22.03.2007 | Колонка
Тайная тропа в РимСближение РПЦ и Ватикана выгодно Кремлю, но вызывает раздражение православных масс
В ходе визита президента Путина в Ватикан РПЦ и Кремль в один голос утверждали, что визит носит сугубо государственный характер, и никакого вмешательства в православно-католические дела президент себе не позволит. Особенно упорно на этом настаивала РПЦ – Путин не почтальон, чтобы возить папе приглашения, сами договоримся, когда сочтем нужным. Вот уже закончился визит, который и в Ватикане, и в Москве сочли весьма успешным, а РПЦ все не успокаивалась и уличала сетевых распространителей неверного перевода статьи из испанской газеты. Мол, не писала она, что Путин обсуждал с папой возможность ответного визита.
Отчаянное желание подчеркнуть свою независимость заставляет заподозрить обратное.
Минуло менее двух лет с тех пор, как кардинал Йозеф Ратцингер стал папой Бенедиктом XVI, но перемены в отношениях между Ватиканом и РПЦ разительны.
Казалось, еще совсем недавно православные обвиняли католиков во всех смертных грехах: и воруют они православные души, и поощряют украинских грекокатоликов в их антиправославных эскападах. Российские власти с готовностью не давали визы католическим священникам иностранного происхождения, а то и вовсе выдворяли их из страны. Сейчас гневная риторика сменилась призывами вместе с католиками крепить ряды против общего врага – воинственного секуляризма – и сообща возрождать расшатанную им традиционную мораль. Скандалы с визами закончились как по мановению руки. Вместе с тем российские православные en masse по-прежнему католиков не любят, Запада боятся, а «экуменизм» считают бранным словом.
Сближение с Ватиканом осуществляется небольшой, но влиятельной группой просвещенных консерваторов во главе с главным церковным дипломатом митрополитом Кириллом. И оно никогда не проходило бы так быстро без поддержки Кремля.
Зачем Кремлю Ватикан? С тех пор как этим вопросом задавался Иосиф Сталин, с людоедским юморком выясняя, сколько у Ватикана дивизий, прошло много лет. Российское руководство вполне отдает себе отчет в той роли, которую центр мирового католицизма играет в политике. Путин побывал в Ватикане в марте, в июне туда собирается наведаться Джордж Буш. У российского президента не меньше, если не больше, шансов найти с папой общий язык, чем у президента американского. Воинственный американский протестантизм, который теснит католиков в Латинской Америке, вызывает у папы-европейца подозрение. Бенедикт не только не считает войну в Ираке священной, но отказывает ей в праве именоваться «справедливой» (есть в католическом катехизисе такое понятие). С другой стороны, Россия для папы часть Европы. Он любит порассуждать о «христианском континенте», границы которого простираются до Урала, а культурное и религиозное влияние еще дальше.
Но здесь уже кроется ответ на другой вопрос: зачем Кремль Ватикану? Как истинному консерватору, папе, конечно, хочется, чтобы континент продолжал оставаться христианским и впредь. Озабоченность Москвы возрождением традиционных ценностей, которые могли бы поспособствовать решению демографических проблем, вызывает у него одобрение.
На практическом уровне это значит, что Москва может найти в Бенедикте влиятельного доброжелателя, который замолвит за нее словечко в элитном клубе европейских политиков.
Ватикан же взамен получает гарантии благополучного проживания полумиллиона католиков на подведомственной Кремлю территории и зеленый свет для дальнейшего сближения с «церковью-сестрой».
Но гарантии гарантиями, а вот зеленым светом воспользоваться будет сложно.
Крутая смена курса РПЦ проводится с помощью административного ресурса. Она встречает противодействие не только на низовом уровне, где католиков продолжают считать исчадиями сатаны, но и среди церковных иерархов. Иначе и быть не может. Ведь никто не отменял ключевой идеи нынешнего церковного возрождения: Россия – это православие, а православие – это Россия. Националистические настроения в православной среде продолжают усиливаться. Однако те, кто проводит курс на сближение, воспринимают их как нечто должное, а нередко им и подыгрывают.
Создается впечатление, что такое положение дел их вполне устраивает: для внешнего пользования у нас одно православие – вселенское, открытое к диалогу, а для внутреннего совсем другое.
Это ведет к парадоксальной ситуации. С католиками предлагают сближаться на основе общего противостояния моральной деградации общества, вызванной духом секуляризма и антиклерикализма, который одолевает и Россию. На деле же наша светская и нередко антиклерикальная интеллигенция продолжает относиться к католикам лучше, чем подавляющее число православных. Для нее католицизм, прежде всего, связан с западной культурой, воплощением которой она считает и блестяще образованного богослова Бенедикта. Его инвективы в адрес «агрессивного секуляризма» не вызывают у нее страха. Культурного человека чего ж бояться?
А вот ревнители русского православия на своего естественного союзника смотрят, как Васька Буслай на пса-рыцаря.
Чтобы как-то умерить их воинственность, руководство РПЦ и пускает дымовую завесу, изображая полную самостоятельность во внешней политике и клятвенно обещая, что ни за что не поступится принципами. Но подавляющая масса верующих остается при своем мнении, недавно обнародованном чукотским епископом Диомидом: запродалось священноначалие еретикам-экуменистам и злодеям католикам, и гореть ему в геенне огненной. Положить церковный корабль с таким тяжким грузом на новый курс – рискованная задача.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»