31.10.2006 | Архив "Итогов" / Театр

Любовник театра

Роман Виктюк как Данко отечественной гей-культуры

28 октября Роману Григорьевичу Виктюку исполнилось 70 лет. К юбилею режиссера мы публикуем посвященную ему статью, вышедшую в "Итогах" 9 лет назад.

Виктюк любит рассказывать о том, что ему еще в детстве цыганка нагадала быть режиссером. Вернее, она-то сказала - дирижером, но оттого, наверное, как догадался Роман Григорьевич, что слова "режиссер" не знала. А еще он часто рассказывает, что лет в 13 ему приснился сон: будто он приехал в небольшой европейский город и увидел там здание с колоннами, на фронтоне - маски, а справа - дверь. Заходит, а ему навстречу - артисты, и говорят, что хотят его видеть главным режиссером. (Сон этот, кстати, сбылся: когда он приехал работать в вильнюсский театр, то сразу узнал здание с масками на фронтоне.) Короче говоря, Виктюк - счастливчик, которому на роду было написано стать режиссером. И он им стал.

 

Режиссер своей биографии

Впрочем, для того, чтобы угадать призвание Романа Григорьевича, не нужно быть цыганкой. Стоит хоть раз встретиться с ним, увидеть, как он режиссирует жизнь вокруг себя, распределяя роли между всеми, кто в пределах досягаемости, - и у вас исчезнут всякие сомнения. Он был бы режиссером, даже работая дворником.

Итак,  Виктюк родился во Львове, - это всегда было принципиально для него. Если кто-нибудь называл Романа Григорьевича провинциалом, тот  запальчиво поправлял: "Не провинциал - европеец!", с жаром доказывая, что Львов -  центр всех влияний: русского, украинского, польского, западноевропейского. Во Львове он родился, учился, после окончания ГИТИСа работал режиссером и актером в местном театре (рассказывает, что лучшей его ролью был молодогвардеец Олег Кошевой). И теперь в родном городе его чтят, как самого великого своего уроженца: носят на руках, называют "зiркой" (звездой) и гением.

Впрочем, в европейском Львове Виктюк не остался, уехал работать в калининский ТЮЗ, даже стал там главным режиссером, но маленький провинциальный Калинин (теперь опять Тверь) был, конечно, городом не его масштаба, он затосковал по Европе. Виктюк выбрал себе Вильнюс и попытался добиться от Министерства культуры СССР официального перевода - не удалось.

Вот тогда Роман Григорьевич как настоящий театральный человек снова срежиссировал свою судьбу: позвонил в министерство культуры Литвы и, представившись начальником одного из управлений Министерства культуры, попросил посодействовать в устройстве на работу "талантливому молодому режиссеру Роману Виктюку".

Ему пообещали помочь, и он поехал в Вильнюс. Здесь Виктюк проработал четыре года и узнал первый шумный успех. Вспоминает с удовольствием: "На спектакль "Валентин и Валентина" Игорю Владимирову (главному режиссеру Театра имени Ленсовета) смогли выделить только приставной стул!"

Далее новый поворот - Москва. Жил по углам, без денег, обедать ходил по знакомым, в паспорте стоял штамп гостиницы "Украина". Прописки не было, поэтому в цирковом училище, где он преподавал (здесь у него учился Ефим Шифрин) не хотели брать в штат. Так и жил, пока свою вильнюсскую квартиру не обменял на комнату в московской коммуналке.

В конце 70-х, став главным режиссером Студенческого театра МГУ, поставил "Уроки музыки" Петрушевской, которую в то время не печатали и не ставили. Именно этот спектакль - жесткий и абсурдный - многие до сих пор числят среди самых сильных своих театральных впечатлений. Слава этого спектакля была так велика, что руководство культурой обеспокоилось, и театр очень скоро закрыли. Защитить Виктюка (писали даже Брежневу на съезд) не удалось, он ушел из театра МГУ, но тут же переехал с "Уроками музыки" в ДК "Москворечье". Впрочем, в конце концов спектакль запретили и здесь.

