04.06.2009 | Галина Ковальская. IN MEMORIAM / Общество

Законсервировавшиеся

У власти развязаны руки

Российские "правые" окончательно уверовали, что рыночная экономика может успешно развиваться и без либеральной политической системы

Весной 2001-го Владимир Мау, глава Центра экономических реформ при правительстве РФ, один из самых ярких игроков гайдаровской команды, в разговоре с автором этих строк высказался в том смысле, что либеральные ценности все глубже проникают в общественное сознание, а либеральные идеи стали почти официальной идеологией. Я, признаться, опешила. Процесс сжирания НТВ был в самом разгаре (на тот момент опальному каналу в его прежнем виде оставалось жить меньше месяца); Гусинский был «объявлен в международный розыск», а все прочие олигархи приведены в состояние повышенной нервозности и один за другим клялись в верности президенту; советский гимн был восстановлен в своих правах - словом, атмосфера в стране, как мне казалось, царила препаршивая. А тут один из главных российских либералов демонстрирует такой оптимизм.

«Могли ли вы еще недавно предполагать, что дискуссии об экономической политике будут вестись не между коммунистами и демократами, а между Чубайсом и Илларионовым?» - парировал Мау мои сомнения.

И стало понятно, почему Гайдар и его единомышленники решительно поддержали Путина и даже войну в Чечне и почему не слышны были их голоса, когда уничтожали независимые СМИ... Наши правые в какой-то момент вспомнили марксистский тезис о первичности общественного бытия и экономики и решили, что главное - торжество частной собственности и свободного рынка, а все остальное приложится. Теперь для них либерал - тот, кто за рыночную конкуренцию, а их отношение к свободе слова или бомбардировкам чеченских сел зависит от того, поддерживает ли президент снижение налоговых ставок. После прихода Путина к власти в СПС разве что Борис Немцов время от времени вспоминает о правах человека и гражданских свободах и пытается как-то оппонировать президенту. А Гайдар, Чубайс, тот же Мау, Илларионов - наиболее авторитетные и влиятельные политики из числа либералов - не говорят о безобразиях, а лишь о «постреволюционной стабилизации» и о том, что президент - единственный гарант экономических реформ.

Помнится, перед выборами в Госдуму 1995 года, когда возглавляемый Гайдаром «Демвыбор России» занимал резко антивоенную позицию (шла первая чеченская война), я спросила Егора Тимуровича, как ему кажется, прибавляет ли эта оппозиционность им голосов. Он ответил гордо: «Думаю, мы скорее потеряли. Но разве можно было иначе?» Прошло четыре года - оказалось: еще как можно! На днях довелось напомнить Леониду Гозману, помощнику Чубайса и влиятельному функционеру СПС, как накануне выборов 1999-го его шеф, Анатолий Борисович, во время теледебатов с Григорием Явлинским обвинил последнего чуть ли не в измене родине лишь за то, что тот не одобрил вторую чеченскую войну.

«В Чечне возрождается наша армия!» - воскликнул тогда Чубайс. «Это была правильная позиция, - улыбнулся мне Гозман. - Она принесла нам голоса».

И это правда. Не от злокозненности или порочности правые выбрали нынешнюю позицию - их жизнь заставила. Российское общество, в конце 80-х жаждавшее (по крайней мере его наиболее активная часть) прежде всего свободы слова, печати, манифестаций, самовыражения, за десять лет радикально изменилось. Сколько там человек вышло на митинг в защиту НТВ? Вспомнить смешно! А за ТВ-6 вообще почти никто не почесался. Это при том, что как раз перед отъемом лицензии ТВ-6 запустило самый рейтинговый проект «За стеклом». Представляете, сколько народу высыпало бы на улицу в 91-м, если бы Горбачев попытался прикрыть российские «Вести»? А сколько выходило защищать Литву! Шахтеры тогда вообще политическую забастовку за ликвидацию поста президента СССР организовывали. Сейчас подобные страсти могут кипеть разве что из-за невыплаты зарплат или против реформы ЖКХ. Еще в середине 90-х общество, хоть и не сразу, но ко второму году чеченской войны стало от души сочувствовать жертвам бомбежек и «зачисток» и сумело добиться прекращения войны. Вторая же чеченская была принята на ура практически всеми. И даже теперь, когда война затянулась и стала непопулярна, античеченские настроения и готовность к любому насилию в отношении чеченцев нарастают в обществе вместе со стремлением закончить войну. На протяжении 90-х наши сограждане утвердились в мысли, что свобода и права, свои и особенно чужие, не так важны, как государственная опека и защита, и что вполне можно пожертвовать свободой и правами во имя «сильного государства» (понимаемого зачастую как репрессивное). Маятник общественных настроений качнулся от либеральных к государственно-патриотическим. В самом деле, «постреволюционная стабилизация».

