Россия, 2008 г.
21.11.2008 | Кино
Про этоПодвижный мальчик в фуражке фланирует по летней Москве, тревожно замершей в ожидании Дней дагестанской культуры
Подвижный мальчик в фуражке (Павел Воля) фланирует по летней Москве, тревожно замершей в ожидании Дней дагестанской культуры.
Платон (так его зовут) — сутенер, доставляющий удовольствие из нетопленых ДК Луганска и Белгорода прямо к столикам московских ресторанов. Сейчас у Платона две цели — выменять на тачку свежую красавицу и охмурить фигуристую продавщицу из бутика (Елизавета Лотова). В это же время строгий и аристократичный носитель дагестанской культуры Абдул ищет по всей Европе свою сбежавшую жену, свободолюбивую Зарему, но находит взамен все ту же невинную продавщицу, отчего и ему, и Платону, и девушке становится грустно.
Фигура Платона — это не афишируется, но и не скрывается — списана с известного продавца счастья Пети Листермана.
Развязная речь Пети легко узнается в трескотне Воли, но в целом — это совершенно романтическая история. Профессиональный термин «лохматое золото» в фильме, к примеру, не употребляется ни разу. Да и как совместить грубые слова с верандой Букингемского дворца, карпаччо и «красным анжуйским», с набежавшим ветром, который гнет розовые кусты и заметает тарелку с выеденной устрицей сорванными лепестками.
Это кино не об изнанке рублевской жизни, а что-то вроде сказки Андерсена, в которой на секунду мелькает голая попа русалочки, принц шутит про транссексуалов, а двоих из ларца зовут Муса и Мирза
(кавказская линия тут вообще стремительно уходит в разлюли-фолк с туманными вершинами, отарами и комическими аксакалами в папахах). Сюжет, как часто бывает в российском кино, направленном на веселье, устроен федеративно: эпизоды-гэги, смешные и так себе, формально складываются в общую историю, но живут почти независимо. В фильме много ярких женских образов, некоторые — даже со словами (Эвелина Бледанс в эпизодической роли начитанной нимфоманки затмевает обоих главных исполнителей, например). Наивное добро переливается из кадра в кадр, будто в сталинской колхозной комедии, и стоит, конечно, подивиться режиссерскому умению снять фильм о своднике-энтузиасте с одной-единственной эротической сценой: между безработным Антошей и его новой белой тачкой.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.