22.06.2009 | Театр
Антиподы в ЗазеркальеВнуки Чаплина показали свои спектакли на Чеховском фестивале
В начале июня в Москву впервые приезжали их родители: Жан-Батист Тьере и Виктория Чаплин -- дочь великого актера и режиссера, выросшая в Швейцарии и познакомившаяся со своим будущим мужем в революционные 60-е. Немолодые супруги Тьере показали столице «Невидимый цирк» -- представление одновременно наивное и изысканно-стильное. Вслед за папой и мамой свои спектакли в Москву привезли взрослые дети:
Джеймс со своей «Компанией майского жука» с 15 до 30 июня на сцене Малого театра играет «До свидания, зонтик» в собственной режиссуре. А Аурелия, чья труппа называется «Маленькие часы», в те же дни в Театре Пушкина показывает «Ораторию Аурелии», которую специально для дочери поставила Виктория Чаплин.
Природа не поскупилась: внуки Чаплина так же, как и его дети, оказались полны самых разнообразных талантов и очень похожи на своих родителей. Спектакль Джеймса, правда, получился менее интересным: видно, что он обаятельный артист, способный клоун, умелый танцор и акробат, может придумать забавные трюки, но совсем не режиссер. И его «До свидания, зонтик» (при чем тут зонтик, так и остается непонятным) все время пытается, но так и не может сложиться в единое представление, рассыпаясь на множество более или менее удачных сцен. Лучшей из них, пожалуй, становится игра с гроздью канатов, висящих на огромном крюке над сценой. В этих канатах прячутся, по ним незаметно для зала взбираются вверх и потом из связки веревок, свисающих, будто гигантские макароны с вилки, неожиданно вылезает множество ног и рук. Часть костюмов для спектакля Джеймса придумала мама, и этих удивительных ходячих рыб и странных чудищ, будто переселившихся из «Невидимого цирка», невозможно не узнать.
Зато «Оратория Аурелии» смотрится на одном дыхании. Если родители строили свое шоу из набора отдельных номеров, как и принято в цирке, а брат пытался, но не сумел сделать целое представление, то Аурелия в постановке матери играет именно спектакль, где одно следует из другого, хоть и подчиняется не прямой, а прихотливой логике сна.
Спектакль начинается с изумительной сцены «Комод», видеоролики которой заполняют Интернет. Под взволнованный мужской голос, требующий немедленно подойти к телефону, и что, мол «мы все волнуемся» и «я точно знаю, что ты дома», выдвигаются и задвигаются разные ящики комода, и оттуда показываются то ноги, то руки, расположенные так, что просто не могут принадлежать одному человеку. Ноги-руки живут своей жизнью: стучат в соседние ящики, наливают вино в бокал и достают пирожные, надевают красные туфельки и зажигают свечу. В конце концов из большого ящика вылезает сама Аурелия, садится на нем, болтая ногами, а рядом так же непринужденно болтается третья нога в красной туфельке, и на нее приходится цыкнуть, чтобы она убралась обратно в комод.
Внутри портала Театра имени Пушкина поставлен еще один, с ярусным красным занавесом, и этот волшебный, живущий своей жизнью занавес, как и красный цвет будто бы оторвавшихся от него платьев, накидок, пиджаков, будут много определять в «Оратории». Длинный шарф Аурелии опутывает сцену, тянется за ней из одной кулисы в другую, все никак не кончаясь, подбрасывает ее вверх, раскачивает, как цирковая трапеция, и укачивает, как в гамаке.
Здесь все наоборот, будто в Зазеркалье: предметы, брошенные в одну кулису, вылетают из другой, цветы ставят вниз головками и поливают повешенное для сушки белье. Здесь двое на носилках выносят перевернутый стул, и Аурелия так и садится на него вниз головой. Она летит по воздуху, держа за веревочку воздушного змея, который ползет по сцене. Ее партнер -- танцор и акробат Джейми Мартинес -- висит под колосниками и, будто бы взбираясь по канату, ползет к земле. Вот в глубине сцены идет темная, словно тень, фигура, и, лежа на земле у его ног, теми же шагами «идет» человек в светлом костюме и шляпе. Антиподы синхронно раскланиваются с Аурелией и движутся дальше, читая газеты.
Волшебные зеркала как будто висят между небом и землей, между одним человеком и другим. Аурелия с Мартинесом только что танцевали, перехватывая друг у друга пальто: то один наденет его черным драпом вверх, то другой влезет в рукав и вот уже щеголяет в красном шелке. А теперь парочка встретилась, надев на двоих черный пиджак и вставив по одной ноге в белые штанины, и вдруг из них получился новый человек. Он танцует, скачет, высоко поднимая ноги и зависая в воздухе, точно так, как играет ребенок, устроившись у дверцы зеркального шкафа, чтобы мама видела его пополам с отражением.
Под большим красным занавесом вырастает маленький белый кружевной театрик: тюлевая завеса падает и падает вниз, как снег, ложась на пол сугробами. За ним Аурелия в белом сидит и вяжет, мимо скачет плоская фигура белого кружевного зайчика -- такая идиллическая картинка, похожая на теневой театр наоборот. Потом вдруг высовывает голову страшный белый зубастик и откусывает Аурелии ступню, а потом и всю ногу. Но она находчиво хватает спицы и к восторгу зала быстро вывязывает себе новую белую ногу. За антитеневым театром следует антикукольный: лицо Аурелии разыгрывает спектакль перед кукольной публикой, которая то аплодирует, то засыпает и с изумлением рассматривает «живых» зрителей.
Тут много почти прямых цитат из «Невидимого цирка» -- все тех же удивительных костюмов Виктории Чаплин. То какое-то странное существо нацепило на голову кувшин и превратилось в круторогого козла, то Мартинес, полспектакля протанцевавший с пальто, в котором иногда оказывалась Аурелия, вдруг появляется как бездыханное тело на руках у ожившего пальто. Это явный парафраз костюма-куклы Жан-Батиста Тьере, который в «Невидимом цирке» появлялся будто бы на закорках у куклы-носильщика.
Но самые удивительные последние превращения. Когда Аурелия, только что одетая влюбленным партнером в роскошное золотое платье, вдруг начинает томиться, как Геракл, которого жжет отравленная одежда. Она срывает с себя широкую юбку, и оказывается, что под ней пустота, а из сверкающего конуса лифа, словно из песочных часов, сыплется пыль. Руки, плечи и голова испуганной Аурелии постепенно утекают в эту воронку, пока не пропадают совсем. И только бегает вокруг Мартинес, негромко и растерянно зовя ее.
Ну а в самом финале на сцену вынесут высокую подставку, на которой по кольцу будет ездить игрушечный поезд. И тут подойдет к нему Аурелия, раздвинет на груди платье, а там окажется сквозная дыра, так, что поезд, сверкая огнями, будет проезжать сквозь нее, как сквозь туннель. Свет будет гаснуть, но мы еще будем видеть, как кружится поезд, прошивая насквозь темную гору.
До свиданья, зонтикДо свиданья, зонтикДо свиданья, зонтикОратория аурелииОратория Аурелии. Фото с сайта фестиваляОратория Аурелии. Фото с сайта фестиваляОратория Аурелии. Фото с сайта фестиваляСофья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.