Открытка к Новому году / СТЕНГАЗЕТА.NET

публикация:

Стенгазета

Текст: Александр Асаркан

Мы продолжаем публикацию открыток Александра Асаркана (см. в разделе Спецпроекты рубрику Асаркан)

Открытка 1
(Из Москвы, 27.12.1970)

Мой костер в тумане светит

Открытка 2
(Из Москвы 30.12.1972)

Извещение на правах новогодней открытки

она там выглядывает одним глазом

FELICE ANNO NUOVO

Открытка 2 (оборот)

№ 1 выйдет ночью 4/5 января, а когда будет рассылаться подписчикам – неизвестно

Комментарий к открытке 2: Асаркан писал тогда в «Неделе», он же и подписывал всех нас на нее, а потом уведомлял, что – когда и как.

Открытка 3
(Из Москвы, 24.02.77)

ночь 23/24 II 77

Эта открытка (ее лицевая сторона) была приготовлена к НОВОМУ ГОДУ, с целью выразить некое сомнение относительно некоторых перспектив, и положена на просушку, где и пролежала до ночи после блинов и разговора, придавшего ей внезапную злободневность, подчеркнуть которую до получения от Dominique этих фломастеров даже и не мог бы, а теперь вновь открывшиеся обстоятельства и новые графические средства позволяют мне послать ее с новым названием, заимствованным из Дракона:

ШАЛУН-ПОПРЫГУН

Прыжок-Вайншток

Комментарий к открытке 3: Насколько я помню, разговор шел о кинофестивале, оба – Асаркан и мой муж Алеша Чанцев – много лет во время кинофестивалей работали в Спутнике кинофестиваля (СКФ). Саша писал там про детский фестиваль, который традиционно проходил во Дворце пионеров.

Dominique - парижанка из Сорбонны, приехала с группой студентов на стажировку году в 67-68. Очень привязалась к Асаркану. Он писал ей все время.

Открытка 4
(Из Москвы, 1.1.1978)

OLIVER!

возобновлен в театре Albery (где шел и тогда, только театр тогда назывался New) на основе старой постановки, которую мы знали по пластинке. Актер, 1558 раз сыгравший в старой постановке мистера Бамбла, играет эту роль и в новой, остальные актеры новые

21 декабря, когда в ЦДЛ, наоборот, давали представление «Классики и мы» с целью поднятия русского духа и недавания его в обиду.

Приписка снизу: часть Piccadilly circus, London – остальное случайно попало на открытку, посланную Нине

