Митрополит Кирилл избран и наречен 16-м патриархом Московским и всея Руси. Мало кто сомневался, что Поместный собор примет это решение. Оно стало вполне предсказуемым, когда патриарший местоблюститель с большим отрывом опередил на Архиерейском соборе основного соперника митрополита Климента. Епископат РПЦ сделал свой выбор. В ходе Поместного собора этот выбор стал безусловным и очевидным. Третий претендент митрополит Филарет снял в пользу Кирилла свою кандидатуру, а еще один член Синода митрополит Киевский Владимир предложил не выдвигать дополнительного кандидата, на что Собор имел полное право. Напомню, что именно от огромной украинской делегации еще можно было ожидать каких-то сюрпризов, поэтому предложение ее главы окончательно расставило точки над i. Быть местоблюстителю патриархом. Епархиальные делегации, которые формировались под строгим надзором правящих архиереев, лишь единодушно поддержали их выбор.
Причины убедительной победы Кирилла понятны. Он провел свою кампанию по всем правилам политической науки. Не боялся выступать перед потенциальными оппонентами, пытаясь перетянуть их на свою сторону, среди традиционалистов хулил реформы и обещал не заигрывать с католиками, либералам намекал на возможность перемен.
Сумел внятно втолковать властям предержащим, что роль церкви в условиях кризиса возрастет – надо же кому-то утешать пострадавших от экономических неурядиц и удерживать их от радикальных жестов. А для этого во главе РПЦ должен стоять умелый и лояльный человек.
Но все же не политическое искусство митрополита сыграло в его победе решающую роль. Недовольство им в церковной среде не смогло вылиться в консолидированную оппозицию во главе с митрополитом Климентом по иной причине. Просто-напросто нравы нынешней церкви таковы, что никто не решится из-за идейных разногласий ставить на кон карьеру и положение.
Времена жестоких богословских баталий безвозвратно ушли из церковного обихода.
Да и какие особые баталии могут возникнуть между единомышленниками? Ведь, вопреки расхожим мнениям, новый патриарх вовсе не модернист и либерал, а не меньший традиционалист, чем его бывший соперник. Вместе с покойным патриархом Алексием II и другими членами Синода они выстроили церковную систему, которая не претендует ни на какие новшества, а вбирает в себя черты синодального прошлого, когда церковь была одним из учреждений имперской бюрократии. Сделать это удалось путем создания управленческой вертикали, в чем церковь даже опередила власть светскую. И подобно последней пожертвовала для этого демократией. Проведение поместных соборов, согласно изменениям в уставе 2000 года, было поставлено в полную зависимость от решения соборов архиерейских. Синод упрочил свою власть над архиереями, а те – над подведомственными епархиями. В ходе церковного строительства пришлось пожертвовать общинным измерением, жизнь в приходах практически не развивалась. Зато отношения с другой властной структурой – светской – наладились отменно. Одна чиновничья вертикаль всегда поймет другую.
Остается, однако, открытым вопрос. Единомышленники единомышленниками, но Кирилл и Климент совершенно по-разному провели свои избирательные кампании, один показал себя отменным публичным политиком, другой предпочел действовать келейно и явно не преуспел. Эта
публичность нового патриарха и ставит его особняком среди товарищей по Синоду. Высшие православные иерархи себя так не держат, они не любят быть на виду, не умеют общаться с прессой.
Недаром бдительные фундаменталисты подозревают Кирилла в тайном католицизме и прочих смертных грехах. Он действительно ведет себя скорее как католический или протестантский епископ. Видимо, долгое пребывание в роли главного церковного дипломата наложило на его манеры свой отпечаток. Конечно, это лишь стиль поведения, но французы недаром говорят, что стиль – это человек.
Между тем, общаясь с западными коллегами, новый патриарх хорошо усвоил одну истину – установка на современность нисколько не противоречит самому ярому традиционализму. Взять того же папу Бенедикта XVI. Более консервативного богослова трудно себе представить, но это не мешает ему носить модные башмаки и выражать свои консервативные взгляды при помощи самых продвинутых средств коммуникации. Ватикан не только активно пользуется интернетом, но и вывешивает видео в YouTube.
От нового патриарха можно было бы ждать попытки сочетания современной формы и традиционного содержания. Судя по всему, он считает, что именно так церковь сможет вписаться в нынешнюю культуру и найти с ней общий язык.
Ведь этот язык нужен не столько для обмена комплиментами, сколько для серьезных дебатов: идейные противники тоже должны понимать друг друга. Однако на этом пути его могут подстерегать немалые трудности. Если католический и протестантский традиционализм органично и легко укладываются в современные формы, православный всегда уделял гораздо больше внимания вещам внешним. И боролся с бытовыми новшествами с невероятным упорством. Продолжает бороться и по сей день, начиная от телевизора и кончая индивидуальным номером налогоплательщика. Именно в них ему чудятся ненавистный модернизм и происки Антихриста. Так, сам того не желая, патриарх Кирилл может оказаться обвиненным в страшных реформах, грозящих пагубой истинному православию.
И тогда он окажется перед непростым выбором: либо действительно становиться на путь реформ и превращать церковь в жизнеспособный организм, отвечающий нуждам современного человека, или отказываться даже от поверхностных нововведений и оставаться душой и телом в неистребимом прошлом.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»