Жмурки / Режиссер Алексей Балабанов
Россия
Россия
Авторы
24.07.2005 | Кино
Двенадцать трупов«Жмурки» — это калька с «Криминального чтива», фильм, снятый под девизом «винтовка - это праздник»
Долгожданный «беспредельный нуар» Балабанова, о котором все говорили с теми же многозначительными интонациями, что и некрасовские мужики — о приезде барина, действительно оказался комедией. Конечно, настолько, насколько вообще могут быть комичными стрельбы, во время которых дюжина русских звезд, все в турецких кожанках, трениках из «вареного шелка», с идиотскими челочками и накладными надбровными дугами невозмутимо отстреливают друг друга за чемодан с героином. Двенадцать трупов — обхохочешься! «Жмурки» действительно веселы, циничны и анти-интеллектуальны, но ощутимый элемент социальной сатиры делает смех несколько болезненным – как будто это нас, а не героя Панина ранили пятнадцать лет назад в уличной разборке.
Но все это совсем нестрашно: при появлении на экране каждого нового персонажа фантомные боли отступают от удивления. Рыженький и облезлый Никита Михалков в пурпурном пиджаке, Дюжев с лицом монстра Франкенштейна, Серебряков с прозрачной кожей и ледяными глазами Джека-потрошителя – кунсткамера почище картин Брейгеля.
Диалоги налетчиков вызывают уважительное удивление – никакого восхитительно-жесткого новояза, нормальные глаголы и существительные, щедро приправленные междометиями. Похоже, Балабанов сделал все возможное, чтобы звучащее с экрана слово не отвлекало от действия – да и чего выпендриваться, когда финальная реплика тут всегда останется за маузером?
«Жмурки» — это калька с «Криминального чтива», фильм, снятый под девизом «винтовка - это праздник». Так что все, кто ожидает увидеть здесь нечто итоговое и концептуальное, будут разочарованы. Балабанов не делает выводов и не извлекает морали. Он действительно не собирался ставить никакой точки в «теме 90-х» в кино. Впрочем, какой-то знак препинания в истории бандитского жанра Балабанов хотел поставить. Иначе зачем финальный триумф Панина и Дюжева, переживших накопление первичного капитала и встречающих утро новой жизни в своем думском кабинете, озвучен «Волшебной страной» Агузаровой? Ведь именно под эти райские трели в соловьевской «Ассе» отправляли в утиль строгого физкультурника Крымова, первого «папу»-мафиози постсоветского кино.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.