Полуподпольного Виктюка периода "Москворечья" считают предтечей студийного бума 80-х. Но сам он отрицает принадлежность к "андеграунду" и кипятится, уверяя, что всегда был "в порядке": "Назовите мне другого режиссера, который поставил бы свой первый спектакль во МХАТе?" И он прав. Первый-не первый, но ставил Виктюк в Москве много, в солидных театрах и среди "бездомных" режиссеров котировался высоко. Критики упоминали его в одном ряду с Васильевым и Гинкасом.

Из первых московских театров, где ставил Виктюк, был Театр имени Моссовета. Здесь в 1978 году он поставил знаменитый спектакль "Царская охота" по Леониду Зорину с красавицей Маргаритой Тереховой в роли княжны Таракановой. Спектакль этот цензура тоже приняла не сразу. По словам режиссера, начальство сомневалось: как понимать, что слабая женщина сильнее государственной машины, нет ли тут намека на диссидентство? Но на что бы ни намекал автор пьесы, Виктюк ничего в виду не имел. Он сроду был аполитичен, и диссидентство к нему не шло так же, как и верноподданичество.

Теперь он любит вспоминать, что в школьные годы по рабоче-крестьянским праздникам  никогда не носил портреты вождей - каждый раз обматывал руки бинтами, капал марганцовкой и говорил, что поранился и портретов ему теперь не удержать.

Подобные выдумки вполне согласуются с Виктюком, склонным к театрализованному прохиндейству. Советскую власть и многих ее чиновников, сильно в свое время попортивших ему жизнь, сейчас вспоминает с возмущением (самое ругательное слово: "мерзотина"), нынешнюю - как будто совсем не замечает. Политикой принципиально не интересуется: "Зачем я буду тратить а это свою жизнь?"

Ходили слухи, что именно Виктюку старик Завадский перед смертью хотел оставить свой театр. Правда ли это - дело темное, театра Виктюку не оставил никто, и до конца 80-х он кочевал, ставя - между столичными премьерами во МХАТе, Вахтанговском и "Современнике" - по всей России, на Украине и в Прибалтике.

Ни на одну другую известную мне режиссерскую судьбу перестройка не оказала такого феерического воздействия, как на судьбу Виктюка. Уже ставя в 1986 году в "Современнике" "Квартиру Коломбины", он неожиданно погрузил одноактные пьесы Петрушевской ("Любовь", "Анданте", "Лестничная клетка", "Квартира Коломбины") в атмосферу такого густого плотского томления, что ужаснул автора. Полное расхождение Виктюка с Петрушевской, которая была символом его громкой столичной славы, обозначило новый этап его биографии.

Спектакль "Служанки" по Жану Жене в театре "Сатирикон" сделал режиссера символом нового театрального направления. Он стал одним из самых модных режиссеров в России. Было время - самым модным. В какой-то момент казалось, что в нем одном соединились театральные надежды постмодернистов, упования эстетов и чаяния гомосексуального искусства. Роман Григорьевич скромно признается: "Американцы писали, что я тогда совершил переворот в умах, по силе воздействия равный октябрьскому перевороту".

С тех пор в его жизни произошли и другие события: он стал штатным режиссером Театра имени Вахтангова, потом ушел оттуда, создал свой "Театр Романа Виктюка", жизнь которого сопровождается множеством скандальных историй, судов, разрывов с директорами и лучшими актерами. Театр то процветал, то мыкался без спонсоров, а теперь подписал контракт, по которому обязан свои премьеры прежде всего показывать в Израиле.

Но что бы ни происходило, продолжается, вероятно, все тот же, начатый "Служанками" период. Сейчас он на излете. А бездомный Виктюк уже живет в квартире на Тверской улице, у Кремля, хоть и говорит, что никак не может к этому привыкнуть: "Каждый раз, когда прихожу домой, я думаю, что двери будут опечатаны".

