Окончание. Начало здесь и здесь
Мама номер два
Впрочем, образ «царя-батюшки» и его эволюция в сознании разных народов – сюжет все-таки побочный. Важнее то, что патриархальный идеал «правильного», «настоящего» отца – строгого, властного, непререкаемого авторитета по всем вопросам, носителя всей мудрости и всех технических навыков своей культуры, наставника и образца для подражания – по-прежнему актуален в качестве общественного требования. Именно этого и сегодня ждет общество от мужчин. Проблема в том, что у них все меньше возможностей соответствовать этому идеалу.
Прежде всего это связано с решительным отделением производства от семейной жизни. Само по себе длительное отсутствие отца в семье – не такая уж новинка: вероятно, это началось еще десятки тысяч лет назад, когда наши предки освоили технику коллективной охоты на крупного зверя. Бригады охотников-мужчин уходили на многодневный промысел, оставляя на стоянках женщин, мобильность которых была ограничена многочисленным беспомощным потомством. Долгие отлучки мужчин были постоянной стороной жизни и во многих более поздних традиционных обществах: уходили за рыбой и зверем жители Северной Европы (в том числе и русские поморы), уходили со стадами на альпийские луга скотоводы-горцы, уходили за священным кактусом индейцы племени гуичоль...
(По наблюдению Игоря Кона, образ «отсутствующего отца» оказался даже наиболее широко распространенным в разных культурах из всех архетипов, связанных с институтом отцовства.)
Это несколько ограничивало возможность детей учиться и подражать, но принципиально ничего не меняло: дома мужчину тоже ждала работа, а начиная с определенного возраста отцы брали подросших сыновей в свои походы. В известной мере это даже повышало авторитет отца и отцовских занятий, подогревая интерес к ним и превращая участие в них в награду. В любом случае другого способа научиться всему необходимому у ребенка просто не было.
Современные отцы-горожане уходят на работу и приходят с нее каждый день, но при этом сама работа остается для их детей чем-то довольно абстрактным: даже если отец и берет иногда сына с собой, ни о какой передаче трудовых умений обычно нет и речи. (В детстве я нередко сопровождал отца-геолога в маршрутах и поездках – и к подростковому возрасту умел ставить палатку, разводить костер и т. д., но не смог бы справиться ни с какой частью собственно отцовской работы.) Все большую роль в обучении и социализации детей играют школы и детские сады, причем основная часть этого обучения идет не через подражание, а через выполнение словесных инструкций, запоминание и воспроизведение текстов. Из того, чему дети могли бы научиться у отца, остаются только традиционно «мужские» домашние работы (ремонт и поддержание в рабочем состоянии жилища и домашней техники), но и их сегодня все чаще выполняет специалист из сервисной фирмы. В итоге современный мужчина при всем желании сегодня не в состоянии быть для своих детей наставником и образцом для подражания в главнейших жизненных навыках.
Профессиональная и семейная сфера отчасти даже конкурируют друг с другом:
чем больше мужчина увлечен и поглощен своей работой, чем больше времени и сил он ей отдает, тем короче и реже его контакты с собственными детьми.
А постылая, не приносящая удовлетворения работа, «лямка» (тем более – потеря работы) оборачивается хронической раздражительностью или депрессией, делая такие контакты неприятными и малополезными. Специальные исследования показали: хотя потерявшие работу мужчины проводят больше времени с детьми, отношения между ними ухудшаются и осложняются. Выходит, куда ни кинь – всюду клин: и профессионально успешный мужчина, и неудачник оказываются «плохими отцами».
С отцом как авторитетом и олицетворением власти дела обстоят не лучше. «Поговори с ним по-отцовски!», «сделай что-нибудь, ведь ты же отец!» – требуют от своих супругов матери, отчаявшиеся самостоятельно справиться с отбившимся от рук чадом. Но что он, бедняга, может сделать? Затрещины, порки и прочие средства традиционной педагогики бескомпромиссно осуждаются тем же самым обществом, которое требует от отца решительных действий. Запреты на всякого рода развлечения и удовольствия почти невозможно проконтролировать, когда большую часть дня ребенок проводит вдали от родителей.
А о непререкаемом моральном авторитете речи и вовсе нет: сегодняшний мужчина, как правило, не является ни безоговорочным главой семьи, ни ее единственным кормильцем. И дети это прекрасно знают.
