19.01.2007 | Кино

Работница

Отвлекшись от друзей Оушена Стивен Содерберг снял в высшей степени экспериментальное кино о тружениках кукольной фабрики

Марта, румяная и упитанная американка лет сорока с небольшим, и Кайл, меланхоличный юноша с красными от ежедневного чтения High Times глазами, вкалывают на фабрике по изготовлению игрушечных пупсов (во вторую смену Кайл еще машет лопатой на каком-то более индустриальном производстве). Марта и Кайл вроде как приятели: жуют гамбургеры в пустынной столовке, делятся мечтами (она хочет на пляж, он – на рыбалку), вечером она подкидывает его на машине до второй работы. Но вскоре в их дружбу вклинивается третий – для выполнения большого заказа на фабрику нанимают мастерицу по работе с аэрографом Джесси, уайт трэш двадцати двух лет.

Вся эта история снята очень быстро, в сверхтехнологичном формате хай-дефинишн, и сыграна силами обычных жителей городка Белпре в их собственных домах (в фильме не задействован ни один профессиональный актер). Сценаристка Колман Хоу написала для Содерберга «Полную обнаженку», но в «Пузыре» она, скорее, стала автором идеи: все диалоги здесь сымпровизированы исполнителями ролей в меру их понимания ситуации, отчего разговоры полны проглоченных окончаний и слов вроде «типатого», «этсамое» и «невопрос». Ближе к финалу Джесси найдут мертвой на полу ее крохотной квартирки, все улики будут указывать на Марту, которая с самого начала смотрела на новенькую с хорошо скрытой неприязнью.

Но обвиняемая с удивительно тупой искренностью будет пожимать плечами – и этот  вот самогипноз, пожалуй, самая сильная часть содерберговской драмы.

У  британского художника Дэмиена Хёрста есть знаменитая работа – большая белая акула, залитая формалином; называется «Физическая невозможность смерти в сознании живущего». «Пузырь» Содерберга - примерно то же самое: огромная и неподвижная бледная тварь, кусок жизни, замаринованный исключительно из соображений безопасности зрителя, и намекающий на то же, что и хёрстовская рыбина. История, которая начинается как прелюдия к зверски-пролетарскому реализму вроде «Гуммо», поерзав на одном месте, вдруг упирается в совершенно беккетовский тупик.

Ощущение при этом, однако, такое, что вы не ткнулись в стенку, а ухнули в свежую могилу.

Лица актеров-любителей выражают арктическую невозмутимость, иногда в кадре повисает такая тишина, что можно услышать, как летит муха – если бы мухи в тех краях не передохли от тоски. Добавьте к этому индустриальные интерьеры ангаров без единого окна, печальных людей, льющих в формы горячий пластик или что-то там шурующих лопатами — и фильмы Догмы 95 покажутся вам лживым буржуйским капризом.

Источник: TimeOut, #47, 2006,