06.04.2006 | Архив "Итогов" / Интервью

Кисть — в руки миллионам

Виталий Комар в поисках "живописного идеала" конца ХХ века

Виталий Комар
родился в Москве в 1943 году. С Александром Меламидом познакомился в 1963 году в московском морге, на уроке анатомии для студентов Строгановки. Вскоре начали работать вместе. 1967 - первая совместная выставка в кафе "Синяя птица" в Москве. 1972 - изобретение соцарта. В 70-е годы устраивали квартирные выставки в Москве, где помимо собственных работ экспонировали полотна, книги и документы вымышленных художников Апеллеса Зяблова и Николая Бучумова. 1974 - участвовали в знаменитой "бульдозерной" выставке - гусеницей был перемолот "Двойной автопортрет". После этого исключены из молодежной секции МОСХа. 1976 - первая выставка за границей (Нью-Йорк, галерея Рональда Фельдмана) собрала толпы посетителей и большую прессу. Статьи в "Нью-Йорк таймс" и ряде журналов быстро сделали Комара и Меламида известными. Подали на выезд и, отказавшись по тогдашним законам от гражданства, создали собственное государство, TransState, со своей конституцией, алфавитом, языком, деньгами, паспортами и пограничной заставой. 1977 - иммигрируют в Израиль и немедленно устраивают перформанс на горе Сион в Иерусалиме, где строят и разрушают Третий Храм: на жертвенном костре сгорает чемодан Комара. Проводя "Раскопки на Крите", "обнаруживают" скелет Минотавра, ставший затем частью коллекции музея Гуггенхайма в Нью-Йорке. 1978 - переезжают в Нью-Йорк, США. 80-е - 90-е - их картины приобретают "Метрополитэн" и Музей современного искусства. Пишут портреты современников в виде разных мифологических существ ("Рональд Рейган в виде кентавра"). По заказу художественного музея в Гааге создают свою первую скульптуру для городского района "красных фонарей". Две недели подряд "дают объявление" на огромном экране над нью-йоркским Тайм-сквер: "Komar & Melamid: продаем и покупаем души". Выставки и перформансы в Америке, России, Италии, Голландии, Швейцарии, Англии, Франции, Германии, Израиле, Австралии, Канаде, Японии, Эквадоре. Показанная ими года три назад в Москве и Нью-Йорке коллективная выставка "Монументальная пропаганда" до сих пор путешествует где-то по миру.

Одна из последних работ Александра Меламида и Виталия Комара - это картины, нарисованные в соавторстве со слонихой. Зовут ее Рене, она живет в зоопарке в Огайо. В Америке известны пять слонов, занимающихся живописью (самый богатый и успешный, в Аризоне, продает свои картины примерно на 150 тысяч в год). Они рисуют хоботом линии на мокрой земле. Комар: "Слонов надо занимать, иначе они с ума сходят, и рисование - это одна из уловок, чтобы отвлечь их безумную энергию. Особенно когда начинается половое созревание, как у нашей Рене - по человеческим меркам ей скоро уже будет пятнадцать. Она уже засматривается на громадные предметы - если подъемный кран проедет вдали, она вслед смотрит долго, задумчиво... Мы, конечно, дали ей большие возможности - привезли большие холсты, соорудили большой мольберт и еще наставили огромное количество ящиков с бананами и яблоками - потому что, как художнику нужна Ленинская премия, ей нужно давать регулярно морковку, банан...

Когда-то, еще в Москве, они написали белой краской на красном транспаранте: "Искусство принадлежит народу" и подписались - "Комар и Меламид". Теперь место народных масс заняла масса слона.

В каком-то смысле схожая техника использована в проекте, который разворачивается одновременно с "анималистским", а начался давно, еще в московские времена. Художники хотели дать кисть в руки миллионам: создать некий коллективный "шедевр", отражавший художественные пристрастия наций. Проект начал осуществляться в 1994 году, когда Комару и Меламиду удалось организовать первый опрос американской публики о ее художественных предпочтениях. По результатам опроса были сделаны две картины - самая любимая народом и самая им нелюбимая. Затем эксперимент был повторен во многих странах. Результаты оказались поразительно схожи.

- Идея родилась еще в Москве. Мы решили сделать такое произведение искусства, которое отвечало бы вкусам разных московских кругов - предположим, работа, которая нравится диссидентам, и работа, которая нравится партийным чиновникам... Но это было незадолго до эмиграции, мы уехали - и вот только сейчас снова к этому вернулись. В основе лежал поиск соавторства - мы всегда пытались найти каких-то неожиданных соавторов.

- Этот поиск соавторов как-то связан с соцартом?

- Конечно. Ностальгический элемент соцарта - это в какой-то степени ностальгия по коллективу, когда ты выражал не только свою индивидуальную точку зрения, но некое всеобщее мнение. Вначале мы считали, что между различными группами населения будет большая разница.

А после опроса выяснилось, что совершенно независимо от образовательного уровня, расы и годового дохода большинство американцев в каждой группе предпочитают голубой или синий цвет и любят пейзаж.

Мы думали, может, это только в Америке, здесь общество более однородно, но позже был проведен опрос в России (его финансировал Марат Гельман, и он же нашел помещение - проект выставлялся в Центре современного искусства) - и то же самое. Любимая картина русских, как и китайцев, французов и американцев, - это пейзаж с животными и людьми, в котором преобладает голубой цвет. Второй по популярности цвет - зеленый.

