11.05.2006 | Архив "Итогов" / Театр

Мудрый старый левак Стрелер

В день выборов нас посетило желание всех простить и обняться с врагами

Послесловие для Стенгазеты «Остров рабов» - спектакль одного из крупнейших режиссеров ХХ века – итальянца Джорджо Стрелера, приезжал к нам на Второй чеховский фестиваль, в 1996-м году. На следующий год Стрелера не стало. Так что «Остров рабов» оказался последним стрелеровским спектаклем, который видели в России. Если не считать недавно гастролировавшей в МХТ оперы Моцарта «Так поступают все», которую перед самой смертью начинал ставить Стрелер, а заканчивали уже его ученики.

Фестиваль имени Чехова закрывали "Островом рабов" в постановке Джорджо Стрелера. Никого не ждали так, как его. Пижоны, давно разочаровавшиеся в Штайне и грозившие любителям Брука и Беккета тяжелой тоской, - еще три месяца назад говорили: если на что и надо непременно попасть, так это на Стрелера. Стремясь на Мариво в постановке "Пикколо-театро ди Милано", предвкушали упоение и праздник.

Исторически сложилось так, что Стрелер всегда проходил для русского зрителя по ведомству "настоящего театра", его магии и волшебства. Спектакли Стрелера видели в Москве трижды: первый раз это был объехавший весь мир "Слуга двух господ" конца пятидесятых. Стремительный, лукавый и простодушный Арлекин - Марчелло Моретти описан во всех советских учебниках по театру.

Не зная его знаменитых импровизаций в духе старинной комедии дель арте, не стоит поступать в театральный вуз. Самыми знаменитыми из них были лацци голодного Арлекина с мухой (он ее уморительно смешно ловил, а потом съедал и испуганно прислушивался, как она жужжит в животе), а еще с желе - не знакомым Арлекину кушаньем, которое спрыгивало с тарелки и угрожающе тряслось, как живое, наступая на него, в ужасе пытавшегося его усмирить или приручить.

Сам Стрелер впервые приехал в Россию шесть лет назад, в 1990-м, с "Великой магией" Эдуардо де Филиппо. На сцене было итальянское солнце, дамы с зонтиками, на землю ложились четкие южные тени, по проходам между зрителями плыла гондола (наверное, на колесиках) и, отталкиваясь веслом, гондольер пел сладкие серенады. Этот спектакль был не из самых знаменитых, но история о доверчивом человеке, поверившем шарлатану, для русских зрителей стала сюжетом о "великой магии" театра, еще раз подтверждая репутацию Стрелера - "волшебника сцены". Но дело даже не в этом.

Джорджо Стрелер родился в 1921 году. Учился на юриста, потом увлекся театром, выступал героем-любовником в бродячих труппах, разъезжая по всей Италии (красив был  невероятно, даже не знаю, с кем сравнить, может, с Мастрояни?). Потом фашизм, война, Сопротивление. К 1947 году, когда они с Паоло Грасси создали "Пикколо-театр" - первый государственный театр Италии, - Стрелер был уже настоящим социалистом, леваком, как многие порядочные люди того времени. Он провозглашал идею "народного театра", обличал "буржуазное общество" с его пошлыми вкусами, призывал к "революционной борьбе", да, собственно, и вел ее в своих спектаклях. Среди самых его знаменитых постановок "Мещане" и "На дне" Горького, множество пьес Брехта. Стрелер считал Брехта своим учителем, с нежностью вспоминал, как увидел на его заваленном бумагами столе маленький бюстик Ленина.

Этим летом Стрелер должен был приехать в Москву во второй раз, но не приехал. Он прислал на фестиваль письмо, смутно объясняя причины отсутствия "серьезным кризисом своей артистической карьеры". Речь шла о том, что он уходит из "Пикколо-театра", созданного им пятьдесят лет назад. На пресс-конференции итальянские актеры объяснили возбужденным журналистам, что речь идет не о реальном кризисе. Стрелер как настоящий театральный человек хлопнул по столу итальянского правительства заявлением об уходе, требуя завершить, наконец, хоть к юбилею, строительство нового здания театра, которое длится уже восемнадцать лет. И оповестил об этом мировую театральную общественность. Пресс-секретарь театра сообщил, что на строительство потрачено уже семь миллионов долларов, но деньги уходят на какие-то темные спекуляции и посреди города по-прежнему стоят голые безобразные стены. Рассказы о таком родном раздолбайстве умилили театральную общественность, и было решено писать правительству Италии письмо в поддержку великого режиссера. Кто-то, впрочем, иронически предложил попросить Лужкова достроить "Пикколо-театр". Ждали спектакля.

Почти никто не знал, что за пьеса "Остров рабов", она никогда не переводилась на русский. Знали Мариво - автора прелестных галантных комедий с оттенком сентиментализма. Ждали дам в фижмах, кавалеров в париках, расторопных слуг, нехитрых интриг и лукаво-изящных диалогов.

Кто бы мог подумать, что просветительский пафос Мариво в 1725 году поместит этих самых героев - Месье со слугой Арлекином и Мадам со служанкой Сильвией - на остров рабов, где господам на три года предстоит для исправления нравов стать слугами, и слуги будут ими распоряжаться. Что сделает с таким внятным, откровенно дидактическим сюжетом левак Стрелер, оставалось гадать.

