14.07.2005 | Наука
Диетические сказкиАнтигероями гастрономических легенд чаще других оказываются продукты, становящиеся массовыми
Не так давно на одном интернетовском форуме участников попросили рассказать, что они знают и думают о генно-модифицированных (ГМ) продуктах. Ответы были очень разными по размеру, глубине знания проблемы и серьезности отношения к ней, но в большинстве вполне разумными – в отличие от того, что обычно пишут об этих продуктах в прессе. Странным показался только один, автор которого приводил мнение своего американского знакомого: дескать, в Штатах вся капуста трансгенная. Сколько ни пытался ее заквасить – стоит, зараза, неделями и не киснет...
Для справки: сегодня ни в США, ни где-либо еще нет ни одной грядки ГМ-капусты. Ларчик открывался просто: незадачливый любитель капустки наверняка живет в квартире со стеклопакетами и кондиционером, причем последний, небось, еще и снабжен системой обеззараживания. Откуда же в ее воздухе возьмутся дрожжи, чтобы сквасить капусту? А сам гурман хоть в школе и учился, конечно, ни о каких микроорганизмах не думает и рассуждает, как Винни-Пух: раз капуста не киснет, значит, это неправильная капуста.
Это был редкий случай, когда можно было наблюдать рождение очередного мифа о еде. Обычно они появляются готовыми словно бы ниоткуда: вчера еще слыхом не слыхали, а сегодня – кто же этого не знает? И потом еще долго маячат где-то на периферии сознания – мода на бессолевые и бессахарные диеты давно миновала, а словосочетание «белая смерть» до сих пор в ходу. Строго говоря, такому мифу вообще не обязательно быть связанным с чем-то реальным. Кто не слыхал, скажем, о «шлаках», накапливающихся в организме при «неправильном» (чересчур обильном, с большой долей мяса и т. п.) питании и выводимых из него с помощью лечебного голодания или специальных диет?
Между тем за десятилетия существования этой концепции пресловутые «шлаки» так и не удалось идентифицировать ни с какими конкретными веществами, привязать к конкретным органам, тканям или внутриклеточным структурам, да и вообще получить хоть какие-то объективные подтверждения их существования. Хотя физиология и биохимия человеческого метаболизма изучены довольно хорошо. На жизнеспособность мифа это, впрочем, нисколько не влияет: немногие помнят, что такое трипсин или гликоген, но о «выведении шлаков» знают решительно все.
Впрочем, абсолютные фикции вроде «шлаков» – все-таки скорее исключение в кулинарной мифологии. Подавляющее большинство гастрономических мифов посвящены вполне реальным продуктам, блюдам и способам приготовления. И очень часто в них можно выделить некое рациональное зерно – утверждение исходно содержательное и относительно верное, но гипертрофированное до неузнаваемости. В самом деле, популяции, 55% которой страдают избыточным весом, наверное, в самом деле было бы полезно несколько умерить потребление сахара. Однако от этого благого пожелания до хлесткой клички «белая смерть» – дистанция огромного размера.
Доходит до анекдота: многие российские дамы полагают, что можно похудеть, если есть побольше фруктов. Рациональное зерно очевидно – калорийность фруктов куда ниже, чем большинства традиционных продуктов нашего стола, за исключением разве что части овощей, безнадежно проигрывающих фруктам в престижности и привлекательности. (Правда, и их не рекомендуется есть, сколько влезет: свиньи, которых кормят одними яблоками, но вволю, успешно набирают жирок.) Однако широкие женские массы поняли так, что фрукты можно есть не вместо опасной для фигуры снеди, а в дополнение к ней – они, мол, нейтрализуют ее действие.
Особенно легко рождаются такие мифы, когда в широкую печать проникают результаты какого-нибудь исследования, анализирующего связь между уровнем потребления продукта А и риском заболевания Б. Худая слава еще одной «белой смерти» – соли – началась как раз с обнаружения положительной корреляции между ее потреблением и уровнем артериального давления. Подобную связь можно трактовать как угодно: возможно, высокое давление вызывает тягу к соленому, или то и другое – следствия некой более общей причины. Однако массовое сознание принципиально несовместимо с вероятностными концепциями: раз гипертоники едят больше соли – значит, соль вызывает гипертонию!
