30.03.2007 | Город / Общество

Индустрия бывших товаров

Схема обращения с отходами инерционна, неповоротлива и невосприимчива к новым технологиям

Перефразируя Карла Маркса, можно сказать, что производство любого товара есть лишь предлог для производства отходов. Всякая материальная вещь, послужив человеку какое-то время, неизбежно превращается в отходы, которые их создатель стремится побыстрее удалить за пределы обитаемого пространства.

Долгое время каждая семья решала эту проблему самостоятельно. Еще в 20-е – 30-е годы XIX века тротуары элегантнейшего города Европы – Парижа были завалены кучами мусора, который его жители, не чинясь, выкидывали прямо из окон и дверей своих жилищ. От подобных привычек не избавились и многие наши современники, но все же большая часть производимого нами мусора попадает в систему организованного сбора и утилизации твердых бытовых отходов (ТБО).

Отходный промысел

В платежных квитанциях, которые мы получаем из расчетных центров ДЕЗов, услуги по вывозу мусора не значатся вовсе – они включены в квартплату. Тем не менее с каждого из нас ежемесячно взимается определенная сумма (для Москвы она до последнего времени составляла несколько больше 12 рублей, для Санкт-Петербурга – 15) именно на эти цели. Впрочем, сам ДЕЗ с мусором дела не имеет – он только определяет по тендеру организацию, которая будет обслуживать пункты сбора мусора (всем известные строения с баками-контейнерами), перевозчика и получателя мусора и заключает с ними соответствующие договора. Таким образом, в процессе могут участвовать (помимо самого ДЕЗа) до трех независимых хозяйствующих субъектов. Но это не обязательно: крупнейшее московское предприятие этого профиля – ГУП «Экотехпром» – выступает во всех трех ролях. Но в каждой из них у него есть конкуренты – независимые фирмы.

В Москве принята двухстадийная схема вывоза: всем известные машины-мусоровозы везут содержимое мусорных баков на станции перегрузки, где его, уплотнив, перегружают в машины еще большего размера и отправляют на так называемые «полигоны бытовых отходов».

Вообще говоря, так должны были бы называться только высокотехнологичные объекты – с  надежной гидроизоляцией снизу, кольцевым желобом по периметру, куда стекают сочащиеся из складируемого мусора жидкости; системой отвода газообразных продуктов разложения, водоустойчивым покрытием сверху, весовым и радиационным контролем и т. д. Из сооружений, более или менее соотвествующих всем этим требованиям, в России сегодня можно назвать, пожалуй, только одно – полигон «Новый Свет – ЭКО» в Гатчинском районе Ленинградской области. Объектов, приближающихся к этому светлому образу, тоже очень немного. Большинство полигонов – это в лучшем случае примитивные хранилища советской постройки (но хотя бы располагающие какой-то водоупорной подстилкой и как-то контролируемые), в худшем – обычные свалки. Почти любую из них можно было бы закрыть за несоответствие санитарным нормам – но тогда возить мусор станет и вовсе некуда, да и проконтролировать соблюдение запрета сегодня практически невозможно.

Полигоны – самостоятельные коммерческие предприятия, они принадлежат МУПам или частным компаниям. Главный источник их доходов – платежи за прием и захоронение мусора. За отходы, поступающие из жилого сектора, платят ДЕЗы (как в Москве) или городской бюджет (как в Санкт-Петербурге). В любом случае эта плата невелика: в Москве за каждую принятую тонну отходов полигон получает около 90 рублей.

Организации и учреждения (а также ЖСК и ТСЖ) оплачивают вывоз мусора самостоятельно, по договорным ценам, которые обычно в несколько раз выше тех, что установлены для города. Это создает изрядный стимул конторам, особенно мелким и арендующим помещения в жилых домах, сбрасывать свои отходы в коммунальные баки – что вообще-то категорически запрещено, но тем не менее широко практикуется.