 

Очаровательный

Находиться рядом с Виктюком и не симпатизировать ему - невозможно. Даже если он вас очень раздражает, когда витийствует со сцены, попробуйте подойти поближе, и его витальное обаяние пленит вас. Характер Виктюка, его цветистость, доброжелательность и простодушие - это сам юг. Его манера при первой же встрече переходить на "ты" и тут же называть вас уменьшительными и ласковыми именами, его невероятно сочные байки о знакомых, его уморительная манера вдруг переходить на украинский язык, отчего плотские, "материально-телесные" шутки звучат еще смешнее и смачнее, его изобретательный и невинный матерок, восторженность, любовь к красивому и яркому (одна коллекция цветных пиджаков и жилеток чего стоит)... Эта пугающая сдержанных москвичей охота побазарить или покричать о чем-нибудь личном приятелю, замеченному на другой стороне улицы... Шутки Виктюка повторить невозможно: без его интонаций они не звучат. Виктюка с его раблезианской одаренностью сравнивают с Параджановым.

Виктюк должен быть всегда окружен слушателями, но как бы он над ними ни подтрунивал, никогда не скажет ни грубого, ни обидного. Если же аудитория оставит его, он будет обескуражен и несчастен. По натуре Виктюк - комментатор: громко и безостановочно обсуждает все, что происходит вокруг, даже сидя на спектакле другого режиссера не может не обращать на себя всеобщего внимания.

Виктюк, как никто другой, доступен для своих поклонников и добр к ним. Вот стоит у служебного входа в театр, оделяя билетами на премьеру друзей, поскольку с главного входа театр осаждает толпа.

Появляются две немолодые женщины: "Роман Григорьевич, мы такие ваши поклонницы, как бы нам попасть на спектакль?" А у него уже билетов нет, и администратор неподкупен. Виктюк хватает за локоть пробегающего мимо рабочего сцены: "Петенька, деточка, отведи их, пожалуйста, через подвал в зал, только чтобы никто не видел!"

Любит всех опекать, помогать и хочет постоянных уверений в благодарности. По-детски хвастает: "Посмотри, какой пиджак! Да ты потрогай матерьяльчик!" Без стеснения рассказывает, например, о своей привычке тащить все из гостиниц. Репетировал как-то в Италии с замечательной балериной Натальей Макаровой. Жили в гостинице. Однажды Роман Григорьевич заметил, что у него в ванной повесили не один купальный халат, а два и - не будь дурак - один сразу затолкал в чемодан. Потом рассказал об этом Макаровой. Она с подозрением говорит: "Пойдем посмотрим". Приходят, а там к оставшемуся халату записка приколота, и Наталья переводит (сам-то он ни одного языка не знает): "Если захотите забрать и второй халат - заплатите за оба".

В скупости не замечен, хотя все его конфликты с директорами и актерами упираются в деньги: они жалуются, что он заламывает за свои постановки несусветные гонорары и проценты от доходов с проката, а он обвиняет их в том же.

Виктюк эгоцентричен и неотразим. "Дружить с ним, конечно же, нельзя", - сказал его верный ученик Ефим Шифрин.

Театр

Актеры Виктюка обожают, и это понятно, поскольку никто не любит их так, как он. Сидя в репетиционном зале, он постоянно их подбадривает: "Гений! Гений! Потрясающе!" Поминутно выскакивает на сцену и снова восторгается, даже когда объясняет, что все нужно делать иначе. "Он дает шанс почувствовать себя большой артисткой", - говорит самая верная из его актрис Валентина Талызина. Репетиции Виктюка праздничны, легки и, как правило, лучше его спектаклей. Собственно, именно они и являются настоящими спектаклями Виктюка, поскольку здесь он играет главную роль.