В другом случае не понадобилось даже исследований. Достаточно было простого рассуждения: атеросклероз – это образование бляшек на внутренних стенках сосудов, бляшки состоят из холестерина, холестерина много в яйцах. Следовательно, омлет – причина атеросклероза. Несмотря на ученые слова «атеросклероз» и «холестерин» данная логическая конструкция по сути не отличается от тех, что были в ходу у каннибалов Новой Гвинеи: чтобы быстро бегать, надо обглодать коленную чашечку хорошего бегуна.
Самый, пожалуй, забавный миф такого рода (проживший, правда, совсем недолго) родился где-то в начале 70-х, когда в медицинские исследования пришли методы математической статистики – в частности, корреляционный анализ. При рассмотрении влияния разных заболеваний друг на друга внезапно обнаружилось, что среди хронических алкоголиков смертность от рака чуть ли не вдвое ниже, чем для всего населения в целом. Работа наделала много шума, были предложены теоретические модели, рассматривавшие взаимодействие этилового спирта со свободными радикалами, ароматическими углеводородами и прочими канцерогенами. А потом кто-то привлек дополнительную статистическую информацию – данные о продолжительности жизни, распределении онкологических заболеваний по возрастам и т. п. И стало ясно, что до рака пьяницы просто не доживают.
Начав перечислять мифы о еде, очень трудно остановиться. Но в нашу задачу не входит написать кулинарный раздел «Энциклопедии заблуждений». Интереснее – да и продуктивнее – проанализировать «факторы риска», способствующие рождению мифа.
Как уже говорилось, в миф легко превращаются медицинские гипотезы или даже данные конкретных исследований – «спрямленные», упрощенные, абсолютизированные в многократных пересказах, а главное – оторванные от процедуры объективной проверки. Уточним: именно объективной. Любой вегетарианец непременно расскажет вам, что он стал чувствовать себя намного лучше после отказа от мяса и что то же самое произошло со всеми его единомышленниками. Однако пробы на случайно выбранных добровольцах (даже при том, что в данном случае невозможен «слепой» тест) не показывают никакого улучшения самочувствия при переходе на вегетарианскую диету. Но адепты не врут – просто опыт тех, у кого попытка отказа от мяса вызвала сильнейший дискомфорт, остается вне их рассмотрения либо трактуется как «наркотическая ломка».
Однако при желании «компромат» такого рода можно добыть на любой продукт и любую кулинарную процедуру – всегда найдется какой-нибудь синдром или индивидуальная особенность, при котором именно этот продукт противопоказан. И если героем мифа становится все же не каждый продукт, можно предположить, что тревожные данные исследований – условие недостаточное. Впрочем, необходимым его тоже не назовешь. Научных данных, хотя бы наводящих на мысль о пользе «раздельного питания» или, скажем, вреде употребления натурального, несквашеного молока, нет и не было. А соответствующие мифы есть.
Не претендуя на полноту анализа, можно назвать несколько характерных черт продуктов и способов их приготовления, провоцирующих мифотворчество. Прежде всего, героями (точнее – антигероями) легенд чаще других оказываются продукты, становящиеся массовыми. И именно в тот момент, когда уже все знают об их существовании, но для многих они еще непривычны. В книге знаменитого историка и теоретика кулинарии Вильяма Похлебкина «Кушать подано!» можно найти целую коллекцию аргументов, выдвинутых в свое время против распространения в России чая, – от «строго научных» сведений о его «вредности для здоровья» до совсем уж диких утверждений типа «чай – зелие, змеиным жиром крапленное» и его «грешно пить, потому как из некрещеной земли идет». Причем очень важно, что весь этот фольклор имел хождение в строго определенную историческую эпоху. Не в XVII веке, когда чай впервые пришел в Россию – экзотическим напитком азиатских купцов. И не в XVIII-м, когда его стали подавать в домах вельмож-англоманов. А именно в середине – второй половине XIX-го, когда чай на глазах превращался в массовый напиток русских горожан. И как только этот процесс завершился, античайные мифы тихо и бесславно умерли.