В Питере часть мусора поступает на так называемый «завод по механической переработке». На нем отходы загружают во временное хранилище и «подвергают компостированию» (попросту говоря, ждут, пока сгниет то, что может сгнить). После этого из них механическим просеиванием удаляют крупногабаритные фракции (металл, куски пластика и т. д.). Оставшийся компост по идее должен использоваться в городском хозяйстве в качестве удобрения для почвы или просто как свободный грунт. Однако озеленители категорически не хотят брать этот обогащенный тяжелыми металлами, углеводородами и прочими пикантными приправами продукт, так что в действительности его вывозят на те же самые полигоны ТБО и в лучшем случае используют уже там вместо почвы, закрывая им сверху заполненные сектора. Тем не менее такая предварительная обработка имеет преимущества перед прямым захоронением: компостированный мусор не выделяет взрывоопасный метан, не проседает и занимает гораздо меньший объем на полигонах. Конечно, она и стоит дороже: за каждый кубометр мусора завод получает 122 рубля, в то время как полигон – 41.

Рынок со знаком минус

Впрочем, размер платежей – это только одна сторона экономики отходов. Этот сектор представляет собой своего рода отрицательный рынок, на котором поставщик «товара» платит получателю, чтобы тот его забрал. Поскольку самому получателю «товар» тоже не нужен, у него всегда есть соблазн взять деньги, не выполнив обязательства – свалить вывозимый мусор в ближайшем придорожном лесочке. В первой половине 90-х несанкционированные свалки разного масштаба были постоянным бедствием окрестностей крупных городов.

Ответом на эту проблему стала принятая ныне система контроля вывоза. В общих чертах она выглядит так: первое звено в цепочке – владелец контейнеров – получает от ДЕЗа определенное количество талонов. Каждый талон состоит из пяти отрывных частей и символизирует собой стандартную порцию отходов. Сдавая содержимое баков, коммунальщик оставляет себе одну часть талона, остальные четыре переходят к шоферу мусоровоза. Вторая часть так и остается у шофера, третья – на станции перегрузки, четвертая – у шофера «большого» мусоровоза и последняя – у оператора полигона. Только когда все пять бумажек снова соберутся вместе в ДЕЗе, подтверждая тем самым, что мусор доставлен по назначению, все участники цепочки получат свои деньги.

С «вывозом под елочку» эта система, подкрепленная усилиями созданной в Москве экологической милицией, более или менее справилась – в недавнем интервью «Российской газете» руководитель департамента природопользования и охраны окружающей среды правительства Москвы Леонид Бочин заявил даже, что в столице исчезло само понятие «несанкционированная свалка». Но в целом подобная схема обращения с отходами далека от идеала: она чрезвычайно инерционна, неповоротлива, невосприимчива к новым технологиям и к тому же полна внутренних противоречий.

Поскольку наладить персональный или поквартирный учет мусора не представляется никакой возможности, объем образующихся отходов (и, следовательно, необходимое количество талонов) рассчитываются просто – умножением числа жителей обслуживаемой территории на некий норматив (для Москвы это 1,44 кубометра отходов на человека в год, что эквивалентно примерно 300 килограммам). На основании чего рассчитывается этот норматив, сказать трудно. Но даже если бы он точно соответствовал объему отходов, производимому средним горожанином, результат расчета все равно получался бы заниженным: в крупных городах всегда обретается заметное количество непрописанных жителей. К тому же, как уже говорилось, нежилой сектор (не только офисы, но и торговые точки) все время норовят спихнуть свои отходы в общую помойку. Реально на каждого москвича, например, приходится в год около полутонны мусора. В результате талонов и стоящих за ними денег регулярно не хватает – особенно к концу года. Возможно, именно поэтому первичный учет мусора ведется не по весу (изменить который почти невозможно), а по объему – в кубометрах.

Мусор – субстанция довольно рыхлая (средняя плотность – около 200 кг на кубометр), и, если хорошо попрыгать в баках, в нормативы вписаться обычно можно. Но иногда этого оказывается мало – и тогда коммунальщики ищут другой выход, которым нередко оказывается поджог.

Еще одним побочным следствием этой системы становится стремление закрыть «свои» контейнеры для «чужого» мусора. Особенно этим отличаются элитные дома: с одной стороны, они, как правило, находятся в ведении ЖСК или ТСЖ, которым приходится платить за вывоз мусора втридорога. С другой – у них есть охрана, способная пресечь покушения чужаков на место в элитной помойке. Впрочем, автору этих строк довелось убедиться на собственном опыте, что и коммунальщики, обслуживающие самые обычные дома, не жаждут допускать чужих жильцов к своим контейнерам.