В его постановках всегда беспроигрышно одно -  поклоны. Он любит их ставить и знает в этом толк, но самый эффектный момент, конечно, когда на сцену вылетает сам Виктюк - нарядный, оживленный - и лобызает актеров, подбегает к рампе за многочисленными букетами, а потом щедрым жестом вручает их любимой актрисе или по-царски бросает к ее ногам. Эта чрезмерность Виктюка, лежащая за гранью хорошего вкуса и отдающая вульгарностью,  раздражает в нем более всего. Но именно за это качество он был в свое время вознесен и обласкан публикой.

Слава Виктюка - кумира богемы, эстета и эпатажника, певца порока и главного гей-режиссера нашего театра началась со "Служанок". Именно тогда публика впервые увидела то, что стало потом фирменным знаком театра Виктюка - томную пластику и вычурные гримы мужчин, играющих роли женщин.

Приторная, дурманящая атмосфера спектакля по Жене, шелестящие юбки и голые торсы возродились потом в цветаевской "Федре".

Даже далекий от поэзии скандальный сюжет "M. Batterfly" (человек, много лет живший с  любовницей-китаянкой, не знал, что она - мужчина) - и тот был подан в причудливом пластическом аккомпанементе переплетающихся обнаженных мужских тел на фоне псевдокитайского задника. Эстетизированный декадентский фон намекает на то, что все эти истории имеют иной, более изысканный, поэтический и даже возвышенный смысл.

Возвышенность (особенно в том, что касается его театра) - еще одна из сторон нетривиальной натуры Виктюка. Говоря о Высоком, он впадает в патетику проповеди, рассуждает об Ангелах света и мрака, Вечном разуме, душах почивших творцов, о "нашем плебейском веке зависти, зла и ненависти, в котором хрупкому, беззащитному человеку выжить невозможно". Стоит только какой-нибудь трепетной интервьюерше задать один вдохновенный вопрос, и Роман Григорьевич уносится в туманные выси: она обязательно услышит, что "человечество было изгнано из рая и выброшено на землю, не приспособленную для людей", а "спектакль - это воспоминание об утраченном рае", и "если над тем, что ты делаешь на сцене, нет неба, нет возможности к полету - это не имеет смысла". По поводу элитарности своего театра он каждый раз говорит, что Христос тоже проповедовал избранным - рыбакам и проституткам (поскольку у рыбаков было природное начало, а у проституток - художественное). Впрочем, оговаривает, что не сравнивает себя с Христом.

Поначалу Виктюка действительно считали элитарным. В 1992 году авторитетный критик Майя Туровская даже отнесла его спектакли к культовому некогда в Америке "вкусу Кэмп", описанному Сьюзен Зонтаг, - преувеличенному, изысканно-эстетскому, ненатуральному и доходящему до вульгарности стилю, носителем которого по большей части являются гомосексуалисты.

Демонстративная гомосексуальность Виктюка тогда тоже служила одной из примет элитарности. Его воспринимали как Данко отечественной гей-культуры.

После 1991-го статьи о нем стали называться: "Голубые в городах", "Голубой провал", "Любовь в "голубых" тонах" и шли под рубрикой "эротика". Роман Григорьевич описал эту ситуацию так: "Я живой цветок перестройки. Подул августовский ветер, куда-то меня посеял, а я и пророс. А поскольку цветочек поднялся на нетрадиционной почве, то его не вырывают, не топчут".

В 1993 году мелодраму Николая Коляды "Рогатка" о любви инвалида Ильи к юному Антону Виктюк уже подчеркнуто ставил как "спектакль по теме" и, говорят, устроил первый закрытый показ специально для представителей секс-меньшинств. Побывавшие там рецензенты уделили в статьях особое внимание ногам 19-летнего исполнителя главной роли.

Вокруг Виктюка заклубилась гомосексуальная свита, и в театральных кругах пошли разговоры о "голубой" мафии, которая теперь "у нас", как и "у них" проталкивает "только своих". Но по прошествии времени стало ясно, что для более утонченных искусств - оперы и балета - это, может быть, и верно, но в драматическом театре Виктюк по-прежнему один и среди его верных поклонников больше женщин, чем гомосексуалистов.

