27.02.2009 | Кино

Терроризм стал государственным

19 февраля вышел скандальный документальный фильм «Адвокат террора» франко-голливудского режиссера Барбе Шрёдера

19 февраля вышел скандальный документальный фильм «Адвокат террора» франко-голливудского режиссера Барбе – у нас обычно говорят «Барбета» - Шрёдера. Шрёдер известен как автор картин игровых, в том числе таких одновременно коммерческих и артистических американских хитов как «Пьяница»-Barfly, «Поворот фортуны», «Одинокая белая женщина». Но еще в 1970-е он снял несколько громких документальных картин. «Адвокат террора», получивший главную французскую кинопремию «Сезар», о личности на фоне эпохи. Личность – серьезная: Жак Вержес, адвокат, защищавший всех главных мировых террористов и политических преступников – от алжирских и палестинских до печально знаменитого Шакала-Карлоса и полпотовцев. О том, как относиться к таким адвокатам и их подзащитным, с Барбе Шрёдером побеседовал обозреватель «Русского Newsweek» Юрий Гладильщиков.

Антигерой

Жак Вержес родился в семье тайской учительницы и французского консула в Индокитае. Поскольку он считался неполноценным европейцем, то его радикализм зародился в юности и был затем отточен во время обучения в Сорбонне, где он в конце 1940-х познакомился с Пол Потом и Эриком Хонеккером. До того был активным участником французского Сопротивления, боевых действий в Марокко, Алжире, Италии, Франции. В 1950-е – сталинист (был лично представлен Сталину и, кстати, Джавахарлалу Неру и Индире Ганди). В 60-е – маоист (лично встречался с Мао, а также Нельсоном Манделой). Двое детей от алжирской террористки Джамили Бухиред, ради которой он принял ислам. Основатель ежемесячного журнала «Революция: Африка, Латинская Америка, Азия», финансируемого Китаем. Одна из загадок его жизни – бесследное исчезновение в 1970-е на целых восемь лет. Скорее всего, он скрывался от потенциальной мести израильского МОССАДа после защиты палестинских террористов. По разным сведениям, в Камбодже, Китае, ГДР, на Кубе, а может, и в СССР. Вероятно, был агентом восточногерманской «Штази». Кроме террористов защищал нацистских преступников – главу лионского гестапо Клауса Барбье. Вержес предлагал свои услуги Слободану Милошевичу, но тот отказался из-за его скандальной репутации. Защищать Саддама Хуссейна Вержесу не позволили.

Вас как документалиста принято считать коллекционером монстров: картины про говорящую гориллу Коко, диктатора Иди Амина, который, возможно, был каннибалом, голливудского пьяницу-маргинала Чарльза Буковски. Но мне кажется, что и в ваших игровых фильмах встречаются персонажи, страдающие тяжелой формой зависимости и одержимости, в душе которых отсутствует граница между добром и злом – вспомнить ту же «Одинокую белую женщину». Адвокат Жак Вержес тоже привлек вас тем, что он монстр?

Да, конечно. Я хотел показать человека, который словно бы сошел со страниц громкого романа. Персонажа психологически противоречивого.

Читал ваше высказывание во французской прессе, что ваша судьба похожа на судьбу Вержеса. Вы оба вступили в молодости в коммунистическую партию. Оба вышли из нее во второй половине 1950-х после агрессивной политики Франции по отношению к колонии-Алжиру, когда компартия эту политику поддержала. Почему тем не менее из одного человека вышел «адвокат террора», а из другого – режиссер-гуманист Шрёдер?

Во-первых, мы все-таки принадлежим к разным поколениям – Вержес почти на двадцать лет старше. Во-вторых, американцам ни в коем случае нельзя говорить о том, что я был членом коммунистической партии. А то у меня начнутся проблемы с въездом в страну и с работой в Голливуде.

Я представляю не американское, а русское издание журнала Newsweek.

Тем не менее не хочется, чтобы кто-то упоминал, что я был коммунистом. Напишите, что я придерживался левых взглядов. Американцы читают и изучают все, что выходит – всю прессу, и в России, и в Греции, например (передаю все, как было сказано: потому, что это чудно, и потому что Шрёдер сам сто раз рассказывал в интервью западным журналистам о своей коммунистической молодости, то есть никак не выдаю его ЦРУ – Ю. Г.). А возвращаясь к вашему вопросу, почему я не стал Вержесом, отвечу так. Это был его осознанный взрослый выбор. Он ведь только лет в тридцать решил пойти в адвокаты. Я же, уже лет в пятнадцать интересуясь судьбой Алжира, смотрел тогда по три американских фильма в день. То есть уже тогда готовился стать кинематографистом. Я рано предугадал свою судьбу. Вержес шел к своему выбору гораздо дольше.

Где в Вержесе заканчивается человек идеи, искренне увлеченный тем, что он делает, и начинается игрок, отчасти шут, а в конечном счете, как мне кажется, злодей?