Координатор проекта «Гринпис России» по эффективному использованию ресурсов Игорь Бабанин видит в этом хороший признак: первичный сбор отходов тоже начал коммерциализироваться, занятые им структуры научились считать деньги и озаботились уменьшением объемов. По его словам, уже есть примеры того, как обслуживающие организации договариваются, перераспределяя талоны в соответствии с реальными объемами мусора. Однако российский деловой и бытовой этикет диктует иное решение: чтобы выбросить мусор, человеку нужно будет иметь с собой если не паспорт с пропиской, то персональный электронный ключ от мусоропровода или контейнера.

Помойка на небе

Даже если исходить из официального норматива, получится, что Москва ежегодно отправляет на захоронение 3 млн тонн бытовых отходов. Между тем число и объем полигонов ограничены, а строительство новых ведется довольно вяло. К тому же все они находятся на землях Московской области – которая, естественно, не жаждет отводить новые площади под московский мусор, по крайней мере, без соответствующей компенсации. (Может показаться, что это сугубо московская проблема, но на самом деле практически все города вынуждены вывозить отходы за пределы своей территории – и, следовательно, договариваться с соседями.) Да и в самом деле обидно отдавать золотую подмосковную землю под терриконы нечистот – тем более, что как потом эту территорию ни рекультивируй, а под элитный коттеджный поселок ее уже не продать никогда.

Возможно, именно эти соображения побудили московские власти сделать ставку на мусоросжигающие заводы (МСЗ). Решение представлялось простым, радикальным и чистым: завод занимает ограниченную площадь, которую не нужно увеличивать. С другой стороны, львиная доля городского мусора образована горючими материалами. Правда, большую часть их сначала надо просушить, но расчеты вроде бы позволяли так организовать процесс, чтобы мусор, сгорая, просушивал сам себя получаемым теплом. При правильной организации дела можно было даже надеяться получить дополнительное тепло и энергию в городские сети.

Правда, у огненной технологии нашлись и противники – в том числе такие авторитетные, как известный химик, ведущий научный сотрудник Института органической химии Сергей Юфит, окрестивший эту технологию «помойкой на небе».

Дело в том, что далеко не все неприятные составляющие отходов можно окислить до нейтральных низкомолекулярных продуктов. К примеру те же тяжелые металлы остаются токсичными во всех своих соединениях, но при сжигании часть их может перейти в летучую форму. Огненная утилизация может и сама порождать яды, причем куда более опасные. Современный городской мусор всегда содержит изрядное количество хлора в виде хлорорганических пластиков и остатков различных химикатов, включая обычную соль. Неизбежным продуктом неполного окисления такого «топлива» оказываются знаменитые диоксины – вещества, для которых не удалось определить безопасных концентраций. Гарантировать же полное сгорание при сжигании бытовых отходов трудно: влажность этой субстанции не только весьма высока, но еще и изменяется в очень широких пределах. Приходится применять кислородный поддув (а в августе, когда в помойных бачках резко возрастает доля фруктово-овощных объедков, особенно арбузных корок, компенсировать ее добавкой природного газа) и ставить на МСЗ очень мощные системы очистки отходящих газов. В результате стоимость утилизации мусора на МСЗ оказывается на порядок выше, чем на полигонах: 1320 рублей за тонну. Правда, обслуживающие компании платят только чуть больше 50 рублей, остальное доплачивает городской бюджет. Иначе ни один вменяемый коммунальщик ничего в «печку» не повезет.

Если добавить к этому, что при сжигании образуется не так уж мало несгоревших твердых остатков (до 320 кг золы и шлаков на тонну «сырья»), то эффективность МСЗ как окончательного решения мусорного вопроса окажется и вовсе сомнительной. Тем не менее московские власти продолжают делать ставку именно на него: сегодня в Москве строится уже четвертая «печка». Однако из трех уже существующих реально работает только одна – в промзоне «Руднево» близ района Косино. Да и она перерабатывает в несколько раз меньше мусора, чем позволяет ее мощность. Независимые эксперты сопоставляют это с тем, что завод находится в управлении ГУП «Экотехпром», владеющего также тремя полигона ТБО и большим парком машин-мусоровозов. При такой ситуации ничто не мешает отправлять мусор на полигоны, проводя его по бумагам как утилизированный на МСЗ. А десятикратная разница в цене услуги создает очень большой стимул для подобного маневра...

