05.09.2006 | Религия

Жизнь в зародыше

Проблемы биоэтики могут быть актуальны лишь там, где обычные этические уже более или менее решены.

Этим летом проблемы биоэтики стали важным вопросом политической жизни ведущих стран Запада.

Совсем недавно медицина совершила настоящий прорыв, обнаружив огромные целебные возможности так называемых стволовых клеток. Они могут стать своеобразным строительным материалом для ремонта человеческого тела, помогая избавиться от тяжелейших заболеваний вроде диабета, рассеянного склероза, болезни Альцгеймера и Паркинсона. Стволовые клетки содержатся в костном мозге, крови и пупочной ткани человека, но самые перспективные для лечебных нужд виды этих клеток можно извлекать из человеческих зародышей.

Никто, однако, не может утверждать наверняка, когда возникает человеческая жизнь. Медики полагают, что через пару недель после зачатия, когда у эмбриона начинает формироваться позвоночник. Христианские богословы уверены, что в момент зачатия. Извлечение стволовых клеток из эмбриона происходит на шестой-седьмой день, после чего тот погибает.

С точки зрения многих консервативных христиан, это убийство. С точки зрения их оппонентов – средство для спасения тысяч жизней.

По обе стороны Атлантики проблему решили по-разному. Европейский союз, включая такие традиционно консервативные страны, как Португалия и Ирландия, постановил выделять на исследования по извлечению стволовых клеток из человеческих зародышей солидные средства, чем вызвал крайнее неудовольствие Ватикана. (Еще в ходе дебатов глава папского совета по делам семьи кардинал Альфонсо Трухильо заявил журналистам, что ученых, занятых в подобных экспериментах, неплохо было бы и вовсе отлучать от церкви, если они к ней еще принадлежат.) Джордж Буш, напротив, наложил свое первое за пять с половиной лет президентства вето именно на законопроект о бюджетном финансировании экспериментов со стволовыми клетками. Законопроект не разрешал выращивать эмбрионы для получения этих клеток, он всего лишь дозволял владельцам замороженных зародышей, оставшихся от процедуры искусственного оплодотворения, дарить их для экспериментов. Но противников закона это вовсе не убедило. Президент Буш не случайно объявил о своем вето перед очень специальной аудиторией. Она состояла из семей, дети в которых выращены именно из таких невостребованных эмбрионов. «Эти мальчики и девочки – не запчасти», – обратился президент к детям и родителям, которые разразились восторженными криками.

В России эта дискуссия осталась практически незамеченной, несмотря на подъем религиозного консерватизма (главный оплот борьбы против экспериментов с человеческими эмбрионами), у нас на подъеме.

У представителей РПЦ, которые еще недавно громко заявили о себе Декларацией о правах и достоинстве человека, озвученной на Всемирном русском народном соборе, а вскоре заключили с Ватиканом «пакт о ненападении» против общего врага – секуляризма, «эмбриональные войны» не вызвали никакого интереса. Конечно, это можно объяснить сезоном отпусков, священнослужители тоже нуждаются в отдыхе. Но дело не только в этом. И защитники, и противники экспериментов с эмбрионами исходят из одного и того же – высочайшей ценности человеческой жизни. Именно по этой причине им сложно прийти к компромиссу.

Наших традиционалистов, в отличие от католиков и консервативных протестантов, святость человеческой жизни занимает лишь в умозрительном плане (эксперименты с эмбрионами, что и говорить, дело не богоугодное), но подлинную страсть вызывают у них все же иные вещи.

Литератор Сорокин, который привычно посмеивается над клонированием, вызывает у них куда большее раздражение, чем сами эксперименты с клонированием.

Это пренебрежение вопросами биоэтики роднит наших консерваторов с их собратьями из Индии и исламского мира. И дело тут вовсе не в сходстве православия с индуизмом или исламом, дело в общественном климате. Ни Россия, ни Индия, ни Китай, ни исламский мир просто не могут еще осознать проблему сохранения эмбрионов в качестве насущной. Ведь она, если задуматься, есть доведенная до логического конца (а в чем-то и до абсурда) идея политкорректности, согласно которой ни одна блоха не плоха. И все блохи имеют право прыгать. Если западной женщине сообщают, что ее ребенок будет неполноценным, она чаще всего не прерывает свою беременность. Российская почти всегда прерывает. Зачем плодить инвалидов! На Западе так вопрос вообще не стоит.

Я видел в музее «Дом Джульетты» в Вероне человека, которому было трудно двигаться и внятно говорить, но он усердно помогал посетителям, подводя их к месту начала осмотра. Потом я увидел, как этому человеку помог выйти на его остановке шофер автобуса. Потом я увидел, как в другой музей привели на экскурсию детей, страдающих болезнью Дауна. Инвалидам тут не просто помогают, их социализируют, ибо человеческая жизнь тут ценна сама по себе, и ее не умаляет никакая ущербность. Неудивительно, что даже в нерожденном своем состоянии она способна вызывать уважение и побуждать к биоэтическим спорам. Это все звенья одной цепи.

Наши религиозные консерваторы – плоть от плоти нашего общества, где пикет у Большого театра, решившегося на постановку «Детей Розенталя», вызывает куда больший общественный резонанс, чем дискуссия о праве шестидневного зародыша на жизнь, где ксенофобией страдают многие, а о биоэтике слышали единицы, где прибывшую из-за кордона Армию спасения, кормящую отечественных бомжей бесплатным супом, гонят взашей. Руки прочь от наших бомжей!

Проблемы биоэтики могут быть актуальны лишь там, где обычные этические уже более или менее решены.

Там, где инвалидов и бомжей не держат за людей, вряд ли будут беспокоиться о жизни эмбрионов.

Источник: "Газета.Ру", 7.08.2006,