На юбилее Театра-студии п/р Олега Табакова, который без помпы, но с размахом отмечали на большой сцене МХТ, среди капустных шуток и шутливых здравиц случилось одно пронзительное поздравление, посланное "Табакерке" от "Современника". На экране в полутемном зале легендарного театра мы видим улыбающуюся Галину Волчек. Одну руку она кладет на сцену, другую протягивает кому-то из своих артистов, тот другому, другой третьему. Камера скользит вдоль длинной вереницы взявшихся за руки друзей. Мелькают лица Гафта, Кваши, Берды, Ахеджаковой... Цепочка тянется через зал и фойе "Современника" на Чистопрудный бульвар. Артистов сменяют зрители. Камера едет и едет вдоль "скованных одной цепью", пока не доезжает до расположенного по соседству, на улице Чаплыгина, здания "Табакерки". Въезжает в ее полутемный зал. И вот замыкающий цепочку человек кладет руку на другую сцену, крохотную, но тоже овеянную славой.
Несложно представить себе цепочку, которую можно выстроить от "Современника" в ином направлении. Не географическом - хронологическом. Эта цепочка привела бы нас как раз в Художественный театр, где и справляли юбилей. Все мы вышли из чьей-то шинели. "Современник" - мхатовской, "Табакерка" - современниковской.
Около ста лет жизнью российской Мельпомены управляла неумолимая логика. Как только ствол театральной жизни пропитывался тлетворным влиянием официоза и начинал чахнуть эстетически, он выпускал свежий побег. Или, точнее, так - от него отпочковывалось нечто жизнеспособное в театральном смысле и здоровое в социальном.
МХТ возник в конце позапрошлого века как альтернатива императорским театрам, но уже в начале прошлого века при первых едва заметных признаках кризиса от могучего театрального организма начали отделяться многочисленные студии. Когда же в пятидесятые годы жизнетворные силы совсем покинули забронзовевший в своем академическом величии МХАТ СССР, он выбросил, может быть, самый важный свой побег - театр "Современник".
Шли годы. В конце 70-х бронзовой коростой стал потихоньку-полегоньку обрастать сам "Современник". И как раз в это время давно оперившиеся птенцы этого гнезда - Олег Табаков, Константин Райкин, Авангард Леонтьев и др. - начали занятия в детской театральной студии при Бауманском Дворце пионеров, откуда есть пошла "Табакерка". Логика работала. Отпочковавшиеся коллективы всякий раз делали ставку на демократического зрителя, на тесную связь с текущей за стенами театра жизнью (любопытно, что и сам МХТ, и "Современник", и студия Табакова возникли как театры "новой драмы"), на естественность интонации. Оппозиция официоза (он же - косность и фальшь) и студийности (она же - творческая свобода и искренность) стала главным вектором российской театральной жизни. Так, покинув зараженное радиацией место, люди переселяются в другое, еще не тронутое заразой.
И вот сейчас, в 2007 году, после юбилейной "капусты" на сцене МХТ и вкусного банкета в честь "Табакерки" в фойе МХТ я спрашиваю себя: а какую цепочку можно выстроить от самой "Табакерки"? Ведь двадцать лет официальной жизни и тридцать неофициальной - это преклонный возраст. Пора уже. Где новая студия, новая оппозиция? Работает ли прежняя логика в нынешней жизни? Нет, не работает. Ствол перестал давать побеги.
Неким отдаленным аналогом оппозиционного студийного движения, бросающего вызов театральному официозу, мог бы служить в нынешнем контексте Театр.doc и - шире - движение "новая драма", но, во-первых, со стволом оно никак не связано. Во-вторых, оно ясно демонстрирует, как с течением времени деградировали эстетическая и общественная значимость оппозиционного начинания. Конечно, "Современник" - это уже не МХТ, а значимость Театра-студии Табакова была куда скромнее, чем значимость "Современника". Но Театр.doc и вовсе существует на обочине во всех смыслах этого слова.
Оппозиционная студийность бывает востребована при внятно работающей идеологии, пусть плохой, очень плохой, но внятной. Четко проводящей водораздел: вот тут наша территория, а тут не наша. Если вы не на нашей, извольте выйти вон! Россия начала третьего тысячелетия, а следовательно, и ее театр, внеидеологичны по самой своей сути. В нем (театре) все смешалось. В нем слово "традиция" стало таким же пустым звуком, как и слово "официоз". Нет никакого официоза. Есть совокупность брендовых площадок, лишенных внятной эстетической позиции. И два сросшихся до неразличимости театра (МХТ им. Чехова и "Табакерка"), возглавляемые самым успешным театральным менеджером новой России, - первые среди этих площадок.
На брендовых сценах колобродят самые разные художники. И стар и млад, и консерватор и новатор, и чех, и японец. И все они в большей или меньшей степени пропитываются духом новой русской буржуазности.
Нынешний театральный мейнстрим не выбрасывает новые побеги, а стремится привить к себе все, что хоть как-то шевелится. Он вовлекает в свою орбиту всех, кто обнаружил хоть какие-то признаки таланта. А заодно и тех, кто этих признаков не обнаружил. Он работает как пылесос. А какая оппозиция может быть у хорошо работающего пылесоса? Любую оппозицию он немедленно затянет в себя, заодно покрыв ее толстым слоем втянутой между делом пыли.
На вопрос о том, что лучше - чахнущий ствол некогда могучего дерева или хорошо работающий пылесос, каждый может ответить самостоятельно. В зависимости от пристрастий. Но ясно, что новых побегов этот агрегат не даст. И цепочку от "Табакерки" будет строить некуда. И друзья за руки уже не возьмутся...
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.