05.06.2008 | Театр

Братеево и вилки

«Квартет И» сыграл на поле «настоящего театра»

Чтобы поставить почти трехчасовой спектакль без антракта, надо иметь очень высокую степень уверенности в себе и своей публике. С этим в театре «Квартет И», который раньше именовался клоунским, а теперь все больше дрейфует в сторону драмы, судя по всему, все в порядке. Теперь, через 15 лет после создания этого театра, перед входом в его зал на Лесной давка, а на сайте написано, что билеты на только что сыгранную премьеру распроданы до октября. А если, мол, кто хочет купить на ноябрьский юбилей билеты по дешевке за тысячу рублей, то пусть спешит, а то останутся только по 25 тысяч.

После триумфального успеха многофигурных фильмов «День радио» и «День выборов», снятых по собственным спектаклям, «Квартет И» сыграл премьеру, рассчитанную только на свою клоунскую четверку -- Леонид Барац, Александр Демидов, Камиль Ларин, Ростислав Хаит, без единого приглашенного актера, спектакль-мальчишник, собирающий на сцене-квартире за едой и выпивкой четырех друзей в возрасте под сорок. И назвал его «Разговоры мужчин среднего возраста о женщинах, кино и алюминиевых вилках».

Обо всем этом действительно и идет речь, хотя разговоры о кино -- тоже о женщинах и об алюминиевых вилках -- тоже о них. А еще об искусстве, неутоленных амбициях, старости -- и все это так или иначе тоже о женщинах, как и принято на мальчишниках. В результате получается тематический коллективный «гришковец», причем не как подражание или пародия на известные спектакли (хотя тут, разумеется, есть и то и другое, включая прямые цитаты), а как осознанно заявленный жанр. Впрочем, интересно не то, чем эта компашка похожа на Гришковца, а чем она от него отличается.

У Гришковца, например, все сюжеты завязаны в весьма прихотливый узел -- одно из другого вытекает и в третьем откликается, композиция сложная, с разгону не разберешься. Режиссер «Квартета И» Сергей Петрейков, написавший сценарий к представлению вместе со своими актерами Леонидом Барацем и Ростиславом Хаитом, строит сюжет без затей, как безответственное течение застольного разговора. Смену предмета обозначают заголовки-титры и короткие эффектные видеосюжеты на двух экранах по бокам сцены. Названия глав весьма бесхитростны, вроде «Мечты не сбываются, или Сковородкой по морде»; зато сюжеты, где звезды вроде Андрея Макаревича, Николая Фоменко или Михаила Козырева говорят что-то якобы исповедальное, либо игровые эпизоды (фрагмент телеспектакля с напряженной сценой выяснения отношений, маленький дипломный фильм или фантастический сериал о выжившем Пушкине) просто отличные, как, впрочем, и раньше было у «Квартета И».

И не сразу понятно, что все это абсолютная мистификация: и текст для усталых небритых звезд, в разговоре о самом сокровенном с трудом подбирающих слова, написан «Квартетом». И фильмы эти специально ими же придуманы и сняты, хотя кроме очевидных пародий (вроде глумления над европейским кино -- сюжет про заторможенных эстонцев) здесь есть и те, что вполне могли бы существовать на самом деле. А это особенно смешно.

С другой стороны, узнавание. Узнавание -- главный фокус Гришковца, в его рассказах слушатели с благодарным изумлением узнают собственные воспоминания и страхи, любови и надежды. В «разговорах мужчин» узнавание, безусловно, тоже происходит: зал принимает и то, что первый акт любого спектакля кажется особенно хорош, если предварительно принять сто грамм коньяка, причем обязательно плохого, какой продается в буфетах. И то, что невозможно удержаться и не спросить: «Кто это был?» у своей второй половины, поздоровавшейся мельком с мужчиной. И про детство: «На втором курсе у меня были джинсы-бананы -- пирамиды назывались -- и свитер турецкий в ромбиках», «В детстве отец привез из Москвы четыре бутылки «фанты», и я растянул их на месяц -- так было вкусно!» И что в определенном возрасте от понравившейся девушки уже вполне достаточно самого факта ее согласия и совсем не тянет воплощать его на практике. И что сила чувств в разном возрасте определяется готовностью, с которой ты поедешь в Братеево за лекарством двоюродной тете любимой женщины. И про странное чувство ревность, которое не всегда сопровождает любовь: твои дети не хлопнут дверью и не уйдут от тебя только потому, что они увидели, как ты другому ребенку купил мороженое или вышел из зоопарка с чужими детьми. И т.д.