Еще более непредсказуемым было то, как отзовется в наших зрителях сюжет на тему "кто был ничем - тот станет всем", который был показан 6 раз подряд, с 1 по 6 июля, в самый горячий период "Голосуй или проиграешь". Мы смотрели спектакль 3-го, в день выборов. Перевода не было, было либретто. Впрочем, что происходит, оказалось ясно и так.

В золотистом тумане постепенно проявлялись фигуры двух полуголых молодых людей, поднимающихся из песка. Один был плечист и энергично весел. Черные волосы стянуты в хвост. Другой - худ, медлителен и кудряв. В общем, антиподы. Голышом и не разобрать кто хозяин, кто слуга. В этом, по сути, и была простая мудрость Стрелера: все мы одинаковые. Арлекин (Маттиа Сбраджиа) бегает, болтает, роется по-собачьи в песке, выкапывая одежду, и кидает ее Месье (Леонардо де Колле). Тот капризен, не умеет сам надеть панталоны, путается, зовет Арлекина - тот прибегает, выпрастывает хозяину ногу, на следующий зов выпрастывает вторую, потом снова бежит, чтобы помочь потерявшемуся в рубашке высвободить из рукава голову. Одевшись, Месье приободряется, бурно радуется шпаге, прыгает, делает лихие выпады. Арлекин тоже дурачится, устраивает какие-то игры с собственной ногой: то она спит-храпит, то поползла сама-собой куда-то. Они оба кажутся мальчишками, ни один не хуже и не лучше другого. А в глубине, за золотой пеленой, среди силуэтов пальм видно, как пробуждаются и начинают одеваться две женские тени.

Правитель острова маг и философ Тривеллино (Ренато де Кармине), пришедший объявить здешний закон, похож на Просперо из "Бури", но без его страсти, властности и желания мести. Добродушный и мудрый старик - он знает все наперед, доволен хорошим исходом и не дает осуществиться плохому: отеческими увещеваниями мешает всем поссориться всерьез.

На самом-то деле декларация смены ролей здесь лишь повод для смены одежды и дальнейшей игры. С какой веселой поспешностью Арлекин, и с торжеством Сильвия срывают со своих хозяев одежду и торопятся ее надеть. Им неудобно: Сильвия (Памела Виллорези), кряхтя, тщится застегнуть корсетные крючки, у нее сползает парик. Арлекину тоже мешает парик, путаются в ногах длинный камзол и шпага, но слуги простодушно гордятся господской одеждой, важно выступают и пытаются изображать господ. А как по-детски уморительна сцена, где Сильвия демонстрирует Тривеллино поведение Мадам. Принимает позы, корчит то недовольную, то умильную мины: вот Мадам пробуждается, вот принимает кавалера, вот приходит в театр. Сильвия то басит, то пищит, озвучивая целый рой выдуманных персонажей. Актриса играет грубо, чрезмерно, еще, еще смешнее - ей не хватает нашего хохота, ведь мы не понимаем слов. И вдруг, делая вид, что сидит в ложе, обращается к зрителям, переходя на ломаный русский: "Какой сегодня спектакль?" - и кривится: "Дерьмо!" Зал с облегчением хохочет.

Несмотря на все дурачества Арлекина и Сильвии, веселость этого спектакля, судя по всему, совсем не та, что была в легендарном "Слуге двух господ". В нем нет той стремительности, энергии, жизненной силы. Стрелеру в этом году 75 лет - его жизненный ритм стал иным, чем в те годы, когда, как рассказывали, режиссер на репетиции в ярости рвал зубами обивку кресла. Спектакль Стрелера не кипит, а мерцает. Он почти тих, и потому куда слышнее в нем лирическая нота.

Последняя шалость слуг - сыграть с господами в любовь. Но игра почему-то не удается - все оказывается всерьез. Арлекин сидит далеко от Мадам, сжавшись, почти совсем спрятав лицо в колени - только глаза сверкают из черной полумаски. "Вы, наверное, думаете, что я глуповат, но это пройдет - просто я люблю вас и не знаю, как вам об этом сказать". В его мольбе нет ни грубости, ни наглости, но Мадам (Лаура Маринони) так испугана и беззащитна, что он не смеет настаивать. Детские дневные игры закончены.

Вот тут наступает поэтическая стрелеровская ночь: всходит луна, заливая все перламутровой голубизной. И все прощают друг друга. Герои вернули свои прежние платья - как славно снова стать собой! - и закружились в общем танце. А потом вдруг хлынул дождь, и они стали сбрасывать одежду, продолжая прыгать и кружиться, и вновь в этой полуголой пляске сделались неразличимы - где господа, где слуги...

Многие были разочарованы. Спектакль казался слишком простым: стоило ли великому  режиссеру огород городить лишь для того, чтобы сказать,что все равны? Нас этим не удивишь. "Остров рабов" Стрелер представил примиряющим островом-раем. Впрочем, после спектакля все еще долго кротко улыбались, мурлыча последний мотив, хотели всех простить и обняться с врагами. Долго, почти до самого выхода из театра. А потом, собравшись кучками, снова стали нервно обсуждать, что будет, если победят не те. Дело было, как вы помните, 3-го, до конца выборов оставалось два часа. Старый мудрый левак Стрелер со своей попыткой всех примирить был здесь неуместен.

Источник: "Итоги", №11, 23.07.1996,