Со многими людьми случается одна и та же пакость: они начинают с хорошего, с веры в благородное, а заканчивают не слишком хорошим. В этом смысле история Вержеса – очень человеческая. Когда он был искренним сторонником независимости Алжира, он защищал в суде алжирскую террористку, спас ее от гильотины и, в конечном счете, на ней женился. Всю последующую жизнь он пытался воспроизвести эти романтические события – и в случае, когда защищал палестинских террористов, и во многих других. Постепенно это приобретало все более карикатурный характер. В итоге все завершилось историей с одним из главных мировых террористов Карлосом. Любовный треугольник Вержес – подруга Карлоса Магдалена Копп - Карлос мог бы стать основой голливудского фильма уровня «Титаника». Об этом тоже идет речь в моем фильме. Я убежден, что Вержес иногда заблуждается искренне. В частности, он действительно считает палестинцев прямыми продолжателями алжирской борьбы за независимость.

Вержес произносит в фильме парадоксальную фразу, что мораль и право – понятия из разных областей, что между ними ничего общего. На этом он и выстраивает свою идеологию защиты преступников. Как ни странно, эта идеология имеет, на мой взгляд, право на существование, хотя в результате мы можем прийти к совсем уже кошмарным результатам.

Да (задумывается)… Мне самому странно слышать такую фразу от адвоката, который призван защищать справедливость… Даже не знаю, что вам ответить.

Тогда я сформулирую вопрос более конкретно. Вержес в запальчивости говорит, что защищал бы и Гитлера. Если бы не дай бог случилось так, что Гитлер остался жив, имел бы он право на защиту?

Без сомнения, да. Всякий человек имеет право на защиту, иначе мы оказываемся в системе Буша или ГУЛАГа (что общего между этими двумя достаточно различными системами, прошу прощения, уточнить не успел. – Ю. Г.)

ОК, но тогда получается вот что. Если тот же Вержес защищает Гитлера, то он должен стать на его сторону. Так? Не кажется ли вам, что демократия в случае судопроизводства казнит саму себя? Что судопроизводство – одна из самых противоречивых сфер демократии? Каждый адвокат когда-то вольно или невольно становится адвокатом террора, адвокатом дьявола.

Но ведь адвокат может при этом сказать себе и всем, что он защищает Гитлера, но не его идеологию. Адвокат может открыто предложить Гитлеру признать свою вину. Защита Гитлера могла быть построена на том, что адвокат заявил бы ему: я не собираюсь доказывать судьям, что вы были правы, когда кричали, будто одни расы и нации совершеннее других. Но я могу попытаться объяснить суду, что вы несчастный человек, который поверил в бредовые идеи. Вержес, кстати, действует именно так. Он ведь сейчас создал такую ситуацию в Камбодже во время суда над красными кхмерами, что попросту заблокировал вынесение вердикта. Скорее всего, дело закончится тем, что и его подзащитные – бывшие полпотовцы – умрут от старости. И сам Вержес умрет. Но осуждены его клиенты так и не будут. В моем фильме мы видим двух представителей этих красных кхмеров. У одного мы берем интервью, другого мы видим на фотоснимках.

Почему Вержес согласился сниматься? Он ведь понимал, что, скорее всего, не предстанет в выигрышном свете. Наверное, он мог догадаться и о том, что фильм будет не столько про него, сколько про терроризм.

Да, действительно, я снимал фильм не столько о Вержесе, сколько об истории слепого терроризма. Имею в виду терроризм, когда убивают не конкретных политических деятелей, а случайных людей. Слепой терроризм зародился в Алжире 1955 года. Террористка, которую защищал Вержес, та самая, которая стала в итоге его женой, подложила бомбу в кафе и убила невинных. Но Вержес решил сниматься, во-первых, наверное, из тщеславия, а во-вторых, потому, что был уверен: он сумеет мной манипулировать. Он знал, что я не Майкл Мур, что я не буду делать идеологическую картину против него, что я дам ему высказать свое мнение. А после того, как он в течение двух часов будет вещать на публику, та поневоле заразится так называемым стокгольмским синдромом (эффект, когда заложники постепенно принимают сторону террористов – Ю. Г.). Часть людей, настроенных против него, начнет находить в его позиции положительные стороны.

Но последнее-то слово все равно осталось за вами. Как в итоге Вержес отреагировал на картину? Обиделся?

Сначала он оценил фильм негативно, но потом спохватился и сказал, что это прямо-таки шедевр, просто в нем есть маленькие неточности. В конечном счете он понял, что мой фильм – все равно для него реклама.

Слепой терроризм свелся сегодня к двум таким неприятным явлениям как фундаментализм и сепаратизм. Из него ушла левая революционная европейская идея. Как вы считаете: может ли возродиться европейский левый терроризм? Не терроризм иммигрантов, а терроризм реальных европейцев - в духе итальянских красных бригад или немецкой «Фракции Красной армии» Баадера-Майнхоф?

Трудно делать прогнозы. Но я хотел сказать в фильме, что терроризм действительно стал другим. Террористические группировки ушли в прошлое. Теперь уже целые государства становятся террористическими, используя терроризм как оружие. Ядерное оружие вроде бы мощнее. Но терроризм пугает людей не менее сильно. Это новая реальность, в которой мы обитаем и которую необходимо контролировать. Я хотел показать, как зарождался такой терроризм – в Алжире 1955-го. Когда поймешь, как и почему появился такой тип терроризма, сможешь лучше понять, как он способен развиваться.

Источник: Русский Newsweek, №8 (230), 16 - 22 февраля 2009 года,