06.02.2008 | Книги

Книга о перестройке

"Прощай, грусть" пианистки Полины Осетинской – рассказ о мучительстве, которое стояло за ее вундеркиндством

Когда мы открываем книжку «ангела перестройки», прославившейся в конце 80-х пианистки Полины Осетинской «Прощай, грусть» и читаем подробный – страшный – вызывающий абсолютное доверие рассказ о мучительстве, которое стояло за ее вундеркиндством, о «постоянном, разъедающем страхе», об унижениях, об отцовских «побоях, разврате и пьянстве», как она написала в заявлении в милицию, когда 13-летней девочкой не побоялась от отца убежать, - то мы, конечно, либо охаем – такого не может быть, либо говорим – а как же иначе, с вундеркиндами всегда так. И когда в декабре 1988 года в невзоровских «600 секундах» она рассказала правду об отношениях с отцом – то «все наперебой загалдели: во-о-от, мы давно подозревали, что там не все в порядке! Другие кричали: позор, Павлик Морозов, как ей не стыдно! Некоторые плевали мне в лицо на улице».

Конечно, дело не просто в подозрениях – на самом деле мы хотим, чтобы за чудо-виртуозом стояло какое-то мучительство; зловещий вид сидящего на трибуне в неизменных черных очках отца Марии Шараповой придает остроты ее обаянию (пусть бы в реальности у них были и самые идиллические отношения).

Демонический импресарио с кнутом входит в миф о вундеркинде, и в глубине души мы об этом помним, когда умиляемся карапузу за роялем или за шахматной доской, и оттого хлопаем еще сильнее. 

Тут, конечно, играет свою роль еще и особый стиль советского умиления – кажется, что за такими пассажами рецензентов: «Сказка, музыка, Москва – прекрасен мир, в котором живет девочка» или: «Была – Ратуша. И – рояль. А за роялем – девочка. Хрупкие пальцы касались клавиш. И – рождался Моцарт. Это было – невероятно. Это было – непостижимо. Это было» обязано скрываться что-то чудовищное.

Типичная сцена  – «отец стаскивал меня с кровати и бил ногами, крича: ты ничтожество! Это я тебя создал! Я гений, а ты никто! Без меня ты сдохнешь под забором, тварь! Бездарная амеба!». «Отец требовал непохожести любой ценой: ничто он так не ненавидел, как совковую уравниловку, подстригание всех под одну гребенку». Олег Осетинский о себе: «Я отказался от шаблонных казарменных методик обучения, принятых в СССР». Его теперешнее интервью: «Я музыкант от рождения и нуждаюсь в высказывании. Она была моими руками. Все, что Полина имеет удивительного, достигнуто моим каторжным трудом – и только моим». Теперешние письма: «Ты торгуешь кровью отца, его мужеством, его борьбой с совками за залы, поездки и оркестры, его огненностью!» Вера Горностаева о нем: «Он произвел на меня впечталение человека крайне раскованного, которому все позволено, для которого не существует моральных барьеров. В нем было что-то ницшеанское, этакий сверхчеловек».

Место злодея при вундеркинде было одной из немногих легальных ниш для позднесоветского инфернального активиста. Завладев чудо-ребенком, он получал уникальный для позднего СССР шанс успеха, славы и власти; ребенок оказывался слабым звеном в советском монолите.

И книжка Полины Осетинской – в первую очередь важная рассказом о чудовищных испытаниях несчастного и, к счастью, не сломавшегося ребенка – еще и дает нам редкую возможность увидеть яркий портрет этого типа - одного из ключевых для переходного периода.

Источник: "Коммерсантъ Weekend", № 3, 01.02.2008,