22.05.2008 | Архив "Итогов" / Город
Гений местаПространство имени Пушкина
"Ну, куда идем?" - "Не знаю". - "Пошли, что ли, на Пушку?" - "Ну пошли. Куда же еще?" Если Красная площадь - официальный, чтобы не сказать, "официозный" центр столицы, то Пушкинская - центр альтернативный, то есть настоящий.
Облик площади сильно менялся даже на моей памяти. Исторического перехода Пушкина через площадь имени себя я, разумеется, не застал. И уж тем более не застал исчезновения Страстного монастыря на месте кинотеатра "Пушкинский". А вот кинотеатр "Центральный" на месте нынешнего (нового) здания "Известий" помню. А на противоположной стороне, где теперь большой квадратный сквер с фонтаном посредине, совсем хорошо помню длинное старинное здание, где были аптека, шашлычная, кафе-молочная, еще что-то. Да как мне и не помнить, если именно здесь, в кафе-молочной, я опрокинул тарелку супа на новое пальто своей однокурсницы, каковое обстоятельство самым фатальным образом отразилось на наметившихся было неформальных отношениях.
Макдоналдс теперь воспринимается так, будто он там был всегда. А ведь появилось это чудо мировой цивилизации всего лишь в 1988 году. А раньше там было кафе "Лира". В нем давали коктейли. Там собирались юные пацифисты, нацисты и бог знает кто еще.
В детстве я застал еще огромную тетку на крыше того дома, где магазин "Армения", - то ли балерину, то ли парашютистку, не помню. По крайней мере без весла. Помню лишь, что москвичи прозвали ее "Машкой", а юные шутники картинно изгибали шеи, делая вид, будто заглядывают ей под гипсовую юбку. Я тоже пробовал: ничего там не было. Потом Машку как-то незаметно с крыши прибрали. Говорили, что она грозила брякнуться со своей высоты и больно кого-нибудь ушибить.
У Пушкина, у "Пампуша" назначаются встречи как деловые, так и не очень. Здесь собираются как для патетических волеизъявлений, так и безо всяких целей. Это возвышенное (во всех смыслах, включая географический) место магически тянет к себе как разрозненных граждан, так и целые коллективы. Сказать "встречаемся у Пушкина", и всем все понятно. Впрочем, не всегда и не всем. Вот, например, сюжет, в котором Пушкин сыграл хоть и побочную, но невольно роковую роль.
В одной компании сидел молодой симпатичный аспирант-африканец и с откровенной обидой рассказывал, как нехорошо поступила с ним одна москвичка, сама назначившая ему свидание, но так и не пришедшая.
"Я прождал ее полтора часа на морозе. А я ведь из Африки, мне это трудно. А она не пришла. Нехорошо. Так нельзя поступать. Она, наверное, думает - если африканец, значит, можно". - "А где вы ждали-то?" - вроде бы не к месту, а оказалось, что очень даже к месту, спросил кто-то. - "Ну как где? Где вы всегда встречаетесь. У памятника Пушкину". - "А у какого именно?"- словно почуяв что-то, не отставал все тот же кто-то. - "Ну что, я не знаю, что ли, памятник Пушкину? - обиделся африканец, - Ну, на улице Горького. На лошади!" Надо ли говорить, сколь бурное веселье вызвал гипотетический облик поэта, в шлеме и кольчуге торжественно восседающего на корпулентном жеребце? Смешно представить его не только в виде чудо-богатыря, но и просто в величавом облике. В городе Самаре, например, по-над рекою Волгой, Пушкин в виде собственного бюста так гордо и вдохновенно задрал голову, что получился памятник Поприщину.
Пушкину вообще на редкость не идет быть монументом - он непоседлив. Не случайно же его московский памятник перебрался однажды на противоположную сторону площади. И этим, уверен, дело не кончится.
Как и любое сакрально заряженное пространство, Пушкинская площадь - место порождения мифов и легенд. В частности, через многие поколения выпускников средних школ протянулся миф о том, что в ночь перед началом выпускных экзаменов бегущая строка на старом здании "Известий" выдает темы завтрашних сочинений. Никто особенно в эту чушь не верил, но все упорно приходили и терпеливо ждали полночи - "так, на всякий случай", как поется в одной хорошей частушке.
