28.02.2008 | Архив "Итогов" / Наука

На французской стороне

Практически во всех странах работают "научные гастарбайтеры", немалую часть которых составляют наши соотечественники

В средневековой Европе ученость не имела отечества. Любой профессор мог в принципе преподавать в любом университете на специальном языке науки - латыни. Он нигде не был общепонятным, повседневным языком, так что ни одна страна не имела преимуществ. Сегодня эту роль отчасти выполняет английский: невозможно представить себе серьезного ученого, не знающего этого языка - хотя бы в пределах, необходимых для чтения специальных журналов.

Сейчас практически во всех странах, позволяющих себе роскошь вести фундаментальные исследования, работают "научные гастарбайтеры", немалую часть которых составляют наши соотечественники. Примером тому могут служить научные центры Франции.

Образцовая биография

Жизненный путь 25-летнего биохимика Андрея Максименко выглядит как готовый сюжет для рекламы общества равных возможностей. Андрей - третий ребенок в семье заводских рабочих в Красноярске. Еще в средних классах он увлекся химией - школьный кружок, летние школы, которые, по его словам, не только дали ему те или иные знания и умения, но и привили представление, что наука - это самое важное, достойное и интересное дело на свете. После школы Андрей поехал в Москву поступать на химфак МГУ, а окончив его, остался в аспирантуре на кафедре химии природных соединений. Точнее - в лаборатории химии нуклеиновых кислот, с которыми и были связаны его собственные научные интересы.

В то время лаборатория работала над возможностью затормозить или даже блокировать развитие раковых опухолей, не давая онкогену (гену, активность которого превращает клетку в раковую) синтезировать свои белки. Это можно было сделать, например, "посадив" на матричную РНК онкогена комплементарные ее участкам олигонуклеотиды (короткие цепочки нуклеотидов) и тем самым сделав ее не доступной для считывания. Идея (которая, как водится, была впервые предложена еще в 1978 году сотрудницей московского Института биохимии Гриневой, но вошла в научный обиход лишь через 11 лет из-за того, что работ, напечатанных по-русски, на Западе почти не читают) выглядела очень заманчивой, но наталкивалась на ряд трудностей: олигонуклеотиды нужно было синтезировать, доставить в раковую или перерождающуюся клетку и обеспечить их сохранность там в течение какого-то времени. Для решения этой комплексной задачи лаборатория объединила свои усилия с новосибирским Институтом органической химии и одним из ведущих мировых центров онкологических исследований - Институтом Гюстава Русси в пригороде Парижа Вильжюифе. Французские онкологи взяли на себя биологические и клинические испытания препаратов, разрабатываемых российскими химиками. Была составлена соответствующая программа совместной работы, получившая финансирование от Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и французского Национального центра научных исследований (CNRS). Сотрудничество продолжается уже четыре года, правда, французам все время приходится заниматься финансовой подстраховкой программы.

Однако программа работ предусматривает поездки на 3-5 месяцев, а работа Андрея Максименко требовала более длительного участия в исследованиях онкологов. Он подал заявку на "ельцинскую" стипендию, специально учрежденную президентом России для стажировок молодых российских ученых в зарубежных научных центрах.

И, пройдя соответствующий конкурс, получил ее. "Все мои друзья были в шоке, а вот родители восприняли это как должное", - вспоминает г-н Максименко. Видимо, они привыкли, что Андрей добивается всего, чего хочет.

Стипендия давала возможность работать во Франции десять месяцев. В нее входили расходы на питание, жилье (Андрей получил большую комнату в общежитии университетского городка в Париже), городской транспорт. Правда, она не предусматривала участия в научных конференциях, но и эта проблема оказалась разрешимой: все уже привыкли, что "у русских всегда проблемы с деньгами", так что иногда расходы на поездки брали на себя оргкомитеты форумов. Что до самой работы, то она, по словам Андрея, была сплошным удовольствием: более совершенное оборудование, чем в России (не настолько, впрочем, чтобы вызывать какие-либо затруднения в обращении с ним), а главное - все всегда на месте, под рукой и в достаточном количестве. "В России большая часть времени уходит на поиски нужного прибора, препарата и т. п.", - говорит г-н Максименко.

Главными проблемами оказались язык (Андрей раньше учил французский, но "язык, который ты учишь в России, - совсем не тот, на котором говорят во Франции") и социальная изоляция - все друзья и знакомые остались в России. Пришлось после работы посещать курсы французского языка - в первые два месяца ежедневно, потом дважды в неделю. С коллегами по работе Андрей первое время общался на смеси английского и французского ("у французов вызывает симпатию уже сама попытка говорить по-французски"). Впрочем, по словам Клода Мальви - заведующего лабораторией, где стажируется Андрей, в Институте Гюстава Русси довольно много русских (действительно, на двери одной из комнат красуется список имен сидящих в ней сотрудников, выполненный кириллицей). Так что новичку всегда помогут и в смысле социальной среды, и в бытовых вопросах - где что лучше покупать, как удобнее и выгоднее всего ездить на работу и т. п.

