США
06.10.2006 | Кино
«Близнецы» нам не братьяРугать «Башни-близнецы» есть за что
«Башни-близнецы» Оливера Стоуна, европейская премьера которых состоялась на недавнем Венецианском фестивале, получили высокие оценки критики и публики в Новом Свете (средний балл - 7,1 из 10 на главном киноманском сайте www.imdb.com) и весьма скептические в Старом. Ударившись в обоснованную и едкую критику картины, мы, однако, упускаем подсказки, которые Стоун и его картина дают нашему обществу.
Ругать «Башни-близнецы» есть за что. Фильм политкорректный. Слишком просчитанный, построенный на клише, так что многие не то что ходы, но реплики угадываешь заранее. Чересчур патриотический - патриотический, впрочем, в особом смысле: Стоун воспевает не американское государство и тем более правительство (как мы видим из его интервью, он относится к нему и его антитеррористическим акциям, к новой глобальной политике, ставшей следствием 11 сентября, не менее критически, чем профессиональный оппозиционер и кинофельетонист Майкл Мур, создатель документального хита «Фаренгейт 9/11»). Он воспевает героизм хороших американских парней, готовых спасать других ценой собственной жизни. Именно за этот патриотизм, с которым не стыдно консолидироваться, фильм и полюбила американская критика.
В самом Стоуне, заметим, этот вид патриотизма всегда сочетался с классовой ненавистью к продажным политикам. Смотрите хоть его «Сальвадор», хоть «Взвод», хоть «Уолл-стрит», хоть даже «Никсона».
Можно упрекнуть фильм и в том, что он уходит от жестких стыков даже в рамках тех тем, которые развивает. Показанный по ТВ накануне последнего 11 сентября псевдодокументальный (и, по правде сказать, полудилетантский) фильм «9/11» - и тот, пусть робко, не проговаривая ситуацию до конца, задался моральной дилеммой: что было разумнее при атаке на башни - спасаться самому (если это было возможно) или помогать другим? Как следует из фильма, все, кто пытался остаться во время кошмара альтруистами, погибли. Жестко, да? В фильме Стоуна - никаких подобных проблем.
В итоге в Венеции про «Башни-близнецы» не прозвучало ни единого доброго слова. Многие называли фильм цинично пропагандистским - что все-таки перебор. Неприятию «Башен» способствовало то, что в Венеции показали почти 5-часовой документальный фильм другого американского мэтра Спайка Ли «Реквием в четырех частях» о трагедии Нового Орлеана.
В фильме Стоуна чуть ли не вся страна спасает из-под завалов двоих. Спайк Ли показывает, как в Новом Орлеане ни власти, ни армия - никто не спасал тысячи людей.
Между тем «Башни-близнецы» - явление не только кинематографическое (и впрямь не самое выдающееся), но и общественное. В любом случае хорошо уже то, что фильм сделан не для развлечения и не для заработка (с поправкой на то, что всякое кино должно стараться окупаться, и, значит, любой фильм про любую трагедию, даже самый расчестный, могут упрекнуть за «эксплуатацию реального горя с целью наварить»). Не зря Стоун не стал показывать, как самолеты пропарывают высотки и как те рушатся. А ведь некоторые предвкушали: уж Стоун-то небось явит нам такое эффектное зрелище!
Самое же главное: хорошо, что фильм вообще сделан. Незадолго до него появился так и не выпущенный у нас «Рейс 93» Пола Гринграсса - про трагедию того четвертого самолета, угнанного 11 сентября, который разбился в Пенсильвании. То, что американский кинематограф уже через пять лет не побоялся отразить катастрофу 2001 г., наводит на мысли о ситуации в кинематографе нашем. Который принципиально и нагло уходит от всей злободневной политики, от болезненной истории, от злой социальности.
Можно сказать, что наш кинематограф старательно проигнорировал абсолютно все острые позднесоветские и российские темы.
