19.10.2006 | Театр

Горит мой позвоночник

На фестивале «Территория» прошел радикальный спектакль Blackland венгра Арпада Шиллинга

На позапрошлом фестивале NET в Москве впервые увидели постановку тридцатилетнего венгра Арпада Шиллинга. Он всего за четыре года до этого окончил театральный колледж, но уже стал знаменит с театром Kretakor, который организовал сам. Тогда в Москву он привез чеховскую «Чайку» - камерный спектакль, который играли в небольшом зале, где актеры в современной одежде сидели между зрителей и смешная Нина в драных джинсах и вязаной шапочке вбегала в зал прямо из зимней Москвы. Вскоре после фестиваля распределяли престижные российские премии имени Станиславского и премиальный комитет, пораженный тонкостью и изяществом шиллинговского Чехова, одну из них – с формулировкой «За развитие идей психологического театра на современной венгерской сцене» - решил вручить молодому венгру.

Те, кто видели на зарубежных фестивалях другие постановки Шиллинга, хихикали в кулачки и говорили, что, если бы на NET привезли что-то другое, премии ему бы сроду не досталось. Какой уж тут Станиславский – сплошная брутальность и радикализм. А еще рассказывали, что спектакли Шиллинга на удивление разные и от него никогда не знаешь, чего ждать.

На «Территорию» привезли «Blackland» - жесткое сатирическое представление о нынешней Венгрии, да не только о ней. Говорили, что текст для спектакля в театре придумывали сообща, прямо на репетициях, классическим студийным методом,  источником фантазии был архив sms-сообщений, хранящихся в мобильном телефоне Шиллинга с 2004 года, того самого, когда Венгрия вступила в Европейский союз. А название постановке дало стихотворение венгерского поэта Майкла Бабитса, жившего в начале ХХ века, о черной стране, где черно все – снаружи и внутри.

Выглядит все это так: сцена – пустой зал со стенами в веселенькой розовой обивке и рядом белых дверей по периметру. И происходит в нем страннейший абсурдистский концерт, иногда прерываемый короткими сценками. Номера со звяканьем отбиваются друг от друга sms-сообщениями, что проецируются на плазменный экран над сценой. Это комментарий. Музыканты (они же актеры), участвующие в концерте – с начала до конца в прекрасных черных концертных костюмах – мужчины в белых крахмальных рубашках и белых жилетах, женщины на шпильках, в длинных платьях с открытыми плечами. Они чудесно слаженно поют и играют на разных музыкальных инструментах. Другое дело – что они поют и в какой ситуации играют.

Но расскажу по порядку. Сначала одно за другим на экран выбрасываются сообщения о Венгрии: самое большое озеро – Балатон, река – Дунай, самое известное блюдо – гуляш и т.д. Потом на авансцену выходит сексапильная кларнетистка с инструментом в руках, усаживается на табуретку, подносит его к губам… А дальше несколько минут мы наблюдаем совершенно недвусмысленную имитацию орального секса – облизывание, обсасывание, покусывание, частое дыхание, усиленное микрофоном, лукавые взгляды из-под челки, пока руки и рот заняты метровым инструментом и, наконец, первую музыкальную фразу из «Тореадор, смелее в бой».  Поклон, уход в одну из дверей.

Спектакль  до самого конца так и будет строиться на шоковом эффекте несоответствия ожиданий - развитию ситуации.

Вот на экране комментарий о новом венгерском премьер-министре, и тот, с бокалом в руках, благосклонно и горделиво улыбаясь, подходит к авансцене. Но только принимается  говорить, как начинает рыгать. Причем рыгает высокохудожественно – с выражением, паузами, важным лицом, будто речь говорит. Вот нарядный хор спел о черной стране и вдруг погас свет. Первые слова, которые прозвучали в темноте со стороны хора: «Эх, …б твою мать, как пи..дануло!» и дальше хористы в костюмах и белых рубашках лезут куда-то разбираться с пробками, разговаривая исключительно матом, как жэковские электрики.

