13.11.2005 | Общество
Рационализированное зерноВеря в науку, доллары и здравый смысл, американские фермеры поставили на себе масштабный эксперимент
– А она точно трансгенная? – переспросил я.
– С того края поля – да, – ответил Рональд Фитчхорн. – А на этом краю я посадил обычную кукурузу.
– А где граница?
Рон вгляделся в нескончаемые ряды светло-бурых стеблей.
– Как раз где-то здесь, где мы стоим. Да какая разница? Все равно при уборке все пойдет в один бункер. Вот если посмотреть, сколько зерна на каждом стебле, сразу станет ясно, где какая кукуруза...
Владения Рона – две тысячи акров, т. е. около 800 гектаров – расположены неподалеку от города Блумингтон, в штате Иллинойс, который вместе с еще 11 штатами Среднего Запада образует знаменитый Кукурузный пояс. Здесь растет около 40% всей товарной кукурузы мира. «Царицу полей» здесь сеяли с незапамятных времен, но в последнее десятилетие все больше площадей приходится на ее генетически модифицированные (ГМ) сорта, составляющие уже 25 – 30% всех посевов кукурузы. Впрочем, другая главная культура этих мест – соя – продвинулась в этом направлении еще дальше: по словам совладельца семеноводческого хозяйства Hoblit Seed Джека Маккауна, около 95% всех продаваемых его фирмой семян сои – трансгенные.
Как известно, в остальном мире отношение к ГМ-культурам весьма противоречивое. Если бразильские крестьяне буквально вынудили парламент после нескольких лет дискуссий разрешить, наконец, возделывание в стране трансгенных культур, то, скажем в Австрии их выращивание запрещено решением общенационального референдума.
Это, конечно, крайний случай, но во многих странах мира – в том числе и в России – действует мощное движение противников ГМ-технологий, всеми доступными способами предостерегающих доверчивого потребителя против «еды Франкенштейна». Наверное, всем знакомы любимые персонажи выпускаемой ими наглядной агитации: зубастые початки, хвостато-пернатые едоки и алчный, циничный бизнесмен, который ради наживы навязывает потребителям ГМ-продукты – в полной уверенности, что сам-то он с ними никогда не столкнется.
Но фермеры Среднего Запада не сидят в офисах и виллах – они изо дня в день роются в трансгенных семенах, как рылись в обычных, и дышат трансгенной пыльцой, как дышали обычной. И никто не может их заставить купить и посеять именно ГМ-сорта. По сути дела, американцы – и прежде всего американские фермеры – поставили на себе масштабный эксперимент: как скажется на человеческом организме и окружающей среде массовое и постоянное взаимодействие с трансгенными растениями?
Нынешнее лето было десятым сезоном широкомасштабного выращивания ГМ-культур под открытым небом. По подсчетам компании Monsanto (мирового лидера в области сельскохозяйственных биотехнологий – примерно 90% всех площадей под трансгенными культурами в мире заняты ее сортами), суммарная площадь их посевов за эти годы составила более миллиарда «акро-лет».
Продукты из них годами употребляют в пищу десятки (если не сотни) миллионов людей. А несколько сот тысяч – прежде всего фермеры – живут среди них постоянно. И ни с кем из них до сих пор не случилось ничего такого, что можно было бы приписать воздействию «еды Франкенштейна».
– Четыре пятых всех моих полей – это кукуруза, – говорит Рон Фитчхорн. – А четыре пятых всей кукурузы – трансгенная. Была бы моя воля, я бы вообще только трансгенную и сажал. Но в моем контракте записано, что я обязательно должен делать рефьюджи.
Слово refuge по-английски означает «убежище», «пристанище». Так называются небольшие участки традиционных сортов, которыми ученые рекомендуют перемежать посевы культур, генетически устойчивых к вредителям. Для нашего читателя подобная забота о врагах урожая выглядит неправдоподобной. На самом деле дело тут не в чрезмерном гуманизме и даже не в сохранении биологического разнообразия. Главное – такая мера позволяет предотвратить (или по крайней мере, сильно отсрочить) появление насекомых, способных преодолеть генетическую защиту. Давно известно, что многочисленные и быстро размножающиеся существа способны выработать устойчивость к любому яду – в том числе и к тому, которое производит само растение. Однако такая адаптация обычно дается дорогой ценой: ее носители начинают преобладать в популяции только при очень жестком отборе в их пользу, а в отсутствие яда быстро вытесняются обычными сородичами. Существование рефьюджей создает отбор, направленный против носителей устойчивости и не позволяющий им распространиться в популяции. Выходит, что «режим наибольшего благоприятствования» для вредителей в долгосрочном плане работает против них же.
