14.10.2009 | Ворчалки о языке

О времена, о ударения!

О пользе классической поэзии

Тут недавно по телевизору шел новый фильм, кусочек из которого я увидела. Действие происходит в военное время. И вот один из героев с досадой говорит: Вот, блин, - что-то там, я не запомнила. Думаю, что слова блин даже не было в сценарии, а актер сам его добавил. Да нет, конечно, в кино никогда полностью не воспроизводится язык соответствующей эпохи, и все же  легкий и бессмысленный анахронизм тут есть. Но дело не в этом. Если задаться целью выяснить, когда, собственно, начал использоваться эвфемизм блин, сделать это будет весьма затруднительно.

Это слово устного языка, притом сниженное. В литературе, особенно в советское время, такое фиксировалось плохо. Интернета тогда не было. Человеческая память ненадежна. Словари, бывает, страшно запаздывают с фиксацией языковых изменений.

Чего стоит недавняя история со словом йогурт: народ возмутился, что в новом словаре помимо ударения йОгурт допускается и старое ударение йогУрт. Между тем, в более ранних словарях только ударение йогУрт и допускалось – хотя мало кто из соотечественников хоть раз это слово с таким ударением слышал. Я, кстати, недавно узнала, что в русской эмигрантской литературе можно встретить написания егурт и ягурт – а это ясно показывает, что люди слышали и произносили это слово только с ударением на втором слоге.

История ударений и вообще произношения - очень трудная область. Старые ударения приходится восстанавливать при помощи сложных реконструкций, межъязыковых и междиалектных сопоставлений и т. д. Ну, есть еще древнерусские нотированные тексты, которые тоже могут помочь.

Однако в некоторых случаях для того, чтобы догадаться, что ударение в том или ином слове изменилось, не нужно даже обращаться к специальным источникам. Вот возьмем сериал «Дети Арбата» по книге Рыбакова. Одна героиня, потчуя Сашу Панкратова водкой, говорит ему: «Первая кОлом, вторая сОколом, а третья мелкой пташечкой». Ну, в том смысле, что первую рюмку выпить трудно, вторую легко, а третью еще легче. Это известное русское присловье, только вот звучит оно здесь странно. Подобным микропроизведениям обычно присущ определенный ритм, а часто и рифмовка. А с этими кОлом и сОколом ничего такого нет.

На самом деле это и было законченное, фонетически оформленное произведение, просто ритм и рифма пропали с изменением ударения. Ясно, что произносилось это иначе: Первая колОм, вторая соколОм.

Есть и другие речения, в которых эти слова фигурируют со старым ударением: ни колА ни двора, гол как сокОл. Вот еще одно выражение, потерявшее свою фонетическую изюминку в результате изменения ударения: мы говорим губА не дура. А ведь изначально это звучало иначе: гУба не дура, с ассонансом на У. Действительно, слово губа раньше произносилось с другим ударением – гУба. Вспомним хотя бы Некрасова – «Генерал Топтыгин»: Видит, ноги в сапогах / И медвежья шуба. / Не заметил впопыхах, / Что с железом гУба.

Надо сказать, что русская классическая поэзия – это ценнейший источник сведений не только об истории ударения (поскольку это силлабо-тоника по преимуществу, а значит, ритмическая структура вынуждает произносить слово с определенным ударением), но и вообще об истории произносительных норм.

Например, читая детям пушкинскую "Сказку о мертвой царевне", большинство современных мам произносят так: Ждет-пождет с утра до ночи, / Смотрит в поле, инда очи / Разболелись, глЯдючи / С белой зори дО ночи. Такой вот внезапный сбой ритма и рифмы, притом для Пушкина совершенно не естественный. Ясно, что надо так:  Смотрит в поле, инда очи / Разболелись, глядючИ / С белой зори до ночИ.

В детстве мне всегда казались загадочными пушкинские строки из "Евгения Онегина": Он с лирой странствовал на свете / Под небом Шиллера и Гете. Это о Ленском. Как их читать: свете – Гётэ? А как же рифма?

С рифмой у Пушкина всегда все хорошо. И вот когда я поступила в Университет, на первом курсе нам читал лекции замечательный фонетист Михаил Викторович Панов. Из его-то лекции я и узнала, в чем тут дело. Во времена Пушкина правила произношения иноязычных имен были другими. Слово либо произносилось так, как в соответствующем иностранном языке, либо абсолютно по-русски. А поскольку в русском языке не было ни э после твердых согласных, ни сочетаний типа гё или кё, то произношение Гётэ было невозможно. Либо уж совсем по-немецки Goethe, либо по-русски – Г’ет’е (то есть, Гете как фамилия читается так же, как -гете в сочетаниях о багете или о брегете). Так что с рифмой все в порядке: Он с лирой странствовал на свете / Под небом Шиллера и Гете.

Из тех же лекций я узнала и разгадку еще одной пушкинской рифмы. «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы» кончаются такими строчками о жизни: Я понять тебя хочу, / Смысла я в тебе ищу. Опять не по-пушкински неточная рифма – хочу-ищу. А ведь был же у него вариант и с точной рифмой: понять тебя хочу, / Темный твой язык учу. Так зачем понадобилась неточная? Ан нет! Ищу произносилось тогда как ищчу – так что на самом деле рифма точная и действительно более изысканная, чем хочу-учу: Я понять тебя хочу, / Смысла я в тебе ищчу.

Источник: "Троицкий вариант", № 20, 13.10.2009,