Точно так же в XVII веке, когда в Англии начал входить в моду кофе, англиканское духовенство объявило его «сиропом из сажи, черной крови турок, отвара из старых сапог и башмаков».
Наоборот, блюда традиционные, а пуще того – с высоким социальным статусом (праздничные, имеющие ритуальное значение и т. д.) массовое сознание категорически отказывается признать вредными, что бы ни говорила на сей счет наука. Известно, какую изощренную, глубоко эшелонированную оборону выстраивают вокруг своей привычки курильщики. Автору этих строк случилось как-то выслушать от знакомой экологической активистки страстный монолог о непредсказуемых последствиях промышленного применения трансгенных технологий. На протяжении всей филиппики моя собеседница попыхивала сигареткой, чреватой не туманными «непредсказуемыми последствиями», а вполне конкретными смертельными болезнями. Причем не только для нее самой.
О выпивке и говорить нечего – сообщения о пользе употребления того или иного спиртного напитка появляются в прессе с завидной регулярностью. Причем внимание и доверие к ним со стороны публики куда выше, чем к прописным истинам о вреде алкоголя. Даже если в той же заметке указывается, что исследование финансировалось какой-нибудь «национальной ассоциацией виноделов» – что начисто лишало бы сообщаемые сведения всякой достоверности, если бы речь шла, скажем, о соевой пасте. Если же никаких фактических данных в пользу любимого напитка нет, общество легко обходится и без них – с легкой руки Николая Фоменко вся страна не первый год повторяет, что «пить водку не только вредно, но и полезно».
Ну ладно, алкоголь и табак – наркотики, а психиатрам давно известна стойкая невосприимчивость наркоманов к любой негативной информации об их зелье. Но столь же упорное сопротивление встречают в обществе неоднократно публиковавшиеся данные о целом букете канцерогенов, обнаруженном в древесном дыме и приготовленных с его помощью блюдах. В самом деле, многие ли из нас согласятся считать опасным, скажем, шашлык – собственноручно замаринованный и поджаренный? Между тем, как бы мы ни любили это блюдо, вряд ли тут можно говорить о физиологической зависимости от него. Зато в нашей бытовой культуре шашлык сопряжен с праздником и хорошей погодой, красотой природы и радостями дружбы, романтикой лесного костра и материальным достатком. (В американской культуре ту же роль играет барбекю.) Признать его вредным – значит, отказаться от всего этого или, как минимум, изрядно отравить себе удовольствие. Проще наглухо отгородить свое сознание от раздражающей информации. Если наука считает шашлык вредным – тем хуже для науки.
Впрочем, и сама наука не всегда может избежать влияния подобных стереотипов. Года два назад все мировые агентства облетела сенсационная новость: биохимики из Стокгольмского университета обнаружили в самых популярных продуктах фаст-фуда – гамбургерах, картофельных чипсах и картофеле фри – условно канцерогенное вещество акриламид, образующееся при сильном (до сотен градусов) нагревании крахмала на воздухе. Не дожидаясь публикации в специальных изданиях, исследователи обнародовали этот результат на специально созванной пресс-конференции. Где им задали вопрос: содержат ли акриламид обычная жареная картошка и домашний хлеб? Вопрос остался без ответа – оказалось, что встревоженным ученым просто не пришло в голову проверять «простую и здоровую» домашнюю еду. Впрочем, можно не сомневаться – если бы они начали с нее, реакция общества на их открытие была бы совершенно иной: «этих ученых послушать, так вообще все вредно!», «деды-прадеды ели и были здоровее нас!» и т. п. А вот сообщения о неимоверной вредности фаст-фуда (относительно новой, но уже всем известной ипостаси еды!) воспринимаются чуть ли не с удовлетворением. Не верят в нее только дети, не помнящие мира без «Макдональдсов».
Кстати, в нашей стране сюжет о зловредных новинках и здоровой традиционной кухне спроецировался еще и на пространственно-политическую ось: «наша еда – натуральная, а импортная – вся на химии». Увы, это не просто неверно – есть целые классы продуктов, где все обстоит с точностью до наоборот.
