Гонконг-Япония-Республика Корея
10.09.2005 | Кино
Тройной портрет«Экстримы» смахивают на авангардистский спектакль
Составленный небольшой гонконгской компанией Applause Pictures (самый известный ее проект – «Глаз» братьев Пэнг) тройной портрет самых популярных на Западе азиатских киноэкстремистов. Возможностью донести до публики квинтэссенцию своего стиля (то есть, то, ради чего обычно и затеваются такие коллективные антологии) режиссеры воспользовались по-разному. Так что «Экстримы» смахивают на авангардистский спектакль, в первом отделении которого актер завывает и страшно скалит зубы, а под занавес стягивает пупырчатую маску и читает лекцию о секретах мастерства.
Разумеется, на экране все происходит далеко не так гротескно и буквально.
Первая часть трилогии, «Коробка», не вдавливает зрителя в кресло своей «экстремальностью» – а просто служит настороженно-печальной прелюдией. Здесь насмешник Такаси Миике образно рассказывает сказку о том, как одна из близняшек-циркачек (девочки умеют складываться вшестеро и упаковываться в маленькие деревянные коробочки) позавидовала другой и что из этого вышло. Во втором фрагменте – «Пельменях» Фрута Чана – речь идет о гонконгской поварихе (звезда романтических комедий Мириам Юн Чин-ва), подпольно торгующей пельменями из человеческих зародышей - подразумевается, что такая пища способна остановить процесс старения. Сюжет снят знаменитым оператором Кристофером Дойлом – и живописного Гонконга тут куда больше, чем эмбрионального фарша (розовые комочки сделаны из агар-агара и выглядят чистой бутафорией).
Финал трилогии – «Снято» - поставлен корейцем Пак Чен Вуком, и это самая занимательная часть фильма. В сущности, под видом очередного гиньоля Пак вскрывает механизмы собственной драматургии. Последние три года режиссер был занят съемками «трилогии мести» («Симпатия к господину Месть», «Олдбой» и «Симпатия к госпоже Месть»). «Снято» - о том же. Некто Экстра мстит гениальному хоррор-мейкеру за успех, благосостояние и добрый нрав, которых он, актер массовки, фатально лишен.
Чтобы умилостивить злодея, режиссер вынужден доказывать собственную порочность – хотя бы на словах, исповедуясь в своих мелких режиссерских грешках.
Беседуя о нравственности, палач и жертва (впрочем, сам режиссер остается невредимым – свою ненависть Экстра вымещает на его супруге-пианистке, отрубая ей пальцы) уподобляются средневековым актерам, рассказывавшим зрителям правду об истинном положении вещей. Да и весь сюжет снят как киноспектакль (раньше фильмы Пак Чен Вука напоминали античные трагедии скорее сюжетом, чем собственно постановкой): в кадр то и дело лезет изнанка декораций, а сами герои орут так, чтобы было слышно даже на галерке несуществующего зала.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.