В 95-м «Демвыбор» сохранил лицо, но не прошел в Думу и едва сохранился как политическая сила. В 99-м СПС не только прошел, но и набрал неожиданные даже для его лидеров 8,5%.

Конечно, он прихватил «чужие» голоса: в начале 2000-го во время социологического обследования, проводившегося в одном провинциальном городе среди избирателей СПС, вдруг выяснилось, что эти избиратели твердо стоят за государственное регулирование экономики и убеждены, что Россия должна «не подражать Западу, а двигаться своим, свойственным лишь ей путем». Но и классический «правый» электорат к 1999-му приветствовал войну и не желал, да и теперь не желает, слушать никаких «правозащитных благоглупостей» (именно так выражается в последнее время мой добрый знакомый, некогда поклонник диссидентов, а ныне приверженец Гайдара с Чубайсом). Слово «правозащитник» произносится в сегодняшней России почти с пренебрежением. Немудрено, что наши умные правые испугались перспективы оказаться в политических маргиналах. И ход их мысли вполне понятен: пока в стране нет слоя, нет общественной силы, способной последовательно отстаивать ценности прав и свобод, «серьезные» политики не будут выступать на эту тему. А вырастут эти силы, согласно марксистской логике российских либералов (их правильнее было бы теперь именовать «консерваторами», да они и сами все чаще себя так называют), не раньше, чем окрепнет слой свободных предпринимателей. То есть сначала экономические реформы, а права и свободы потом, на закуску.

Однако вопрос, можно ли в современной России создавать либеральную экономику и одновременно отстраивать «вертикаль власти» в нынешнем ее виде, то есть подгребая «под президента» все общественные и государственные институты, остается открытым. К примеру, отсутствие независимого суда приводит к тому, что экономическая конкуренция сплошь и рядом подменяется неэкономической. Типичная история: у фермера, у которого производительность труда в хозяйстве раза в полтора-два выше, чем в соседнем ЗАО (бывшем колхозе), это самое ЗАО спокойненько отбирает землю. По суду, разумеется. Судья у нас не желает ссориться с местной администрацией, а местная администрация всегда дружит с колхозами, а не с фермерами. Никто и ничто не мешает региональным или местным властям отобрать предприятие у эффективного, но «не своего» собственника и передать неэффективному, но «своему».

Это рынок? И как, если не развитием подлинно независимых суда, аудита, арбитража и (уж извините) СМИ, можно с этим бороться?

Беда наших правых в том, что, как замечает видный российский политолог Игорь Клямкин, «в современной России нельзя быть либералом и консерватором одновременно, потому что либеральные принципы и ценности до сих пор проходили здесь по разряду невоплощенного, в общественном и государственном укладе не укорененного». Другими словами, «консервировать» либеральные институты и традиции у нас рановато - их еще надо создавать. Те, кто некогда называл себя либералом, по существу разделились на «экономическое» большинство: СПС и близкие ему политики, и малюсенькое, еще меньше СПСа «правозащитное» меньшинство - «Либеральная Россия» (субсидировать которую осмеливается только Борис Березовский). По-настоящему и тех, и других трудно назвать «либералами»: первых потому, что либерал все же от слова «свобода» (любая, а не только экономическая), вторых потому, что в упоении от своей оппозиционности они не замечают несомненно либеральных действий правительства в сфере экономики. В итоге либеральная позиция вообще не звучит. Черт знает, что творится вокруг «дела Буданова» (российского полковника, изнасиловавшего и задушившего девятнадцатилетнюю чеченку), доносятся лишь громкие вопли тех, кто называет Буданова «героем» и «лучшим русским» и требует его немедленно отпустить, а правые - как воды в рот набрали. Журналист Григорий Пасько получает срок по явно сфабрикованному обвинению в шпионаже - чем не повод заявить свою позицию о роли и месте спецслужб в правовом государстве. Ничего подобного - только тонкие голоса правозащитников слышны, а записные либералы-экономисты, видно, считают, что не их это забота.

А проблема чеченских беженцев? Тоже ведь политический вопрос, по которому надо бы высказаться. Или СПС разделяет позицию президента и в этом вопросе и готов запихивать этих людей обратно в Чечню?

А у власти развязаны руки. Было бы странно ожидать, что президент или какие-либо еще властные структуры будут заботиться о праве граждан противостоять этим самым структурам. Во всем мире власти терпят независимые СМИ и свободолюбивых граждан лишь потому, что общество этого требует. У нас этого требует столь ничтожная часть общества, что ею смело можно пренебречь. Так что судьба той самой «свободной и ответственной личности», о которой печется Евгений Ясин, вызывает серьезные опасения.

Источник: "Еженедельный журнал", 7 мая 2002 г.,