09.12.2006 | Видения Дмитрия Александровича

19-й сон

На улице темно. Вид города пустынный и странноватый, похоже не Норильск. Дико холодно

Выхожу из дома от достаточно блестящего общества. Так это именно и формулирую: достаточно блестящее.

На улице темно. Вид города пустынный и странноватый, похоже не Норильск. Дико холодно. Все озарено дальними мощными огнями люминисцентных ламп, укрепленных на высоких металлических фермах. Видимо, там вдали какое-то крупное промышленное производство, поскольку почти на горизонте вижу восходящие гигантские вертикальные столбы дыма. Свет рассеянный, но достаточный, чтобы разглядеть окрестный пустынный пейзаж – огромная безлюдная площадь, темные дома, снег.

Холодно. Я одет удивительно легко. Так ведь это Москва! Я живу на самом ее юге, а здесь север города – это все и объясняет. В руках у меня полно вещей. Я пытаюсь отыскать взглядом такси. Тут же подкатывает машина.

-  Сколько? – спрашивает водитель, высовываясь из приоткрытого окна.

- Тридцать. – отвечаю я, не уточняя чего.

-  Пойдет. 

Я быстро сажусь. Раскладываю многочисленные вещи, вынимаю из кармана ножницы и, отрезая от обширного блока какие-то наклейки, прикрепляю их к большому запакованному свертку.

Тут обнаруживается, что мы едем на мотоцикле. Вернее, даже на мотороллере. Это достаточно неудобно.

- Понятно. – понимаю я. - Ведь мне надо в противоположный конец Москвы, что стоило бы не меньше 60-70, а мы согласились на 30.

В новой ситуации раскладывать вещи и проделывать над ними свои  манипляции не очень-то и удобно. Все время приходится, чтобы они не упали и не потерялись, прятать ножницы в карман и снова вынимать их. Я уже оказываюсь одет в тяжеленную доху и огромную шапку. Изо рта идет пар. Мотороллер ловко лавирует среди машин. По бокам дороги идут бесконечные заборы, обтянутые поверху колючей проволокой.

Неожиданно на мотороллер вспрыгивает какой-то подросток. Как я понимаю, бродяга, беспризорник, малолетний преступник. Хорошо все-таки, думаю я, что ножницы прячу в карман, а то бы он вырвал и стал чрезвычайно опасен. Его вид и поведение, действительно, не предвещают ничего хорошего. При чем вспрыгнул он на переднее колесо нашего транспорта, спиной к движению и сидит, обратившись прямо ко мне бледный, перепачканный, с синеватыми губами. Выражение его одновременно испуганное и жестокое. К тому же, неведомо каким образом, минуя водителя, он оказывается лицом к лицу со мной.

- А не страшно? – неловко начинаю я заговаривать ему зубы. Он, ясно дело, все понимает и нагло посмеивается. Ему не страшно. Я не знаю, что и сказать дальше. Ситуация начинает принимать весьма опасный оборот. Но тут наш малолетний правонарушитель неожиданно соскакивает с мотороллера и исчезает. Я вижу впереди милицейский патруль и понимаю причину его исчезновения. Оглядываюсь назад и в тяжелом сумраке замечаю группу таких же, как мой подростковый собеседник, малолетних преступников. Он кривляются, свистят и улюлюкают нам вослед. Но это уже не страшно и не опасно.

Несемся дальше. Непредвиденно круто сворачиваем в какой-то двор, и водитель резко тормозит. Соскакивает с мотороллера и подбегает к высоченному забору. Я вижу его странный, достаточно легкий по местной температуре наряд. На самом заду у огромный вырез по клубной гомосексуальной моде. Я вижу в темноте его мелькающие крепкие ягодицы. И вообще, мой водитель чрезвычайно мощного атлетического сложения. Он моментально взлетает на решетку ограждения и перемахивает на другую сторону.

- Я сейчас, Дмитрий Александрович. – кричит он. Понятно, что он меня знает. Это несколько успокаивает. Видимо, он хочет поменять ненадежный мотороллер на машину и доставить меня все-таки  домой, в удаленный район Москвы. Вижу его исчезающим в подъезде соседнего пятиэтажного блочного дома. Слезаю с мотороллера, подхожу к сетчатому забору, растянутому на высоких металлических опорах. Пытаюсь влезть на него, доползаю только до середины. Там и застреваю надолго. Оборачиваюсь, обнаруживаю за своей спиной постепенно скапливающуюся небольшую толпу. Люди нисколько не обращают внимания на меня. Очевидно, мое поведение вполне для них привычно. С задней стороны неожиданно забор затягивается огромной серой  полотняной тканью, спадающей откуда-то с неведомой высоты. Люди стоят и ждут. Я сползаю вниз. Оглядываюсь. Занавес исчез. Там с микрофоном в руках на площадке за забором поет какой-то юнец, разряженный весьма диковенным образом. Догадываюсь -  это же концерт. Огибая толпу со спины, направляюсь к дому, вхожу в подъезд, поднимаюсь на второй этаж и вступаю в открытую дверь. В маленькой комнатке у окна, выходящего на двор, в одной майке с сигаретой руке стоит старый сгорбленный человек. Он мне кого-то напоминает. Но кого - точно припомнить не могу.

- Кто это устраивает? – киваю я в сторону площадки, освещенной ярким светом прожекторов.

- Я и устраиваю. ЖЭК помогает.

- А кто выступает? –

- Все. И Пугачева, и Хайдарабадов. – Хайдарабадова я не знаю, но по тому, что помянут рядом с Пугачевой, понимаю, что он весьма известная личность.

- Так ведь это очень дорого, – я имею в виду гоноры звезд.

- А они бесплатно.

- А-аа, - понимаю я, - так сказать, Гамбургский счет. –

Спускаюсь вниз и вижу на дворовой площадке медленно бродящих огромных ряженных медведей и между ними фривольно одетых поющих и эротически вихляющихся девиц. Ну, картина известная. Маша и Медведи – вспоминаю я название. Никто не узнает рок-группы. Я кричу:

-  Это же Маша и Медведи!