Авторы
Русская православная, не случайно названная поэтом Триждыкраснознаменная, ордена Ленина и пр., всегда была в России Церковью государства и никогда - людей. Хоть русских, хоть нерусских. Русских по преимуществу. Она, как профсоюз и ленинский комсомол, была помощником партии во всех ее патриотических задумках. И придавала им седую архаическую укорененность - типа выражения "Братья и сестры", так удачно скопированного Сталиным.
Социальный инвалид
Но если серьезно, то, возможно, именно нереформированная православная церковь во многом причина того безысходного нравственного и социального тупика, в котором Россия топчется не одно столетие. И только вроде забрезжило где-то впереди, как опять все срывается с резьбы и уходит в песок.
Потому что Православная церковь - социальный инвалид. Петр Первый сломал ей позвоночник при первой попытке конкуренции придавил кованым сапогом, но позволил жить; и она существует, как пресмыкающееся, как униженное и зависимое от государства социальное существо, не способное ни выразить свою независимую позицию, ни придать вере дополнительное историческое измерение, ни стать (пусть не единственным, но важным) источником интерпретации нравственных и культурных коллизий.
Потому что Церковь - это не только утешение страждущих и успокоение плачущих, но вразумление алчущих правды.
Или, иначе говоря, церковь, конечно, важна как институт, адаптирующий смертного и временного человека к ситуации хрупкости и краткости его жизни по сравнению с куда большей продолжительностью жизни социальных и культурных институций. С этим - без церковного вразумления - очень многим трудно примириться.
Церковь - важнейший инструмент (по крайней мере, так было в предыдущих эпохах) подтверждения нравственных, культурных, социальных ценностей. Потому как она старшая в социальном и культурном доме, эдакая прабабушка с кустистыми бородавками на шее и с трясущимися руками, но помнящая времена Очакова и покорения Крыма; старшая по возрасту и опыту, что в традиционных обществах всегда представляет собой весомую ценность. Плюс на ее стороне многогранная традиция всего христианства, частью которого православная церковь является, а это огромный и авторитетный пласт европейской культуры. И это вам тоже не пуд картошки.
То есть если говорить о потенциальном авторитете, то он велик. Нет, он потенциально огромен.
И что, хоть раз за всю свою многовековую историю возвысила свой голос Русская православная церковь, защищая очередного обиженного и оскорбленного, трубным гласом вопия: "Два тысячелетия христианства восстают против ваших кровавых преступлений, товарищ Сталин (Брежнев, Путин)!"? Напротив, в любом конфликте человека и государства, она, уверяющая, что не вмешивается в мирские дела, всегда оказывается на стороне кесаря, всегда на стороне оскорбителя, никогда на стороне оскорбленного.
Краткое и почти единственное исключение - патриарх Тихон, при котором церковь попыталась вернуть себе роль защитника слабых и угнетенных, но была вторично раздавлена, рассеяна и дискредитирована. Более того, фундирована чекистской, энкавэдэшной, кагэбэшной сволочью, с тех пор уже не оставлявшей церковное руководство без присмотра и, по большому счету, управляющей ею.
Все церкви прошли через реформирование
Нет, я не ставлю под сомнение существование светлых и умных сельских (может быть, и столичных?) батюшек, пытающихся по мере сил остановить нравственную эрозию своей паствы, препятствовать нарастающей национализации и ксенофобии, вперемежку с патриотической патетикой, не имеющей ничего общего с христианством.
Вообще это одно из самых удивительных и прискорбных явлений, но официальная Русская православная церковь давно уже находится в каком-то смысле за пределами христианства. Она что-то вроде языческого агитпропа с тяжеловесной, архаической и лицемерной пропагандой самое себя на устах.
И легко становится на сторону практически любого мракобесия, но никогда на сторону его оппонентов. И так как ощущает свою слабость, то все более и более румянится от патриотизма, переводя стрелку с реальных внутренних проблем человека на символические внешние.
Все великие церкви прошли через кризисы, через непременное реформирование, все они рано или поздно оказались перед необходимостью учесть исторические изменения и перейти от клятвы верности Кесарю к пониманию интересов общества.
Потому что приоритет общества над государством - не выдумка демократов или либералов, а общая тенденция мировой истории.