Многообразие форм семейных отношений и легкость расторжения брака приводят к тому, что отца может не быть вовсе. Каждый третий ребенок в странах ЕС рождается вне брака, в Эстонии и Швеции эта цифра превышает 55%. Правда, это не означает, что у всех этих детей реально нет отцов: часто их родители просто не желают юридически оформить свои отношения. Тем не менее неполные семьи стали обычным явлением в развитых странах. По данным Национальной статистической службы Великобритании, за последние 20 лет число детей, проживающих только с одним из родителей (что почти всегда означает – с матерью), в стране удвоилось, и сегодня в такой семье растет каждый четвертый британский ребенок. В этом году в ряде областей Шотландии ученикам школ даже запретили делать традиционные поздравительные открытки ко Дню отца (отмечаемому в третье воскресенье июня), «чтобы не подвергать стрессу детей, проживающих в неполных и однополых семьях». Впрочем, трудно с уверенностью утверждать, что доля детей, растущих в неполных семьях, сегодня принципиально больше, чем, скажем, в средние века, когда редкий мужчина (и еще более редкая женщина) доживал до старости. Хотя прямых количественных данных о тех временах, разумеется, нет.
Утратив свою традиционную роль в семейной жизни и воспитании детей, современные отцы (по крайней мере, немалая их часть) пытается найти новую.
Они уделяют своим детям гораздо больше времени и внимания, чем мужчины предыдущих поколений; они не считают зазорным сменить малышу памперсы и говорят в социологических опросах, что хотели бы проводить со своими детьми больше времени. Однако этот стиль поведения (несколько высокопарно именуемый «ответственным отцовством») приводит не к формированию какой-то новой специфической роли отца в семье, а к превращению отца в дублера матери. Активность «ответственных отцов» безусловно благородна и полезна, но ее формы просто взяты из «материнской» гендерной роли (а также отчасти из «стариковской»: поиграть с ребенком, почитать ему сказку, сходить с ним в кино, зоопарк или диснейленд).
Увы, в качестве «второй мамы» мужчина почти всегда оказывается именно вторым как бы заботлив и ласков он ни был. Во-первых, эмоциональная связь ребенка с матерью устанавливается еще во внутриутробный период развития (мужчина из этого процесса, естественно, исключен). Да и позже, во время грудного вскармливания мать волей-неволей контактирует с ребенком чаще и плотнее – и поэтому именно ее лицо, голос, запах первым делом запечатлевает малыш, именно с ней связаны его самые сильные эмоции. Во-вторых, отношение матери к своему ребенку имеет мощную физиологическую «подкладку». Уже один только вид младенца (а у более чувствительных женщин – котенка, щенка или плюшевой игрушки с характерными, «значимыми» чертами младенца) вызывает в женском организме мощный выброс гормона прогестерона, запускающего материнские эмоции и соответствующий им поведенческий стереотип. В мужском теле ничего подобного, по-видимому, не происходит – отцовская любовь лишена гормональной базы и имеет в основном культурное и индивидуально-психологическое происхождение: отцы не «западают» на своих детей с первого взгляда, а постепенно привязываются к ним. (Именно поэтому кстати, отношение отцов к своим детям могло радикально измениться на протяжении двух-трех поколений, в то время как материнские эмоции практически не поддаются культурному контролю.)
Случаи, когда главным опекуном и воспитателем детей в полной семье оказывается именно отец, известны, но это – редчайшее исключение: как правило, в роли матери мужчина безнадежно проигрывает женщине.
Но в любом случае и она, и общество ожидают от него совершенно другого. Несоответствие его поведения этим ожиданиям и создает у общества ощущение, что нынешние отцы не справляются со своей ролью.
Между тем, антропологи утверждают, что потребность человеческого дитяти знать своего отца и учиться у него, хотя и выражена не так сильно (и начинает проявляться намного позже), чем любовь к матери, но тоже имеет несомненную врожденную подоплеку. Да, в неполных, безотцовских семьях дети обычно развиваются вполне нормально. Однако статистические исследования выявляют четкую связь вероятности чуть ли не всех социальных и психологических отклонений – от плохой успеваемости в школе до склонности к преступлениям и самоубийствам – с отсутствием или слабым влиянием отцовского начала в детстве. Иными словами, ребенок, растущий без отца, оказывается гораздо более уязвим для внутренних и внешних угроз.
Перед современным обществом стоит задача: найти новую культурно-психологическую роль отца, соответствующую как врожденным моделям человеческого поведения, так и изменившимся социальным условиям. Время покажет, найдет ли общество ответ на этот вызов.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»