Простодушный и отзывчивый зритель «Квартета И», безусловно, узнает себя, начинает умирать со смеху с первой минуты и на любой вопрос в зал откликается с готовностью детсадовца. Он не обидчив и легко глотает шутки про то, что в сорок лет легче послать в Братеево шофера, чем ехать самому, хотя вряд ли у многих из присутствующих есть шоферы.

На сцене не одинокий человек пытается разобраться в себе, а идут пацанские разговоры, где у каждого на первом месте, как он выглядит в глазах своих ребят. И зрители подключаются к этому спектаклю тоже не персонально -- тут важно именно компанейское, совместное узнавание, чтобы можно было вместе хохотать или сконфуженно тыкать друг друга в бок.

Впрочем, узнают себя и хохочут не только простодушные зрители, но и вполне искушенные: как всегда, в «Квартете И» плотность бомбардировки шутками такова, что самого утонченного театрала какая-нибудь обязательно догонит. Плюс располагающая к себе постоянная рефлексия и пинг-понг со зрителем: вы думаете, я это говорю серьезно, а я смеюсь, а теперь я смеюсь над тем, как я посмеялся. Вы думаете, за шутками я скрываю комплексы? Да, это комплексы, я признаю. В такой рефлексии нет особенных глубин, но зато есть быстрота реакции и отличное чутье. На штампы, например, и если их разговоры о невыносимости красивой музыки и искусственного снега, который сопровождает лирические сцены в театре, -- уже общее место, то рассуждения о названиях для будущих мемуаров («Шутка длиною в жизнь» или «По ту сторону оваций», «За кулисами успеха», «На подмостках судьбы», «Любовь по имени «Театр» и т.д.) очень смешные.

«Квартетчики» наблюдательны и остроумны, но все же их «коллективный гришковец» оказывается куда грубее и, честно говоря, пошлее настоящего. Особенно ясно это становится, когда «мужчины среднего возраста» начинают рассуждать об искусстве.

С нарочитым удивлением рассказывать, как видели в Центре Помпиду экспонаты в виде кучи мусора, с обидой пенять «театральной общественности», предпочитающей депрессивные немецкие спектакли в Центре имени Мейерхольда. Изображать собственными силами пародийный «модерн данс» и издевательски его интерпретировать. И некоторый неприятный осадок, который остается после смешного спектакля «квартетчиков», связан не с тем, что эти паршивцы интерпретируют ужимки и прыжки танцора, как этапы борьбы академика Сахарова -- это ладно, вполне в духе советских анекдотов про балет «Малая земля». А с тем, что они настойчиво, многократно и с назидательной интонацией повторяют зрителям, что никогда не нужно искать подводных смыслов и думать, «что художник хотел сказать». Что, если искусство непонятное, то это не значит, что оно нечто подразумевает, и что не только мы, сочиняя пародию, «ничего не хотели сказать под эту музыку» и вообще не имеем в виду ничего, кроме того, что говорим, но и все так. Конечно, такая обывательская, а по существу жлобская позиция с готовностью поддерживается простодушной публикой, веселящейся над рассказами о «желтых квадратах» и суповых банках Энди Уорхолла, но совсем не украшает команду, которая решила выйти играть на поле «настоящего театра».  

Источник: "Время новостей", 02.06.2008 ,