Жемчуга в компосте

Самое обидное, что субстанция, от которой  приходится с такими трудами избавляться, содержит немало ценного.

По оценкам специалистов «Гринпис», 35 – 45% городского мусора составляют материалы, извлечение и переработка которых может быть экономически прибыльной или по крайней мере безубыточной.

Еще около 30% составляют пищевые и иные биоразлагаемые отходы, которые можно превращать в компост, получая в качестве попутного продукта биогаз. Сделать эту технологию самоокупаемой сегодня не представляется возможным, но часть затрат компенсировать все-таки можно. Наконец, 20 – 30% составляют так называемые «хвосты» –  использованные памперсы, презервативы и тому подобные материалы, переработка которых либо невозможна в принципе, либо требует запредельных затрат.

Некоторые эксперты называют и еще более впечатляющие цифры: по мнению бывшего генерального директора инженерно-консалтинговой фирмы «Геополис» Александра Лифшица, одно только отделение бумаги и картона от общего потока мусора снизит объемы отходов процентов на сорок. А один из руководителей ООО «Заготовитель» Юрий Казенников утверждал, что на принадлежащем его фирме полигоне «Кучино» удается превращать в коммерческие продукты почти две трети привозимого.

Но глубокая переработка бытовых отходов по-прежнему остается предметом оценок, расчетов, проектов, в лучшем случае – экспериментов на продвинутых полигонах

вроде того же «Кучина». Материал, который сам по себе может быть весьма ценным сырьем, сильно проигрывает, оказавшись перемешанным с другими субстанциями. Иногда это практически непоправимо: бумагу или картон, перемешанные с влажными пищевыми отходами, уже невозможно переработать во что-то более ценное, чем компост. В общей куче ускоряется коррозия металлолома, из выброшенных батареек утекают ионы металлов (отравляя тем самым биоразлагаемую фракцию) и т. д. Но даже если материал обладает химической устойчивостью стекла, его повторное использование возможно только после отделения от всех остальных субстанций. Эта работа очень плохо поддается механизации – а ручной труд такого рода будет заведомо низкооплачиваемым (ввиду малой производительности) и в то же время морально непривлекательным.

Выход один: максимально переложить эту операцию на население, организовав раздельный сбор мусора. Опросы и эксперименты показывают: 15 – 25% населения готовы взять на себя эту работу немедленно, как только им будут доступны контейнеры для отдельных видов отходов.

Этого достаточно для того, чтобы начать такую практику – в надежде, что к ней постепенно присоединится абсолютное большинство жителей. Опыт Германии и других стран Европы показыает, что это вполне реально.

В Москве неоднократно проводились эксперименты по раздельному сбору, но все они входили в конфликт с талонной системой контроля и ориентацией московских ведомств на технологию сжигания. Талонная система существует и в Санкт-Петербурге, но там идея раздельного сбора нашла активного сторонника в лице директора автокомбината спецтранспорта (одного из двух главных городских перевозчиков отходов) Анатолия Язева. Закупив на собственные средства специализированные контейнеры и оборудовав площадки для раздельного сбора, он добился результатов, заинтересовавших губернатора Валентину Матвиенко. В результате на свет родилась революционная для России городская целевая программа «Использование твердых бытовых отходов в Санкт-Петербурге на 2006–2014 гг.», предусматривающая переработку к 2007 г. 25% отходов, к 2012 – 50% и к 2015 – 70%. Правда, столь амбициозная программа пока не принята городским правительством, но стараниями г-на Язева уже сегодня примерно десятая часть питерских площадок для мусора оборудована контейнерами для раздельного сбора.

Скромность этих успехов объясняется тем, что российская промышленность все еще избалована дешевым первичным сырьем и весьма неохотно работает со столь неоднородным и дисперсным источником сырья, как полигоны ТБО. Но специалисты практически не сомневаются, что в самые ближайшие годы ситуация радикально изменится.

Источник: «Большой бизнес», № 3, 2007,