Например, все газированные безалкогольные напитки мировых брендов – «Кока-кола», «Пепси-кола» и т. д. – делаются на натуральном сахаре. Исключение составляют специальные диетические разновидности, обязательно маркированные этикеткой другого цвета и надписью light. Подавляющее же большинство российских производителей газировок используют только синтетические подсластители аспартамовой группы (даже при производстве кваса – хотя бродить такой раствор не может по определению), указывая это лишь мелким шрифтом в составе ингредиентов.
Но вернемся к фаст-фуду с его ужасающей репутацией. Он заслужил ее не только тем, что вот именно сейчас, на наших глазах становится массовым модусом питания. Другое его страшное преступление против общественных стереотипов – промышленная технология изготовления еды. Не видя ни исходного сырья, ни производимых над ним операций, потребитель всегда склонен подозревать, что «туда что-то добавляют». И если ресторан, имитируя «домашность», более-менее приглушает эту тревогу, то обнаженно-конвейерный стиль заведений фаст-фуда прямо провоцирует ее. В этих страхах, в сущности, нет ничего специфически кулинарного – они возникают всякий раз, когда человек попадает в зависимость от неведомых ему решений незнакомых лиц. Многие люди панически боятся операций под общим наркозом, полетов на самолете или соседства с атомной электростанцией – сколько бы им ни приводили разумных аргументов. Впрочем, и применительно к еде такие легенды не новы: «Это было так же общеизвестно, как то, что конфетами фабрики «Бр. Крахмальниковы» можно отравиться или что мороженщики делают мороженое из молока, в котором купали больных». Конечно, даже сто лет назад поверить в эту чушь мог только совсем маленький ребенок – такой, как Павлик Бачей, персонаж знаменитой повести Валентина Катаева «Белеет парус одинокий». Но внушили-то ему ее взрослые. Конечно, не папа-доктор, а какая-нибудь малограмотная прислуга, для которой именно в конфетах и мороженом воплотилась противоестественная идея фабрично сделанной еды.
Боязнь неконтролируемых манипуляций лежит и в основе массовых страхов перед ГМ-продуктами. Однако здесь она соединяется с более общим феноменом – недоверия общества к науке и созданным ею технологиям. Почему для сегодняшнего обывателя научные лаборатории превратились из пещеры Али-Бабы в логово дракона – вопрос интересный, но явно выходящий за рамки данной статьи. Как и сама по себе проблема безопасности генно-инженерной деятельности, выявившая системный конфликт между двумя почтенными презумпциями – «бритвой Оккама» и принципом предосторожности. Пока же отметим удивительный факт: дискуссия вокруг трансгенных культур длится вот уже второе десятилетие, за все это время их противники не сумели найти ни одного случая вредного воздействия ГМ-продуктов на человека – но общественное мнение явно склоняется на их сторону. В то же время в России ежегодно не менее десятка человек умирает от отравления грибами – и это никак не вредит репутации грибов и блюд из них. Если кто-то думает, что рисковать жизнью ради лакомого кусочка могут только русские – пусть вспомнит, что рассудительная Япония платит примерно такую же дань за приверженность к блюдам из рыбы фугу. Потому что грибы и сасими – продукт традиционный, а всякие там трансгены сделаны искусственно. А значит – жди от них беды.
Итак, миф порождается не собственными свойствами того или иного продукта, а некоторыми культурно-психологическими стереотипами. И скорее отражает и обосновывает реальное потребительское поведение, чем в самом деле влияет на него. Во всяком случае, титул «белая смерть» никак не отразился на показателях потребления соли и сахара на душу населения.
Еще с XIX века, с первых шагов демографической статистики, было известно, что социальный успех и социально одобряемые черты совершенно не совпадают с показателями эволюционной приспособленности. Проще говоря, богатые оставляют в среднем меньше детей, чем бедные, а образованные – меньше, чем необразованные.
«Даже у червяка есть свободная воля». Эта фраза взята не из верлибра или философского трактата – ею открывается пресс-релиз нью-йоркского Рокфеллеровского университета. Речь в нем идет об экспериментах, поставленных сотрудниками университетской лаборатории нейронных цепей и поведения на нематодах (круглых червях) Caenorhabditis elegans.