12.10.2006 | Архив "Итогов" / Общество
Портной и его клиентМода заняла в современном обществе место, которого она никогда ранее не занимала
Убийство Джанни Версаче, вызвавшее неслыханно широкий резонанс, еще раз подтвердило, что мода заняла в современном обществе место, которого она никогда ранее не занимала. Всеобщее сожаление по поводу самоубийства убийцы Версаче Эндрю Кьюнэнэна было вызвано даже не столько тем, что публику лишили зрелища суда, которого она по законам современного общества заслужила, а тем, что история отношений между Версаче и Кьюнэнэном погрузилась во мрак, который некому развеять.
Кьюнэнэн был авантюристом и жиголо, выдававшим себя не за того, кем он в действительности был (сыном мелкого, разорившегося и опустившегося брокера). Его благополучие целиком обеспечивалось умением выдать себя за светского сноба, проникнуть в среду богатых гомосексуалистов и подыскать себе щедрого любовника.
Такой способ существования целиком опирался на умение создавать видимость и, в конечном счете, на умение использовать моду - главное средство создания видимости. Известно, что Версаче был кумиром Кьюнэнэна.
Его убийство поэтому можно связать с жизненными неудачами Кьюнэнэна, провалом всего его жизненного проекта. Это своего рода месть учителю, гуру, чьи уроки не оправдали себя.
Любопытно, однако, что в центре личного мифа жиголо Кьюнэнэна оказался именно Версаче, а не, например, Ив Сен Лоран. Версаче олицетворял новое и несколько сомнительное лицо современной моды - прежде всего отказ от традиции хорошего вкуса и использование театрализованных элементов поп-культуры. Он выражал движение моды в сторону эротизированного кича. И хотя среди его клиентов были и коронованные особы, особую популярность он снискал у трех социальных групп - актеров (голливудская тусовка была среди его самых верных поклонников), гомосексуалистов и мафиозных и полумафиозных бизнесменов. Показательно, что Версаче - самый популярный портной среди "новых русских".
Движение моды к кичу началось не менее пятнадцати лет назад, когда показы мод постепенно превратились в театральные шоу низкого пошиба. (Типичные примеры - наши "звезды" вроде Славы Зайцева или Юдашкина.)
Сращение моды с кичем - свидетельство ее глубокого кризиса, связанного с оформлением двух альтернативных моде направлений - так называемой антимоды и look. Анти-мода, наиболее полно проявившая себя в США, была протестом против тирании моды и выражалась в праве носить "что угодно", короткие или длинные юбки, штаны любого покроя и т.п. Вскоре, однако, антимода стала средством самоутверждения относительно маргинализированных слоев общества. Конкурирующая система look, напротив, требует от носителя строгого следования определенным стереотипам. Здесь мода - не более чем внешний конформизм, она не оставляет человеку пространство внутренней свободы.
По мнению итальянского философа Марио Перниолы, это внутреннее усвоение моды на уровне поведения человека, его превращения в модную вещь.
Конкуренция антимоды и look привела к мутациям внутри системы моды. Мода лишилась возможности выражать социальный и индивидуалистический бунт и все больше стала тяготеть к выражению чистой, почти театральной видимости, за которой в отличие от классической моды не предполагается больше вообще какой бы то ни было сущности. Отсюда и тяготение к кичу. Чрезмерная театрализованность кича в данном случае - как раз знак пустоты, которая обыкновенно прикрывается избыточностью. Если старая буржуазная мода в стиле Пьера Кардена еще выражала некий социальный статус, то голубые шелковые пиджаки Версаче уже не выражают ничего, кроме чистой видимости. Именно поэтому стиль Версаче так пришелся по душе трем категориям людей, о которых я уже говорил. Создание видимости - сама суть актерской профессии. Лицедейство, смена половых ролей и кичевая театральность поведения типичны для гомосексуальной культуры. Гипертрофия видимости, дешевые мелодраматические эффекты и внешний "мачизм" - характерные черты сообществ "крутых" в любом уголке планеты. Все они существуют в мире видимости в гораздо большей мере, чем в мире сущности. Необыкновенным образом Кьюнэнэн воплощал в себе все три категории фанатичных клиентов Версаче.
Он одновременно был преступником, гомосексуалистом и в своем роде актером, сменившим кучу претенциозных фальшивых имен и выдававшим себя то за аспиранта-политолога, то за сына богатого плантатора. В каком-то смысле он был воплощением самого духа моды Версаче, что, на мой взгляд, и предопределило неизбежность их роковой встречи.
Короткий момент ажиотажа вокруг преступления как будто должен напомнить о том, что и за чистой видимостью скрывается все-таки человеческая жизнь, но сама история убийства столь напоминает банальные голливудские триллеры, что отбрасывает на подлинную кровь густую тень театральности. В конце концов судьба отказала Версаче даже в нормальной смерти (в которой сущность наконец проглянула бы сквозь декор), превратив его конец в медиатизированное шоу с сильным элементом кича.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»