После стажировки Андрей Максименко планирует вернуться в Россию и до конца года (аспирантура тоже кончается) защититься. А затем, если получится, снова поехать работать в Вильжюиф.

Однако доктор Мальви не считает, что такое сотрудничество создает для России опасность утечки мозгов. "Благодаря нашим совместным программам мы можем помочь нашим русским коллегам работать на достойном уровне у себя в стране, - говорит он. - Если же они и уедут из России, то не во Францию: у нас слишком мало рабочих мест для химиков, биохимиков, физиологов. Вот математика, физика - другое дело..."

Взрослые остаются иностранцами

В 1990 году московский физик-теоретик Владимир Доценко получил приглашение поработать несколько месяцев в лаборатории теоретической физики и высоких энергий университета Жюссье в Париже, с сотрудниками и работами которой он был к тому времени хорошо знаком. К этому времени его исследования компьютерных моделей физических процессов (перехода вещества из жидкой фазы в кристаллическую или квантовой теории поля - эти совершенно разные процессы описываются одним и тем же математическим аппаратом) уперлись в недостаточную мощность компьютеров, имевшихся в распоряжении его группы. Коллеги Доценко пытались обойти эту трудность, создав специализированные машины, но их приходилось строить заново под каждую новую модель. Работа в Париже открывала доступ к достаточно мощным универсальным машинам.

Работа получилась весьма плодотворной, и, когда первоначальный срок закончился, университет продлил контракт с Доценко еще на год. По прошествии его коллеги предложили Владимиру принять участие в конкурсе на должность штатного сотрудника. Он согласился - на дворе стоял 1991 год, и возможности заниматься наукой в России быстро уменьшались. В его родном институте Ландау стало уже обычной практикой разрешать сотрудникам длительную работу за границей и сохранять за ними рабочее место.

В тот раз постоянная должность Доценко так и не досталась, зато ему предложили работу в Страсбурге, и университет, чтобы не терять ценного сотрудника, изыскал возможность сохранить его временное рабочее место еще на год. По истечении его Доценко успешно прошел конкурс и стал штатным профессором университета Жюссье. С этого времени он постоянно живет во Франции, но ежегодно после весенней сессии приезжает на два месяца в Россию - отдохнуть и поработать в своем институте.

Когда-то давно Доценко прослушал аудиокурс французского языка - просто так, для себя. Позже он не возвращался к нему до самого приезда во Францию. Первое время он общался с коллегами в основном по-английски - они переходили на этот язык в ответ на его попытки говорить по-французски. Однако профессор университета обязан преподавать по-французски, так что годы временной работы оказались весьма не лишними.

В России Доценко преподаванием не занимался, если не считать спецкурса для аспирантов. Работа со студентами потребовала совсем другого уровня подготовки. К тому же, по словам г-на Доценко, "здесь студенты относятся к учебе куда трезвее и прагматичнее, чем в России. Они оценивают преподавателя по тем конкретным знаниям, которые он может им передать в ограниченное время. Популярности на шутках тут не заработаешь".

Сам Доценко предпочел бы заниматься только исследованиями, не обременяя себя педагогическими и административными обязанностями - как это было в прежние времена в институте Ландау. Но тем не менее ему было приятно услышать от своего бывшего студента, что его курс был лучшим за все годы обучения.

Первое время приходилось справляться и с чисто бытовыми трудностями. "Жизнь тут не труднее и не легче, чем в России, но она устроена по-другому, - говорит г-н Доценко. - Надо, например, постоянно следить за своими счетами, реагировать на приходящие бумаги. Но если относиться к ним ко всем серьезно, то просто не останется времени на работу. Только постепенно начинаешь понимать, что действительно важно, а на что можно не обращать внимания".

В прошлом году гражданин России Владимир Доценко получил 10-летний вид на жительство во Франции. О смене гражданства он пока не думает, но скорее всего будет пытаться: "В России лишь очень немногим ученым удается существовать на гранты. Остальные вынуждены постоянно подрабатывать - за пределами России либо за пределами науки. Но молодой человек может так жить, а в моем возрасте все время думать, как прокормить семью, уже тяжело..."

Семья г-на Доценко приехала во Францию одновременно с ним, но первый год его тогда 10-летняя дочь нигде не училась - родители предполагали, что скоро вернутся. Потом, когда стало ясно, что Франция - это надолго, дочь пошла во французскую школу и довольно быстро освоилась и совершенно не чувствует, что она какая-то не такая. "Детей, которые учатся в школе, французы воспринимают как своих, - говорит ее отец. - Вот взрослые так и остаются для них иностранцами. Но это не означает какой-то враждебности. Наоборот - иностранец может вести себя несколько более свободно, чем француз; про него всегда подумают - а кто его знает, может, у них так принято?" Что касается именно русских, то, по словам г-на Доценко, он постепенно почувствовал к себе некое особое, обычно не облекаемое в слова уважение: во французском обществе принято считать, что русские - очень умные.

Источник: "Итоги", №40, 1998,