Разговоры об элитарности его театра тоже поутихли (хотя, я думаю, и к "массовому искусству" его относить некорректно). Этот цветок растет на специально огороженной полянке общепонятной культуры, где  гуляют те, кому приятно считать себя эстетами и людьми с широкими взглядами. Виктюк любит говорить о том, что для понимания его спектаклей необходимо знать философию, психологию, особенно фрейдизм (сам он постиг все эти науки еще в молодости, когда сидел в спецхранах и тащил книги, откуда мог). Все это, конечно, льстит его поклонникам.

Любовь к вычурности не дает спектаклям Виктюка стать и "театром для новых русских". Ругай их или хвали - они остаются принадлежностью средней интеллигенции. Может быть, именно из-за этого шаткого положения и возникает ощущение сегодняшнего кризиса театра Романа Виктюка.

Сейчас он, как правило, работает над спектаклями не в Москве и привозит их ненадолго - его поклонников недостаточно, чтобы заполнять залы. Постановки стали еще сентиментальнее, беднее и небрежнее, хотя потрясающая работоспособность Виктюка остается прежней - он выпускает до 5-6 премьер в год. Теперь он почти не обращается к классике, выбирая только второсортные мелодрамы и комедии (в основном итальянские). Все последние спектакли Виктюк ставит в расчете на звезду, приглашая замечательных и давно не имевших больших ролей петербургских актрис - Фрейндлих, Ковель, Зиганшину, Соколову. Но ни одна из них не смогла сыграть у него в полную силу, ни одна не раскрылась по-новому. Кажется, и приглашений на постановки за границей он стал получать меньше.

Все говорит о том, что близится новый поворот в судьбе Виктюка. У него так много прожектов, что неизвестно, какой из них станет поворотным.

Мечтает открыть в Петербурге "Итальянский театр" (говорят, руководство города отнеслось к этой идее благосклонно), хочет создать филиал своего театра в Иерусалиме (спектакли там будут давать на русском и на иврите), ведь совсем недавно кто-то из партии Щаранского сказал: "Пройдет время и о нас напишут, что мы жили в эпоху Виктюка".

Быть может, так и будет. Он еще покажет нам нечто невероятное, наш сладкий, сверкающий и нарядный Виктюк - романтический любовник театра.

1936 - родился во Львове

1958 - закончил актерское отделение ГИТИСа

1965 - дебютировал как режиссер на сцене Львовского ТЮЗа со спектаклем "Все это не так просто"

1968 - назначен главным режиссером Калининского ТЮЗа

1971-1975 - работает в Русском драматическом театре Вильнюса

Конец 70-х - стал режиссером Студенческого театра МГУ

1992 - открывается "Театр Романа Виктюка"

 

Спектакли:

1978 - "Царская охота" (Театр имени Моссовета) и телеспектакль "Игроки"

1980 - телеспектакль "История кавалера де Грие и Манон Леско", "Уроки музыки" (Студенческий театр МГУ)

1982 - "Татуированная роза" (МХАТ)

1983 - "Анна Каренина" (Театр имени Вахтангова)

1986 - "Квартира Коломбины" (театр "Современник")

1987 - "Стена" (Театр "Современник")

1988 - "Федра" (Театр на Таганке)

1989 - "Наш Декамерон" (Театр имени Ермоловой)

1990 - "Уроки мастера" и "Дама без камелий" (Театр имени Вахтангова), "M. Batterfly" ("Фора-театр")

1992 - "Двое на качелях", "Лолита" (Театр Романа Виктюка)

1993 - "Рогатка", "Адский сад" (театр "Современник")

"Я тебя больше не знаю, милый" (театр имени Вахтангова)

1994 - "Фердинандо" (Молодежный театр на Фонтанке, СПб)

1995 - "Любовь с придурком" (Театр Романа Виктюка)

1996 - "Философия в будуаре" ( там же)

1997 - "Осенние скрипки" (там же)

Источник: "Итоги", №39, 7.10.1997,