Продажный, как принято считать, Голливуд уже в конце 1970-х, через пять-шесть лет после выхода US-army из Вьетнама, снял первые фильмы, рефлексирующие на тему войны и ее последствий: «Охотник на оленей», «Возвращение домой» и, кстати, «Рэмбо. Первая кровь» (сильно отличающийся по духу от «Рэмбо 2 и 3»). У нас до сих пор почти нет фильмов про Афганистан и афганское поколение. Чуть ли не главным остается шахназаровский «Курьер», где тема Афганистана возникает лишь в финале. В начале 1990-х появилась «Нога» Никиты Тягунова - арт-рефлексия на тему мести и злодейства на войне. Теперь патриотическая (в стоуновском смысле) «9 рота». Но не было фильма элементарно про то, что же там и почему происходило: как в сферах «высокой политики», так и в окопах. Где афганская «окопная правда»? 9-я рота из фильма - и та имеет мало отношения к подлинной 9-й роте. Или: знаю человека, который служил в охране Наджибуллы - вот бы этими глазами Афганистан показать.
У нас, считай, нет фильмов про Чечню и постчеченский синдром («Время танцора» и «Блокпост», которые мне очень нравятся, а также «Война» и «Мой сводный брат Франкенштейн» затронули лишь отдельные темы ) - «Живой» сейчас, правда, выйдет. Нет фильмов про взрывы домов - наше 11 сентября. Про Буденновск, про Дубровку, про Беслан.
У нас нет фильмов про путч. Про бои вокруг Белого дома в 1993-м. Вообще про верхи: Кремль, феномен олигархов, Ельцина, выборы по-русски, президентские пиар-кампании (а у них полно таких фильмов, причем сатирических, - хоть «Хвост виляет собакой», хоть «Основные цвета»).
У нас нет фильмов собственно про жизнь в России. Про русское самоощущение на фоне расслоения (были только «Магнитные бури»). Про дефолт. Про новую эмиграцию. Про иммиграцию. Про провинцию и еще раз провинцию. Про Кавказ и кавказцев. Про межэтнические и мультикультурные конфликты (а сколько про это фильмов в Америке и в Европе!). Про кризис науки. Про современные школу, вуз, улицу, двор. Про власть рекламы и шоу. Про спорт как бизнес. Единственная тема, которая в нашем кино отчасти отрефлексирована, - войны братков как новой гражданской войны и нового потерянного поколения: «Брат» первый, отчасти сериал «Бригада», «Бумеры».
И мы будем вслед за Стоуном обольщаться, будто у них несвобода, а у нас свобода? Пусть сначала кто-нибудь снимет у нас политическую сатиру типа «Фаренгейта 9/11», получит за нее приз в Канне, и пусть эту картину представит там персона уровня Михалкова, Эрнста или Швыдкого («Фаренгейт» представлял в Канне Харви Вайнштейн) - и никому за это ничего не будет. Вот тогда поспорим, где фильмы клишированнее.
Дело, конечно, не только в политсвободе. Но и в циничном пофигизме наших продюсеров, которые уверены, что никакие серьезные фильмы новой кинопублике не нужны. В пофигизме самой публики, которой они, боюсь, и впрямь не нужны.
У кино между тем есть и такая странная функция (обретенная им не по указке политтехнологов, а сама собой), как помощь стране и обществу в самоосмыслении. Самоидентификации. В конечном счете - преодолении проблем. Голливуд спас Америку во время Великой депрессии. Позволил пережить вьетнамский комплекс. Теперь помогает справиться с катастрофой 11 сентября. Возможно, поможет при этом решить одну из главных проблем: как примирить между собой свободу и безопасность.
В конце концов, Стоун не снял фильм про то, что башни при террористической атаке уцелели, а все три тысячи погибших счастливо выжили. У нас же через два года после Дубровки и месяц после Беслана появился боевик «Личный номер», в одном из эпизодов которого доблестный спецназ лихо спасает от шахидов с шахидками заминированный ими, битком набитый зрителями цирк. Все террористы в ходе той славной киноспецоперации были застрелены. Из заложников не пострадал никто.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.