29.01.2010 | Театр

Под моряцкий оркестр

Чеховская юбилейная неделя началась белорусской «Свадьбой»

«Свадьбу», поставленную Владимиром Панковым по заказу Чеховского фестиваля специально для юбилея, играют в Минском театре имени Янки Купалы почти год, и хотелось бы увидеть, как там она идет. Главный театр Белоруссии -- академический, неповоротливый, традиционный до архаичности -- отдал свою сцену музыкальным безумствам Владимира Панкова, которые и в Москве-то, куда более привыкшей к необычному, до сих пор числят по ведомству эксперимента. Говорят, зал в Минске разделился пополам -- молодежи очень нравится, а немолодые завсегдатаи театра Янки Купалы ужасно негодуют и сердятся, уж не знаю на что. Наверное, на «искажение классики», как принято было говорить в советские годы. Контекст много значит для спектакля, и думаю, что если бы мне пришлось увидеть «Свадьбу» на сцене Янки Купалы, я бы признала, как здорово, что в его тяжеловесном репертуаре появилось столь необычное представление. Да я и без поездки в Белоруссию так думаю.

Но показ спектакля Панкова на юбилейной Чеховской неделе ставит его совсем в другой контекст -- контекст лучшего современного театра, рядом с «Дядей Ваней» Туминаса, премьерами Крымова и Финци Паски. Меняется масштаб -- и относиться к белорусской постановке приходится по-другому.

Последнюю московскую премьеру Владимира Панкова сыграли только что (см. «Время новостей» от 19 января). Почти четырехчасовые «Ромео и Джульетта» казались сильно затянутыми и, как все последние постановки режиссера, строились главным образом из звука, почти совсем обессмысливая текст и превращая речь в музыку, создающую ритм. Одноактная «Свадьба» идет меньше двух часов, но она тоже кажется очень затянутой (особенно в первой половине спектакля) и строится по той же методе.

Со времен своей русско-французской постановки Цветаевой Панков полюбил играть языками, устраивать их переклички, дублировать русский текст переводом. То же он делает и в «Свадьбе», извлекая максимум из полученной возможности пустить в дело кроме хрестоматийного чеховского текста и его перевод на белорусский. Спектакль начинается с торжественного выхода персонажей, и оказывается, что большинство из них размножены: Ятей четыре, Змеюкиных три, мамаш три, и так далее. Значит, можно точно так же размножить среди них каждую реплику: к примеру, два-три раза повторить ее на белорусском, а потом на русском. В добавление к общему несколько похоронно-апокалиптическому тону спектакля воспринимается такой ход очень тяжело: после того, как по четыре раза повторятся первые полтора десятка реплик, да еще в замедленном темпе под мрачные звуки матросского оркестра, делающего акцент на каждой фразе, начинаешь думать не о спектакле, а о том, что если так пойдет дело, то закончится «Свадьба» к утру. Ко второй половине спектакль, правда, становится несколько более энергичным, зал заводят ударные танцевально-эстрадные сцены, вроде той, где одна из Змеюкиных, выйдя к микрофону томной дивой, поет что-то страстное на текст «махайте на меня, махайте». Но мысль спектакля от этого внятнее не становится.

Панков переносит действие «Свадьбы» в советские времена, тут мужчины ходят в мышиных пальто с каракулевыми воротниками и каракулевых ушанках, а женщины носят большие пучки, на Змеюкиных гобеленовые платья-коврики с оленями, а грек Дымба в кепке-аэродроме. Вся декорация строится из дешевых общепитовских столиков на железных ножках, которые то выстраиваются в многоэтажную конструкцию, то расставляются свадебными рядами (художник Максим Обрезков). Тут все музыканты ходят в матросской форме с именем Чехова на лентах бескозырок, а одна из сцен вдруг переносит всех в курортную обстановку -- на простыню проецируются морские виды, а родители невесты в белом будто бы отчаливают от берега на лодке. Все это симпатично, но не совсем понятно к чему -- никакой искры из осовременивания спектакль не высекает. Разве что однажды публика радостно реагирует на встречу белорусского и советского в «Свадьбе» -- когда среди музыкального разностилья саундрамы, включающей даже музыку Стравинского, родители невесты за столом вдруг внятно и нестройно запоют «Олесю» «Сябров».

Владимир Панков не раз рассказывал о потрясшем его совпадении: он смотрел по телевизору старый фильм «Свадьба» (тот, который с Раневской) и только подумал о том, какая это прекрасная пьеса и как бы хорошо ее когда-нибудь поставить, как позвонил генеральный директор Чеховского фестиваля и предложил постановку. Снова услышав эту историю после спектакля, я не могла с разочарованием не подумать о том, как же далеко в своей постановке режиссер уехал от вдохновившего его фильма. А ведь белорусские актеры могли бы сыграть не только звучащую массу, но и интересные роли, это видно. Не у всех есть возможность проявиться в столь перегруженном действе, но даже сейчас можно сказать, что и пожилая усталая невеста, и манерный жених, и курносая бой-баба мамаша -- стоящие актеры. А уж трогательный «генерал» Ревунов-Караулов -- непосредственный, добродушный, сияющий, без конца уплывающий в свои морские воспоминания -- совсем хорош, и лучшая сцена спектакля -- его застольные бормотания.

В содержании панковской «Свадьбы» (коль мы все же считаем, что у нее должно быть какое-то содержание, что это не просто абстрактное музыкальное сочинение с условным текстом), разобраться еще труднее, чем недавно в «Ромео и Джульетте». К примеру, невесту играет очень немолодая и худая актриса (кто-то даже предположил, что она изображает Смерть), увидев ее в первый раз, лысый жених падает в обморок, но дальше эта линия никак не продолжается. Поначалу все складывается так, что жених русский, а невеста переводит ему то, что другие говорят по-белорусски, но и это не всегда соблюдается. В течение спектакля мучительно ждешь, как же сойдутся концы с концами, не сложатся ли те и другие необъяснимые сцены к финалу во что-то понятное, как пазл. Но этого не происходит, более того, финальная сцена совершенно обессмысливает даже то, что к этому моменту складывалось ясно. Растерянного и униженного «генерала», у Чехова безуспешно зовущего «человека» среди бушующей свадьбы, тут с трогательной заботой провожает к двери невеста. Она, правда, тоже намекнет на то, что он взял за визит 25 рублей, но старик только покрепче подхватит ее под руку, а она возопит трагически змеюкинское: «Мне душно! Дайте мне атмосферы!» И спектакль пойдет на музыкальную коду. Похоже, эти два немолодых человека нашли друг друга. Так что нечего было и огород городить.

Источник: "Время новостей", 28.01.2010 ,