Ведь что такое, грубо говоря, реформаторское движение в Европе? Это отказ от признания приоритета государства в церковных и нравственных вопросах и переход на сторону общества. Поэтому протестантское христианство заговорило с прихожанами не на высокоумной латыни, а на родном языке верующего, поэтому католичество чем дальше, тем больше занимается образованием, просветительством, медициной. Поэтому католический университет - не сборище мракобесов, а коллектив ученых. Да и вообще, разве не у христианства репутация просветителя и морального руководителя?
А Русская православная? Высокомерная, не гибкая, не умная, трусливая. Да и подлая, если говорить начистоту.
Предала старообрядцев, настоящих протестантов - чистых, работящих, непреклонных. Жестоко пресекает даже только кажущуюся ей конкуренцию со стороны любой духовной силы, потому что знает о своей неполноценности. В то время как именно в диалоге копится энергия, а в монологе - растрачивается.
Корыстная, извечно больная грехом симонии. На перестройку откликнулась, прежде всего заявив о своих экономических интересах, и стала беспошлинно торговать импортными сигаретами и спиртом "Рояль". Но, может быть, самое главное - стала на сторону государства в его корыстном отторжении России от Запада, стала вечным источником антизападной истерии, и все только потому, что боится католичества и протестантизма, а в итоге поколения за поколениями русских людей вырастают в убеждении, что окружены непримиримыми врагами, желающими их унизить и уничтожить.
И по этой же причине чурается обыкновенной работы с людскими проблемами, которые моментально бы вскрыли ее полную неготовность к любому социальному и нравственному труду.
Где роль православия в заботе о сиротах? Где патронаж над социально ущемленными? Где помощь в усыновлении? Где странноприимные дома и приюты для наркоманов? Где источники современной науки - православные университеты? Где, в конце концов, постоянный разговор о нравственности, о необходимом для христианина нравственном совершенстве, о борьбе с ложью и корыстью, на языке, понятном современному и заблудшему человеку?
Их нет, не было и не будет, пока Церковь сама не найдет в себе силы для трансформации, для отказа от противоестественного союза с государством, от манипулятивного патриотизма, от ксенофобии и узколобого национализма. От слабости, в конце концов. Потому что пока сила Православия проявляется лишь в защите своих недостатков, потому и звучит только одно - самореклама да жалкий свод идей о защите своего ареала кормления и уничижении конкурентов.
Сербский опыт
Именно от неуверенности все эти попытки держаться за внешние отличия - архаическую речь, бороды (осуждавшиеся еще Пушкиным), свой псевдоуникальный календарь (нужный только для того, чтобы подчеркнуть свою особенность), свое обрядоверие, подменяющее веру.
Дело не в том, чтобы разрушить и отменить все традиции. Напротив. Я был в Сербии, где тоже православная церковь. Но она не похожа на нашу, как легкая средиземноморская кофейная культура не похожа на неповоротливую русскую, водочную.
В Сербии православных традиций никак не меньше, а даже больше. Там хранят традиции церковного многоголосия, там истинно верующих в процентном отношении несравимо больше, чем у нас. Там священник - не заоблачный высокомерный поучатель, а помощник и собеседник. Там прихожанин уважает себя и окружающих и практически не отличается в поведении, где бы он ни жил - в далекой горной деревне или в Белграде.
Конечно, я идеализирую, потому что чужое всегда кажется лучше.
Но я просто хотел сказать, что Православие как таковое - не обязательно глухая и непроходимая тайга. Оно допускает разные ландшафтные и климатические условия.
И в Сербии Православие не стоит поперек современной культуры, как в России. Оно не душит живое, а помогает ему. Оно уважает человека, а не боится его. И оно прежде всего на его стороне, а не на стороне кесаря.
А вот в России все наоборот. И пока Русская православная не перешагнет через тот ужас, который охватывает ее при мысли о реформе, причем реформе радикальной и одновременно простой (вернуться к людям - и вся недолга), пока этого не произойдет, Церковь будет стоять костью в горле русской жизни, хвалить только государство и себя, а русская жизнь будет брести по бездорожью, как брела раньше. Как большой, раненый и слепой ребенок.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»
