15.10.2007 | Книги

Корыстный посредник

Навязывая читателю сопоставление "я и Казанова", Соллерс не предусмотрел всех последствий такого сравнения

В любой "старинной книге", даже с самым зажигательным содержанием, даже если ее написал сам Казанова, для современного читателя есть что-то пугающее, поэтому нам нужен посредник -- в виде или режиссера-экранизатора или пересказчика. Книга Филиппа Соллерса "Казанова великолепный", вышедшая у нас в блестящем переводе Натальи Мавлевич и Юлианы Яхниной,-- эссеистический пересказ "Истории моей жизни" Джакомо Казановы. Соллерс пересказывает самые яркие эпизоды "Истории", от бегства из венецианской тюрьмы до инцеста с собственной дочерью, и очень ловко подбирает цитаты из самого Казановы, с их неотразимой естественностью и искренностью.

Так что для тех, кого отпугивает трехтомная "История", это удобнейший и изящнейший дайджест. Соллерс блестящий эссеист и очень искусный пересказчик, так что посредник между старинным повествованием и современным читателем найден, казалось бы, идеальный.

Но посредничество Соллерса далеко не бескорыстно -- и это небескорыстие отравляет все удовольствие от книги. По словам выдающегося французского социолога Пьера Бурдье Соллерс олицетворяет то поколение, которое меньше чем за тридцать лет перешло от маоистского терроризма к командным постам в финансах, политике или журналистике. В 60-е годы он прославился как один из ведущих представителей школы "нового романа" (его тогдашняя проза стала материалом для многих построений Ролана Барта). Еще важнее была роль Соллерса как основателя журнала "Тель кель", в 60-е годы фактически руководившего умами левой интеллигенции. Но в 80-е годы Соллерс меняет курс. Если раньше его идеологией был максимальный радикализм в литературе и политике, то теперь его линия -- капризная субъективность снаружи и конформизм внутри. Он одну за другой выпускает кокетливые книги разных жанров -- романы, эссе и биографии. Он сотрудничает с издательством "Галлимар", с газетой "Монд" и постоянно фигурирует на телевидении. При этом он постоянно принимает позу героического бойца, наследника либертинов XVIII века в мире современной пошлости.

Но и не зная ничего о самом Соллерсе, легко почувствовать, что портрет Казановы нужен автору лишь как косвенный автопортрет, что мы должны воспринимать Казанову как "второе я" Соллерса -- такого же свободного и жизнерадостного одиночки. Для большего эффекта Соллерс постоянно преувеличивает непонятость Казановы -- и ухитряется выступать чуть ли не в роли его первооткрывателя. "Кстати, вот уже на протяжении двух веков пропаганда, которая то млеет от дурацкого восторга, то высмеивает, а чаще всего злобствует, стремится исказить память о Казанове, иначе говоря исказить то, что он написал. В особенности фальсификаторам не нравится, что он сам описал свою жизнь и что от книги нельзя оторваться".

Соллерс то и дело выглядывает из-за плеча Казановы и напоминает -- "это я о себе, о себе", "это я борюсь с серым обскурантизмом, с ханжеством и с глупостью", "это я член тайного братства защитников свободы и счастья".

Он называет Казанову и денди, и сюрреалистом, и криптографом, и рыцарем познания, и философом в действии, и Коперником, и Галилеем -- и чем яснее становится, что он все время говорит о себе самом, тем более фальшивым кажется его пафос. Иногда первое лицо открыто выходит на авансцену: "Интересно, что сказал бы истинный распутник сегодня. Может быть, такие слова: "Я начал любить наслаждение только после того, как избавился от представлений, какие мне внушила о нем сентиментальная или порнографическая продукция. Истинный порок требует большой сдержанности, утонченности, вкуса. Приходите завтра вечером, и мы всласть посмеемся над всеобщим безобразием, над мафией, над деньгами, над кино, над масс-медиа, над так называемой сексуальностью, над искусственным осеменением, над клонированием, над эвтаназией, над Клинтоном, над Моникой, над виагрой, над фундаменталистами с бородой и без оной, над сектами и псевдофилософами"". Но, буквально навязывая читателю сопоставление "я и Казанова", Соллерс не предусмотрел всех последствий такого сравнения. На фоне естественного и великодушного Казановы он кажется таким мелочным и суетливым, таким позером, что действительно начинаешь презирать современность -- но совсем не так и не за то, как этого хотел бы Соллерс.

Источник: "Коммерсант-Weekend" № 59(35) от 12.10.2007,