10.11.2008 | Кино

Бедные люди

«Бумажный солдат» совсем не о космосе, а о классе-гегемоне эпохи НТР — интеллигенции

Далеко на краю советской страны, в непролазной казахской степи, продуваемой вечным ледяным ветром, который наивно принимают за ветер времени, люди в шляпах и пальто штурмуют космос.

Решающий рывок близок, но никто не уверен, что первый в мире космонавт не вспыхнет на старте. Больше всего волнуется человек, от которого, в общем-то, ничего не зависит — терапевт космической команды Покровский (Мераб Нинидзе). Терапевту бы в Москву, где жена (Чулпан Хаматова), дачи, друзья и кандидатская. Но придуманный долг держит его здесь, среди грязи, бараков, солдат, верблюдов и поголовно очарованных им женщин.

Кажется, что Покровский заносчив, истеричен и самовлюблен — но он не Байрон, он другой. Какой — не знает и сам герой, совершенно запутавшийся во всех трендах 60-х: отказничестве и ленинизме, техноромантике и православии, Чехове и Хемингуэе, удрученный наследием отца — великого хирурга, которому надо бы соответствовать («терапевт — тоже ничего» — уничтожает Покровского какой-то старый отцовский знакомый) и окрыленный позывными звездных дорог.

В общем, «Бумажный солдат» совсем не о космосе, а о классе-гегемоне эпохи НТР — интеллигенции. В СССР про работников умственного труда было снято много картин, и фильм Германа-мл. кажется нарывом на теле всего этого нежного, грустного, иногда раздраженного, но всегда романтического кино. Персонажи «Солдата» находятся в том же культурном поле, что и герои Ромма, ранней Муратовой, Тарковского, Хуциева, ну и Германа-старшего. Но они — подражатели по отношению к ним, типам из советской киноклассики. А, потому все выходит у них не так, не по-настоящему, усилием воли, совершенно никому, как оказывается, не нужным.

Каждый в меру сил бунтует против быта, каждый норовит собой пожертвовать, каждый читал слишком много Чехова, но старается быть (стараться быть — это вообще их основное занятие) героем фантаста Ефремова. Будущее на носу, и некогда даже потрахаться, не то что купить новые занавески или обувь по погоде. Скоро наступят 70-е, занавески будут куплены, модерновый итальянский гарнитур на дачу — тоже, а те, кто обзывался «буржуем», отправятся в колбасную эмиграцию.

Пока же голос разума — он тут принадлежит героине Чулпан Хаматовой, единственному живому человеку в фильме, которой до лампочки космос, Ленин и «эта страна» — гаснет в окружении картонных мужчин, старающихся перещеголять друг друга идеализмом и метафоричностью речи. Все, разумеется, кашляют, на втором плане разыгрываются трагедии не слабее главной истории — без трепотни, одними намеками. Бытовые детали тут вообще красноречивее придуманных слов, особенно драматична судьба шиньона, который отстегивает в кульминационной сцене экс-любовница доктора Покровского (Анастасия Шевелева): его неожиданное появление больше говорит о человеческих отношениях, чем все экранные стенания.

Фильм тщательно, и, наверное, даже виртуозно собран из мелкой россыпи фраз, гримас, движений, хтонических грязевых декораций, модных костюмов и фактур. Совершенно в духе 60-х он проверяет алгеброй трагическую дисгармонию — и вместо рецепта радостного оптимизма получает короткое замыкание. Да, жили, да, верили в лучшее, да, не вышло. Существует миллион способов быть несчастливым, ну вот и еще один.

Василий Корецкий

Источник: Time Out, 21 октября 2008 ,