоюзы слабы, в том числе, и потому, что слишком многие рабочие – это просто рабы-нелегалы, которым не до борьбы за свои социальные права, дай бог, чтобы из страны не выслали. Но при этом левым (что правых страшно раздражает) практически полностью принадлежит общественное мнение. За понятным изъятием правого журналистского и общественного сектора, интеллектуально куда менее влиятельного. И, кстати, наши бывшие соотечественники почти все исключительно правые, причем такие правые, что хоть новый Нюрнберг открывай. Но все равно авторитет левых идеологем практически совпадает с правилами хорошо тона не только в политике демократов, но и вообще в социальной идеологии. И произнести «капитализм» или «буржуазность» без отрицательных коннотаций мало кто решится.
Чтобы не быть голословным, возьмем какую-нибудь знаковую фигуру. Обойдемся без радикально-профессиональной левизны, скажем, Майкла Мура, который как кинорежиссер зарабатывает на своих взглядах, в чем нет ничего позорного, но нам лучше взять какого-нибудь классического левого интеллектуала, вроде Ноама Хомского. Всемирно известный ученый-лингвист, профессор Массачусетского технологического института; каждая вторая статья называет его порождающую грамматику, похоронившую бихевиоризм, великой, а его самого первым лингвистом нашего времени, ну и прочие эпитеты. Еще в России я слышал о нем: мол, гениальный ученый, но слетевший с катушек политик-любитель. Конечно, фигня. Просто в России, обжегшейся на марксизме-ленинизме, все социалистическое или социально-ориентированное сознательно маркируется как нечто степанразинское и пугачевское, ленинское и большевистское, мол, отнять и поделить. На что в ответ всегда следует одно и то же высокомерно-глупое: мы это уже проходили.
Чего проходили-то? Строили социализм? Неверно, строили советскую модель российской империи, то есть отчетливо правую национальную идею, камуфлируя ее марксистской риторикой. Но при этом больше так называемых фашистов ненавидели, именно европейских социалистов, которые потихоньку-полегоньку, недобитые Гитлером и Сталиным, построили социализм в Европе с бесплатной медициной и образованием, с нормальными пособиями по нетрудоспособности и старости.
Короче, говорить можно было бы много, но речь об американском левом либерале Ноаме Хомском, который последовательно критикует корпоративно-государственный капитализм, совершенно справедливо определяя тот строй, который был в СССР, как ложный социализм.
Кстати говоря, совсем в духе Пьера Бурдье и его теории иерархических обществ, которыми в равной степени являются и капитализм, и социализм. На языке левых это называют обществом потребления, то есть такой манипуляцией сознанием большинства, когда это большинство вместо поиска себя в жизни занято созданием иллюзорной стратегии потребления, заслоняющей реальную жизнь частично или полностью.
Понятно, что для Хомского практически вся история той же Америки — это история колониальных захватов, дружбы с тоталитарными режимами, с которыми у американских правых всегда чудесные отношения, зато любое народовластие, будь это Латинская Америка или Африка, встречает категорическое неприятие Вашингтона, у которого единственное, что Хомский находит положительного, так это свободу слова. Главная, напомним, левая ценность.
Так как Хомский — еврей, то политике Израиля достается от него больше, чем даже можно было ожидать. Он не просто, как это делают практически все левые в Америки, в том числе правозащитные организации, критикует Израиль за нарушение прав человека и строительство поселений на оккупированных территориях. Хомский полагает, что Израиль — это государство, воплощающее колониальную миссию «белого человека»: «Я всегда поддерживал идею еврейской этнической родины в Палестине. Это не то же самое, что еврейское государство. Существуют сильные доводы в поддержку этнической родины, но должно ли там быть еврейское государство или мусульманское государство, или христианское государство, или белое государство — это совершенно другой вопрос».
Что я всем этим хочу сказать? Только одно: что, обжегшись на молоке, Россия давно дует на ледяную воду. Ее общество не в состоянии придать авторитет, возможно, самой важной для нее именно сегодня, в условиях тотального опьянения от примитивной буржуазности, левой позиции – позиции без толики национализма и державного империализма; позиции защиты человека перед лицом государства, защиты общества, социума перед диктатом властной элиты, захватившей доминирующие роли в стране. Именно власть и ее правые элиты пугают общество страшилками: только не трогайте собственность, она священна, только без рывков и революций, а потихоньку-постепенно. Пусть пройдет век-два, а пока вы все привыкните к нашей власти как к вечной неизбежности.
И где в России сотни, тысячи, нет, пусть хоть один Хомский, который бы сказал: российская политика на протяжении многих столетий преступна – потому что она великодержавная, колониальная, порабощающая; и Россия должна освободить себя и покоренные народы, предоставив им свободу. Кто будет бороться за эту идею – Хомский?
Кто скажет, что идея святости частной (а на самом деле чиновничьей) собственности в современной российской ситуации – это ничто иное, как попытка увековечить тот уродливый и несправедливый режим, который сложился при Путине, хотя начинал складываться уже при Ельцине? Что именно благодаря так называемой святой собственности чинуш нами и правит Путин-Медведев со товарищами Сеченым и Сурковым, а на самом деле правит весь пласт бывших советских номенклатурщиков и их чад, ставших нуворишами ввиду отсутствия социальной ответственности, архаически именуемой совестью. То есть хрен с ними, если бы речь шла только о бабках, на которых они жируют, но они поддерживают на своих плечах власть, которую неправильно называть путинской — это власть ложных собственников, поддерживающих и продуцирующих такие социальные правила, которые проявили не только социальную, но и нравственную катастрофу.
Левая идея — это не Ленин в башке и наган в руке, а идея справедливости без великодержавия и национализма, потому что человек, любой, важнее родины и нации, так как человек реален, а нация — иллюзорна, и патриотизм — это идеология обмана неимущих имущими, которые выдают свои интересы за интересы общества. Практически всегда и везде.
Такова левая идея. Скажем, в инструментовке Ноама Хомского. Не самая, возможно, слабая инструментовка.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