Именно там заявило о своем существовании правозащитное движение. Именно там с началом горбачевской гласности стихийно возник (да и где бы ему еще и возникнуть?) московский Гайд-парк - полигон самых завиральных идей.
Там, например, от неблагополучного вида человека с надкушенным батоном в руке я узнал, как по-настоящему звали Брежнева. По-настоящему звали его почему-то Леопольдом Исааковичем Карпинским. На высший смысл подобной сенсации указывало всего лишь отчество. Остальное было там явно "для правдоподобия". Там же я увидел однажды необычайно возбужденного господина (тогда еще товарища), который подходил то к одной, то к другой спорящей о чем-то группке и темпераментно твердил, что всякие национальные республики надо срочно аннулировать, а сделать, как в царское время, губернии, тогда и проблем никаких не будет. Некоторое время спустя я со смешанными чувствами узнал этого площадного надоедалу в председателе новоиспеченной Либерально-демократической партии г-не Жириновском.
Это теперь уличные музыканты наяривают, где вздумается. А впервые я услышал их именно там. Играли и пели они, правда, недолго: их быстренько "свинтили". "Винтили" и других: фарцовщиков, стиляг, хиппарей, панков и прочих разновозрастных граждан, попивающих-покуривающих под сенью струй. Это место всегда было объектом самого заботливого внимания со стороны городской милиции. С легендарным 108-м отделением имели соприкосновения - иногда более тесные, чем хотелось бы, - многие поколения молодых людей из тех, кто тем или иным способом репрезентировал нестандартность своего поведения или хотя бы облика. К слову сказать, все усилия властей по идейно-эстетической прополке Пушкинской площади оказывались неизменно тщетными. Пушка все равно всегда воспринималась как пространство максимальной свободы. Еще задолго до клубного бума последних лет это было универсальное клубное пространство.
Были, правда, и другие места "по интересам". Около вокзалов были одни интересы. У гостиницы "Националь" - другие. Славился сквер перед Большим театром как место притяжения граждан нетрадиционной сексуальной ориентации.
Действие знаменитого анекдота, заканчивавшегося словами "А ты в наш садик не ходи!", разворачивалось именно на этой открытой сцене. Был еще знаменитый "Психодром" - дворик перед старым университетом еще в те времена, когда все гуманитарные факультеты находились там. Это было место, где в любое время можно было найти знакомого или знакомую и занять у него (нее) десять копеек на чашку двойного кофе, который отлично варили в кафетерии-стоячке на первом этаже гостиницы "Москва". Собирались и на Патриарших прудах, особенно в жаркие дни и особенно после того, как это место усилиями Булгакова приобрело отчетливо культовый статус. Силен был и Арбатско-Окуджавский миф. Были и другие места. Есть они и теперь. Но именно это пространство, пространство имени Пушкина, во все времена было суперклубом, точкой пересечения самых противоречивых интересов и линий судеб, средоточием всех мыслимых коммуникативных функций. Как, впрочем, и тот, чье имя она носит.
Похоже, что именно там сформировалось понятие "центровой". Понятие это, означавшее поначалу всего лишь того, кто обитает в центре столицы, постепенно стало означать все модное, креативное, свободное. Пушкина, одним словом.
Пушкин ли там, потому что такое место? Место ли такое, потому что там Пушкин? Скорее всего, и то, и другое.
Снос во Владивостоке «архитектурного» корпуса Политехнического института, который начался в декабре 2018 года, стал поводом для одной из самых громких дискуссий об архитектуре в городе. Причина для сноса – строительство межмузейного комплекса, среди участников проекта называют Третьяковскую галерею, Мариинский театр, Русский музей, а также Эрмитаж и Музей Востока.
Но вот газета РБК публикует сенсационное расследование, из коего следует, что Москву затопило не даром, а за довольно крупные деньги. На улицах, где произошел потоп, был только-только проведен капитальный ремонт ливневой канализации.