28.10.2008 | Театр

Отцы и время

Семейные сцены по Тургеневу складываются в высказывание о времени

Самарский театр-центр юного зрителя «СамАрт» в эти дни показывает премьеру спектакля «Отцы и дети». В версии режиссера Георгия Цхвиравы по инсценировке Адольфа Шапиро тургеневский роман вышел подвижной историей о беге времени. В малом зале «СамАрта» скользят по сену деревянные конструкции, со свистом проносится Ситников и летит мимо персонажей время.

В инсценировке Адольфа Шапиро (сам режиссер ставил ее в Таллинне) роман разбит на динамичные сцены и короткие реплики. Всё фабульно важное на месте: и спор Базарова с Павлом Кирсановым, и влюбленность в Одинцову, и дуэль, и смерть героя тургеневского времени. Но спектакль выходит не о Базарове и базаровщине, хотя Алексей Меженный так точно «попадает» в образ, как это случается только в «СамАрте» - с этими острыми локтями и коленками, резкой речью, дергающейся походкой, язвительностью и местами даже налетом цинизма.

Перемещаясь от имения к имению, от одних родовых «гнезд» к другим, семейные сцены по Тургеневу складываются в высказывание о времени. Оно летит одинаково мимо тихого спокойствия Одинцовых и суетящегося Ситникова (Денис Бокурадзе), который на всех парах наворачивает круги по кромке сцены, накинув капюшон и натянув очки.

Сейчас Базаров взрывается в споре с Павлом Петровичем (Сергей Захаров), аристократом будто с другого конца света – так он округло-вальяжен и мягок и так не похож на молодого нигилиста, с какого боку ни посмотри. Но вдруг этот лощеный барин так яростно «заводится», так бьет ладонью по столу, что выдает себя – сам из той же горячей породы. И Базаров, поживи он еще, лет через 30 ругал бы на чем свет стоит и времена, и нравы: «мы в ваши годы детей растили, родину защищали, у станка стояли» - нужное подчеркнуть. Дело не в принципах и даже не в том, какой век на дворе и в какой цене нигилисты. А в том, что век каждый раз новый, на нигилизм уходит несколько юных лет, о которых после напрочь забывают – режиссер Цхвирава уже в том возрасте, когда об этом знают не понаслышке.

По скользкому покрытию разбросано сено. По сену ездят на колесиках декорации Алексея Вотякова – лауреата последней «Золотой Маски» вместе со всем спектаклем Эренбурга «Гроза». Металлические каркасы-коробки, обшитые вертикальными рейками (в каждой оставлены подобия дверных проемов) – свежеструганное дерево сейчас сценографический тренд, и смотрится на самом деле эффектно, к тому же «в тему», как и льняные пальто на Аркадии и Базарове. Среди этих простых материй не утихает движение – в общем-то «говорной» роман Тургенева здесь не тяготит ни обилием слов, ни излишней медленностью. Выбегает к Николаю Петровичу встревоженная Фенечка (Вероника Львова), кружится в мазурке мечтательный Аркадий (Павел Маркелов), перепрыгивает с платформы на платформу Базаров в болотных сапогах... Откидываются встроенные скамейки, с шумом переставляют декорации – получается каждый раз новый сценографический пейзаж (в мужской силе недостатка нет, в классике, как известно, соотношение две трети к одной – не в дамскую пользу).

Дамы в этой истории между тем решительно важны: семейная тема выводит на первый план и любовную. И вот уже Одинцова закрывает глаза Базарову, умершему буквально на ее руках. Отчего? От тифа или оттого, что не смог с собой справиться? Или от женской жестокости? «Да я люблю вас!» - отчаянно кричит он Анне Сергеевне, и добавляет с зыбким вопросом в голосе: «Вы меня не любите и никогда не полюбите?»

Одинцова Ольги Ламинской, привыкшая играть обожателями, к смерти Базарова точно причастна: решила подразнить нового поклонника – а тот возьми да и умри раньше времени. Что не сложилось у Базарова с другой Одинцовой, в исполнении Татьяны Михайловой, не сразу поймешь. И благородна, и царственна, и мягка, и тянется к Базарову изо всех сил – но не срослось, и всё. Не встретились два одиночества на реке жизни – на гладкой дорожке вдоль авансцены, уставленной кустиками тростника.

Звучит пафосно, но в спектакле на этот случай есть Петр в исполнении замечательно характерного Дмитрия Добрякова: чуть друг Аркадий, вихрастый, легкий, наивный до глупости, восторженный и очень счастливый мальчик ударится в поэзию, как тут же Петр закружится галкой («птенец гнездо вьет» - снисходительно бросает о приятеле Базаров). Ни пафоса, ни уныния здесь не любят – жизнь, в конце концов, продолжается, что с ней ни делай. И пусть запутались друг в друге Одинцова и Базаров, есть еще Аркадий и Катя, есть Николай Петрович с Фенечкой. А в пьесе Шапиро есть ремарка: «Сидят родители Базарова, а танец жизни продолжается». И вот уже задергивается тюлевая занавесь, и только-только умерший Базаров садится на постели, а все выходят на поклон под звуки мазурки Василия Тонковидова.

Давно задуманный спектакль «СамАрта», с богатыми актерскими работами, точным попаданием «в персонажей», изумительной сценографией и хорошо играющим светом Евгения Ганзбурга, неожиданно попал и в модную тенденцию. Поставил свою версию «Отцов и детей» в «Табакерке» Константин Богомолов (в Самаре он ставил «Палимпсест», включенный в программу нынешнего «Сезона Станиславского», и будет делать «Принцессу Турандот»). Только-только вышла экранизация Авдотьи Смирновой. Тема поколений в стране, где (не всегда мирно) сосуществуют шестидесятники, восьмидесятники, поколение «лихих» 90-х, поколение «Пепси» и дети прочих лет и напитков, не оскудевает.