Но для Рона рефьюджи – это прямой убыток. По его словам, в обычный год кукуруза на его ферме дает «на круг» 210 бушелей с акра (чуть больше 130 центнеров с гектара). В этом году Кукурузный пояс поразила сильная засуха, и как результат, средняя урожайность упала до 170 бушелей. Но это – с «трансгенных» акров. А там, где росли традиционные сорта, урожай оказался ниже еще на 50 – 80 бушелей. Хотя высеянный Роном сорт устойчив вообще-то не к засухе, а к западному кукурузному жуку. Но личинки жука повреждают корни кукурузы, а размер и состояние корневой системы – главное, от чего зависит устойчивость растения к засухе.
– Но ведь вы же, когда покупали семена, не могли знать, что будет такая засуха?
– Конечно не мог. В обычные годы урожайность традиционных сортов всего на несколько бушелей ниже, чем у сорта, устойчивого к жуку. Но только если их хотя бы дважды за сезон обработать инсектицидом. А это значит – расходы на препарат плюс дополнительная трата топлива. ГМ-семена, конечно, стоят дороже обычных, но даже при равной урожайности суммарные расходы получаются меньше. А главное – труд. Я нанимаю одного сезонника весной, на посевную, и пятерых – осенью, на уборочную, а летом-то я тут один. Вот я и хотел немного поубавить себе работы, а получилось, что спас урожай.
– Но в Европе многие боятся покупать продукты из трансгенных растений...
– Это не наша проблема. Мы спрашивали ученых, университетских профессоров. Они говорят, что до сих пор нет никаких данных, что ГМ-культуры чем-то вреднее для человека или для природы, чем обычные.
Мы верим науке, и пока это так, мы будем сажать эту кукурузу. А если кто-то не хочет есть ГМ-продукты из принципа – пожалуйста, но пусть тогда он платит нашим парням за дополнительные обработки, за риск потери урожая, за то, чтобы они хранили его отдельно от других... Сейчас везде есть «органические» фермы, где все так и делается. Правда, доля их везде очень мала, а доля их полей – еще меньше...
– Конечно! – словно бы продолжает мысль Рона его коллега из Огайо Фред Йодер. – Много ли найдется охотников так надрываться? Я вам так скажу: я фермер в четвертом поколении, я вырос на ферме и работы в поле не боюсь, но вздумай я заняться «органическим» земледелием, мне пришлось бы продать три четверти своей земли. Просто потому, что никаких сил не хватит все это обработать. Понимаете, в «органическом» хозяйстве исключены не только ГМ-сорта, но и любые химикаты. Тогда остается только один способ контроля сорняков: бесконечное боронование. А это мало того что требует огромного труда, так еще и облегчает эрозию почвы...
Владения Фреда площадью в 1400 акров лежат неподалеку от столицы Огайо – города Коламбус. А рядом с ними как раз находится «органическая» ферма. Каждый год сосед Френсис спрашивает Фреда, что тот собирается сеять на прилегающих к его владениям полях. Если Фред сажает кукурузу, то Френсис – сою и наоборот – чтобы «органические» питомцы Френсиса не переопылились трансгенной пыльцой с полей Фреда. Френсису же приходится заботиться о поддержании 50-метровой межи – буферной зоны между их полями. Несмотря на это, Френсис голосовал за Фреда, когда тот избирался президентом ассоциации фермеров Огайо и одним из руководителей Национальной ассоциации производителей кукурузы: разные способы ведения хозяйства не связаны с идейным противостоянием.
– Все понимают, что это просто бизнес, – говорит Фред Йодер. – Это доллары и здравый смысл. Когда ГМ-семена только появились на рынке, многие наши парни говорили, что никогда не их купят – не потому, что они трансгенные, а потому, что такие дорогие. А теперь они же говорят, что не могут себе позволить не сажать ГМ-сорта.
Позже, уже в Коламбусе ответственный сотрудник Monsanto Росс Хейкс делился с нами радужными перспективами биотехнологического земледелия. По оценкам компании, в ближайшие 4 года площадь под трансгенными культурами возрастет почти вдвое – с нынешних 80 до 140 млн гектаров. Прирост дадут страны Евросоюза (два года наза снявшего мораторий на регистрацию новых ГМ-сортов), Восточной Азии, Латинской Америки...
– А Россия? – спросил я. – Почему вы так вяло работаете у нас?
– Нет, почему же? – не согласился Росс. – Мы довольно плотно работаем с правительственными агентствами...
– А с общественным мнением? В России до сих пор нет ни гектара посевов трансгенных культур, два несчастных сорта картофеля восьмой год ждут государственной регистрации. А вот подозрительного отношения к трансгенным технологиям – уже хоть отбавляй.
– Ну, видите ли... – немного смутился мой собеседник. – В каждой стране наша компания старается действовать теми путями, которые здесь наиболее эффективны...
Он не стал продолжать, но я уже понял: зачем убеждать тех, от кого ничего не зависит? Трансгенные культуры придут в Россию, если это будет угодно российским властям. И какие бы предрассудки ни питали к ним граждане, это не заставит их читать этикетки на товарах в супермаркете: для массового российского потребителя собственный выбор – задача непосильная.
Ну что ж, спасибо за откровенность.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»