Далее разговор становится все жестче, с все более определенным социальным запалом. Экранный комментарий похож на сводки с фронта. В такой-то клинике врачи ошибочно сделали операцию на мозг (врач пристраивается с пилой к голове пациента). Такую-то сумму взяток венгерские врачи получают за год. Чиновник, подделывавший документы так и не стал отсиживать срок. Маленький хор поет милую песенку об этом поддельщике – куплет повторяется все снова и снова,  и каждый раз в нем пропускается все больше слов, как детсадовских песенках-загадках. В конце концов, под музыку певцы игриво закрывают ладошками рот – вроде никакого преступления и не было. Священник дирижирует ангельским трио мальчиков, поющим о господе (понятно, что и священник, и дети – те же взрослые артисты в концертных костюмах, но все сыграно настолько точно, что и минуты не надо, чтобы понять, кто есть кто). Комментарий говорит о том, что священники-педофилы остаются служить в церквях.

Здесь много говорится о проблемах государственного устройства, о коррупции и бюрократии. Среди самых уморительных сцен в спектакле –  как у спортсмена пытаются взять анализ мочи (Комментарий: двух венгерских тяжелоатлетов лишили золотых медалей, так как они отказались сдать мочу). Совершенно голый  мужчина стоит на столе, а вокруг суетятся чиновники, подсовывая ему под причинное место стаканчик и давая указания.

Или истерически смешной диалог неофашистов – трех кретинов, которые хотят потребовать 50 миллионов от правительства, угрожая взорвать вокзал и совершенно не понимая, как это делается («А куда они пришлют деньги? Я им свой адрес не дам.- Вон у него есть банковская карточка!»)

Но многое – и просто о людях. Грязного, оборванного человека раздевают догола и моют в тазу, а потом дают гору одежды, заставляя надевать десятки брюк одни на другие, потом рубашки, майки, пиджаки, халаты. И когда он от всей этой одежды превращается в шар и почти не может двигаться, его выкидывают за оградку, стоящую на авансцене.  Комментарий: более половины венгров против приема беженцев.  Монолог ребенка, который учится ходить. Комментарий: отец с другом-бомжом изнасиловали полуторагодовалую дочь. Женщины, сев к залу спиной с расставленными ногами как-то орудуют огромными ножами – слышен только лязг. Комментарий об абортах.

Текст на экране: там-то женщина облила себя маслом и подожгла, спасти не удалось. Выходит певица и заводит очень красиво: горят мои туфли, горят мои ноги, волосы, ресницы… Новый текст: там-то поджег себя мужчина. Вступает вторым голосом мужчина: горит мой позвоночник, лопаются легкие, мозги... На экране - еще  о мужчине, мальчике, женщине. И уже слаженный хор поет: «Огонь! Огонь!» Оказывается, Венгрия занимает первое место по самоубийствам.

Столкновение театра с реальностью тут так откровенно,  почти возмутительно, что именно из этого перепада возникает новый художественный смысл. Музыкально-сатирическое обозрение Шиллинга сделано на энергичном агрессивном ритме, без капли сентиментальности, построено на открытом приеме, используя собственные имена актеров, как имена персонажей,  причем актеры оказываются удивительно точны, без капли наигрыша и бесстрашны (такого количества мужчин без трусов на сцене мне сроду не приходилось видеть).

Это действо – абсурдистский комментарий к страшным фактам, которые повсюду принято считать неприкасаемыми, а любую иронию в связи с ними – кощунственной. И вдруг оказывается, что именно этот способ остранения – работает, помогая и говорить, и воспринимать все, что угодно без надрыва и истерики.

И вот, когда мы уже все понимаем, Шиллинг на прощанье смеется над нами еще раз. На авансцену выходит последний актер и начинает объяснять все то, что мы только что видели примерно теми словами, которые назавтра можно было бы прочесть во всех рецензиях. Он витиевато говорит о возможных интерпретациях, упоминая провокативность и много всякого другого. А потом останавливается и, усмехаясь, замечает: «Это видимость. Мы просто хотим показать, какие мы на самом деле смелые и провокативные. Мы хотим произвести эффект любой ценой. Это фикция. Я и сам полная фикция – говорю, пока у меня есть текст. Вот досюда». Тут все актеры и выходят на поклоны.

Источник: "Газета.ру", 16.10.2006,