22.07.2009 | Ворчалки о языке

Упасть вверх

Об оксюморонах и метафорах

Давно замечено, что при разговоре с иностранцем человек часто коверкает собственный родной язык. Иностранец ведь плохо говорит по-русски, так? Ну вот – если я стану тоже говорить с дурацкой грамматикой и смешным акцентом, то ему, может, понятней будет? Не то чтобы человек прямо так рассуждал. Он просто невольно подлаживается к собеседнику, как герой Миронова в знаменитой комедии: «Шьёрт побъери!»

Это самое Шьёрт побъери! я вспомнила на днях, когда услышала, как президент Медведев изъяснялся в ходе своей внешнеполитической деятельности. Там было, к примеру, что-то в таком роде: Не продавливать инициативу, а взять период на ее изучение.

Особенно же меня впечатлила формулировка: Достигнут ли пик падения? Привет Зиновьеву с его «Зияющими высотами».

Пик падения – это то, что называется оксюморон, сочетание несочетаемого. Это как горькая сладость. Нет, конечно, при большом желании можно усмотреть тут яркий художественный прием. Ну типа мы погружаемся в пучину хаоса и одновременно поднимаемся к вершинам – чего? Ну, скажем, опыта. Или там – социальная напряженность возрастает синхронно с падением экономики, так что экономическое дно с политической точки зрения оказывается высшей точкой (воздержимся от слов кипение или перелом, чтобы не запутывать дело еще одной метафорой).

В действительности, скорее всего, ничего такого не имелось в виду. Просто столкнулись две несовместимых метафоры.

Вообще мы обычно не осознаем, какое огромное количество метафор используем в речи. Абстрактные, метафизические значения очень часто выражаются при помощи метафорического переосмысления вполне конкретных слов.

Взять хотя бы интеллектуальную деятельность человека. Мы называем ум острым, взгляды (что само по себе метафора) широкими, мысли глубокими, суждения блестящими, мы схватываем мысли на лету, а потом выбрасываем их из головы. Какие-то мысли мы разделяем, а какие-то не принимаем. Конечно, все эти метафоры давно стерлись (о, тоже метафора), а во многих случаях уже и не прослеживаются (тоже, тоже). Например, в слове впечатление не сразу и увидишь печать, а слово влияние и вовсе лишь немногие догадаются связать (ого, еще одна) с вливанием.

Но иной раз случается, что давно умершие метафоры оживают (стоит ли говорить, что смерть и воскресение метафоры – метафора). На этом построен незатейливый литературный анекдот об одном из «увеселительных шутов» 18-го века:

«Брат жены Педрилло, выдав дочь замуж, просил Педрилло не сухо принять нового родича.

Педрилло выпросил у Густава Бирона часа на два пожарную трубу Измайловского полка и, установив ее как раз против двери, в которую должен был входить новый родич, наполнил заливной рукав водой.

Лишь только гость показался в дверях, Педрилло собственноручно отвернул все клапаны заливного рукава и окатил гостя с головы до ног.

— Скажи же тестю, что я исполнил его желание и принял тебя, как видишь, не сухо» (цитирую по книжке «Русский литературный анекдот», М., 2003).

Внутренняя форма метафор часто оживает неожиданно для самого говорящего – когда метафора попадает в неподходящий контекст. Мой любимый пример такой некстати ожившей метафоры – откусить кусок нефтяного пирога.

Уж не помню, кто из политиков это сказал, но странно, как он при этом не подавился. Чаще всего такое происходит при столкновении разных метафор. В английских книжках по риторике обычно приводят классический пример – сравнение страны с кораблем, который прочно стоит на ногах. А еще смешнее всем известное: В 1917 году Россия стояла перед пропастью, и с тех пор она сделала решительный шаг вперед.

Но вернемся к нашему пику падения. С одной стороны, движение вверх в самых разных культурах и языках связывается с хорошим, а движение вниз – с плохим. Особенно если это не погружение в воду (тут возможны варианты), а скатывание или падение. Это в полной мере относится к экономике: падает производство, обваливаются рынки, об уменьшении стоимости валюты, скажут, что она снизилась, а если резко, то что валюта рухнула. С другой же стороны, большая степень признака, интенсивность процесса естественно обозначается через метафору повышения. Если масштаб разрушений максимальный, это естественно назвать пиком. Все это, как выражаются Лакофф и Джонсон, «метафоры, которыми мы живем». Так что

и падение, и пик в применении к экономическим неприятностям вполне уместны, но по отдельности. А вместе – вместе получаются зияющие высоты.

Вообще язык довольно прихотлив в оценке разного рода мер и степеней – как, впрочем, и во всем остальном. Когда-то, описывая слова аж и целых, я обратила внимание на любопытное различие между ними. Вообще-то слова эти в соответствующих значениях очень похожи (съел аж/целых пять кусков торта, похудела аж на 20 кг/ на целых 20 кг). Но есть одна тонкость. Можно сказать похудела аж до сорока пяти кг, но никак не до целых сорока пяти кг. Потому что хотя похудела сильно, но 45 кг – это мало, так что слово целых не подходит. Еще пример. Торговец просил за ковер 200 долларов, потом согласился на 100, а отдал аж за 50. И опять – нельзя сказать за целых 50. Но можно – скинул целых/аж 150 долларов. Так что тут так сразу не разберешься. Надо взять период на размышления.

Источник: "Троицкий вариант", № 14, 21.07.2009,