Комментарий Зиновия Зиника: “Reviewing the Situation” – «Пересматривая ситуацию» - это припев из куплетов еврея Фейгина из мюзикла Лайонеля Барта «Оливер!» по роману Диккенса «Оливер Твист».(Да-да, имя Mr.Fagin этого продавца краденного, главы шайки карманных воришек лондонского Ист-Энда из романа Диккенса «Оливер Твист», так и звучит на английском - Фейгин, а вовсе не Феджин из перевода Кривцовой. Главная переводчица Диккенса, Кривцова никогда не была в Англии, не знала на слух английских названий и многих слов, и у нее даже паб называется «пуб»; она, видимо, не могла поверить, что Диккенс мог дать своему персонажу такую заурядную еврейскую фамилию, знакомую всем - от Бобрик-Донского до Нью-Йорка, и решила это имя облагородить, англизировав его в Феджина.) В романе Диккенса фигура эта хотя и не без трагизма и макабра, но довольно зловещая, с тенденциями доносительства и натравливания своих сообщников друг на друга, эдакий жид-ростовщик с семитскими гримасами. В викторианской Англии, с ее юдофильством, Диккенса тут же обвинили в антисемитизме, и это его так ужаснуло, что в последующих романах, если евреи и появлялись, то исключительно как положительные герои. Но в мюзикле этот персонаж (в киноверсии его играл Рон Муди) стал одной из самых обаятельных фигур в спектакле: его жизнь – это танец, с шутками-прибаутками и розыгрышами; он, конечно же, может продать всех и вся ни за грош, но пока дела идут нормально, он для своих мальчиков-карманников - отец родной, можно сказать, учитель, наставник, защитник «общего дела». Не помню (или не знаю – надо спросить у Виктора Михайловича Иоэльса, он все помнит), кто привез Асаркану пластинку с записью мюзикла, но я впервые услышал «Оливера!» с комментариями Асаркана в магнитофонной записи на «воскресеньях» у Яна Кагана: специалист по землетрясениям, Ян достал когда-то и где-то студийный магнитофон с усилителями. Звук включался на полную громкость, и в интерлюдиях Асаркан успевал объяснить всем присутствующим, что и как будет происходить в следующем эпизоде. Это был на редкость увлекательный конферанс, чуть ли не с бытовыми подробностями объясняющий не только внешность героев и сюжетные ходы, но и просто-напросто жизнь и национальные особенности англичан. Откуда он узнал все эти подробности – загадка. Из разговоров, газет, фотографий. Каждый, вступавший в круг Асаркана, а тем более его воспитанники и подопечные – члены «колледжа» Асаркана – должны были пройти (а некоторые даже заучивали наизусть) этот краткий курс «Оливера!». В такие моменты Асаркан становился своего рода Фейгиным и, я подозреваю, сам культивировал эту иллюзию: ему нравилось в этой метафоре все – и уголовно-диссидентский характер окружения Фейгина, и прудоновское отношение к собственности как к грабежу, культ товарищества и взаимопомощи в этом мире карманных воришек во враждебном мелкобуржуазном мире, и сам факт того, что эти театральные аллюзии, эти готовые слова и жесты, украденные из чужого спектакля, как из кармана, помогали преодолеть сложности и двусмысленность отношений в его собственном кругу. Восхищала Асаркана и биография самого создателя мюзикла Лайонела Барта. Барт – еврей из трущобного пролетарского Ист-Энда (его родители бежали от погромов из Галиции), отец его был портным, сам Лайонел пытался быть художником – не вышло, и вообще он никаких университетов и консерваторий не кончал. Более того, он не знал и нотный грамоты. То есть, не мог записать всего того, что напевал себе под нос. А до мюзикла «Оливер!» он много чего насочинял. Например, мало кому известно, что лейтмотив и песню из фильма с Джеймсом Бондом «Из России с любовью» сочинил Барт. Весь мюзикл – и музыку и куплеты с невероятной рифмовкой, сленгом кокни и танцующими ритмами, он действительно сочинил у себя в голове: он напевал каждый музыкальный номер из мюзикла профессионалам, а те готовили нотную запись и аранжировку. Мюзикл сделал его мультимиллионером, но он все деньги пропил и прогулял буквально (уходя с его вечеров, гости брали деньги на такси прямо из блюда у входной двери), не говоря уже о его гомосексуальных и других похождениях. Он закончил свои дни в собесовской квартире на Западе Лондона (подальше от своих родных лондонских мест) полным банкротом, потому что в свое время продал все права на «Оливера!» предприимчивому продюсеру. Фигура миллионера-нищего естественно импонировала Асаркану. Все эти подробности я узнал уже в Лондоне. Лондон, встретивший меня в 1975 году, ничем не напоминал город, который я знал через Диккенса или Асаркана. За исключением нескольких кусочков Сити, этот Лондон вообще не соответствовал тому, что ты о нем воображал. Кроме того, до меня лишь многие годы спустя дошло, что эти семидесятые годы были «зимой тревоги нашей» для британцев – годы общенациональных забастовок и диктата профсоюзов. Масса заведений и магазинов стояли заколоченными, поскольку это были годы экономического кризиса. Я, естественно, чувствовал лишь какую-то угрюмость, что вызывало беспокойство, но с другой стороны, после аскетической Москвы семидесятых любое место за пределами России казалось веселым праздником – я только не находил конкретных подтверждений этому оптимистическому чувству. Более того, в связи с разными личными обстоятельствами (жена и дочь оставались в Москве), я находился в несколько истерическом состоянии постоянного принятия экзистенциальных решений. И поэтому, когда я услышал со сцены театра Олбери (Albery) в новой постановке «Оливера!» монолог Фейгина, «пересматривающего ситуацию» (это происходит в тот момент, когда старому еврею ясно, что предприятие с карманными воришками накрылось, полиция вот-вот ворвется в дверь, дело швах, и надо искать другие способы выживания: жениться? стать адвокатом? может быть, эмигрировать в Америку?), я вдруг увидел фигуру Фейгина-Асаркана в совершенно другом идеологическом повороте, и вместе с этим - Москву в ином свете. Теперь я понимаю, что английский, на котором он довольно свободно читал (но, в отличие от итальянского, не изъяснялся), Асаркан узнал, заучивая наизусть куплеты из «Оливера!», что ему, естественно, пригодилось двумя десятилетиями позже, когда он пересмотрел ситуацию и стал жителем Чикаго. Но главное, этот спектакль переоткрыл для меня потерянное ощущение Лондона – того, который возникал во время монологов Асаркана в Москве под музыку «Оливера!». Я тут же отправил ему открытку по этому поводу – со статуей Амура в центре площади Пикадилли. Ее-то Асаркан и использовал в качестве подкладки-фона для воспроизведенной здесь открытки.

Открытка 5
(Из Чикаго)

We wish you a MERRY CHRISTMAS and HAPPY NEW YEAR

Все это не следует понимать буквально и документально: Грант Вуд жил не Иллино(йс)е, а в Айове, и она представлена на его картине, а я снят не у себя дома, и даже не в Чикаго, а у Лили с Ричардом в Эванстоне, и они там тоже больше не живут.

Открытка 6
(Из Чикаго, 19.12.1992)

Сейчас по телевизору молодой хореограф, поставивший балет Щелкунчик в чикагском пригороде с индейским названием Виннетка (в прошлое Рождество в Америке было поставлено 1600 Щелкунчиков, столько же будет и теперь) сообщил еще одну удивительную подробность странных русских нравов: оказывается в России ставят Щелкунчиков не только на Рождество, а в любое время года. Репортер только головой покачал. 11 XII 1992

Открытка № 7
(Из Чикаго, 18.12.1993)

Я начал открыточное производство (новогоднее) за несколько дней до 12 XII, и все мои заготовки, полуфабрикаты и наклейки никак ваших выборов не касались, а теперь они смотрятся в новом свете и некоторые из них кажутся неуместными, или просто ошибочными. Тем важнее обращенный к тебе призыв на этой открытке, в которой ничего менять не пришлось.

Комментарий к открытке № 7: Что за выборы у нас были в декабре 1993, мы помним.

Открытка № 8
(из Чикаго, декабрь 1995)

Мое открыточное производство застопорилось во-первых из-за разных старческих недомоганий, а главное – из-за того, что я отвлекся на другой сюжет, который тоже хорошо укладывается в новогодние рамки, но не для всех. Поэтому сегодня уже 23 декабря, а у меня почти ничего не готово, хотя в некоторые адреса (не только местные) я что-нибудь послал уже два-три раза.

В только что полученной книге СТАРЫХ АНГЛИЙСКИХ ПОСЛОВИЦ (1736, извлечено в 1992 из Универсального Этимологического словаря некоего Натана или Натаниэля Бейли) говорится что A bad Excuse is better than none – лучше плохое об’яснение (извинение) чем никакое. Раньше ты тоже так считала и я иногда получал от тебя письма (открытки) о том, почему ты не пишешь. Как говорит В. Гаевский, хорошее было время. Подумай (вместе с Россией) не стоит ли назад вернуться.

Открытка 9
(из Чикаго, 17.12.2003)

Большое событие, и все городские газеты об этом написали: для ежегодной рождественской марки Мадонну взяли не из нью-йоркских или вашингтонских коллекций, а (впервые) из Чикаго

и мы, провинциалы, страшно этим загордились.

Открытка 9 (оборот)

С тех пор, как ты сказала, что вы с Нинкой можете однажды приехать в Чикаго, я забросал ее (Н.) открытками о гостинице Surf в моем квартале. . Спроси ее, дошли ли они.

ПРИВЕТ ГОСТЯМ

С НОВЫМ ГОДОМ

Моя машинка тоже ничего