- Но синий и зеленый - это доминирующие цвета природы: небо и зелень. И если ты говоришь, что люди любят пейзаж, это само по себе предполагает доминирование синего и зеленого. Может быть, мы просто проецируем наше представление о прекрасном в природе на прекрасное в искусстве?

- Вообще трудно сказать, что это - проецирование неба или проецирование, предположим, джинсов. Мы этого не знаем... Но интересно, что красный почти везде занимает третье место, а ведь в русском он эквивалент слова "прекрасный". Правда, в Дании, как и в России, он на втором. Может, только настоящие викинги этот цвет понимают, и в русском языке это влияние варягов?

Опросили уже людей в России, США, Китае, Турции, Дании, Франции, Финляндии, Исландии, Германии и Кении.

- Неужели в Кении то же самое, что в Финляндии?

- Кения - единственная страна, где люди назвали конкретного исторического деятеля, которого они хотели бы видеть на картине, - это человек, освободивший их от колониальной зависимости. В Америке вот никого не назвали - просто предпочли историческую фигуру современной, и все.

- В Америке любят картинку маленькую, зеленую, с портретом Бенджамина Франклина.

- Ты смеешься, а Вашингтона для американской картины мы взяли именно с доллара. В России нас попросили изобразить людей в процессе труда, а на Украине большинство вообще не хочет никого видеть - ни людей, ни зверей. Уникальная ситуация... Пустой идеальный пейзаж. По-моему, это была великая революция в истории искусства, когда впервые появился пейзаж Рейсдаля без людей и зверей.

- А чего видеть не могут все остальные?

- Тут тоже удивительные совпадения - везде терпеть не могут острые геометрические углы и оранжевые тона. И не любят маленькие картины - книжного формата. Знаешь, у американских арт-дилеров есть термин: "sofa size painting" - картина, которая хорошо смотрится над диваном. Наш вопрос примерно так и формулировался: картина какого размера вам нравится - с книгу, журнал, телевизор, посудомоечную машину, холодильник или во всю стену? И почти везде народ больше всего любит "телевизор", а меньше всего - "книгу". Везде, кроме Франции. Там самая нелюбимая - наоборот, величиной во всю стену. А в Китае - это был еще один сюрприз - как раз предпочитают изображение размером со стену. С Великую китайскую, очевидно.

- Великое, наверное, и в России любят?

- Нет, здесь нелюбимая картина больше, чем любимая. Она размером с холодильник, оранжеватая, с острыми углами. И это, между прочим, важное российское отличие.

К тому же, в России хотели видеть не историческую фигуру, а религиозную. Видимо, русские люди устали от исторических героев. Поэтому там Христос изображен. Но масса вещей совпадает - скажем, диких животных везде предпочитают домашним.

- Виталий, мы как-то привыкли считать, что искусство - это не просто формат, цвет, а есть там что-то еще - талант, например... все-таки художник, а не маляр - тридцать процентов зеленого, двадцать - красного, бегемот, и получилось то, что все любят.

- Ну, конечно, большую роль играет наша интерпретация. В прошлом году мы дали студентам School of Visual Arts одни и те же данные, и они нарисовали разные картины.

Мы старались, насколько это возможно, придерживаться данных опросов. Сама по себе эта картинка, конечно, ноль. Но она представляет историческую ценность как работа, сделанная в конце ХХ века и отражающая вкусы живущих в это время людей. В анкете ведь было более тысячи вопросов.

- Вот вы сделали картину, которая является идеалом большинства... ну, предположим, в России. Тебе кажется, это действительно должно понравиться большинству русских?

- Я думаю, здесь происходит то, что может произойти при любых демократических выборах: все голосуют за Ельцина, он приходит к власти - и все разочарованы.

- То есть люди думают, что они любят то, что они на самом деле не любят?

- Да, конечно. Наши желания, осуществляясь, разочаровывают нас. Это, видимо, проблема демократии. Этот проект - визуализация демократии на уровне живописи.

- Следует ли из этого, что все развитие мировой живописи не отвечает вкусам большинства людей?

- Из этого следует, что вся история мировой живописи была не демократическим явлением, а элитарным, вот и все. Некоторые критики говорят, что лично им нравится как раз наименее любимая народом картина. Но кто такие критики? Это - меньшинство. То, что любит самая маленькая часть населения, и есть нежеланное для большинства.

- Выходит, что искусство существует как бы поперек того, что любят люди. Ты объясняешь это расхождением между элитой и простыми смертными и вместе с тем говоришь, что во вкусах разных групп населения нет никаких различий. Почему же тогда элита любит то, чего не любят остальные?

- Это проблема условности большинства. В политическом языке большинство означает не только "больше половины", но и просто "больше, чем другие". Может быть, это вообще неустранимый порок демократии как представительства. Получается, что все - в меньшинстве, большинства как бы вообще не существует. Есть только правящие меньшинства и угнетенные меньшинства. Возьмем, например, данные наших опросов. Самый популярный цвет - синий, любимый - для 17%, для 20% - второй из любимых. При выборе из тринадцати - пятнадцати цветов - это очень большой процент, но все равно не больше половины. Реальное большинство не предпочитает синий цвет всем другим. Вот в чем парадокс этого проекта!

- Но чьи же вкусы вы тогда представляете? Какого-то статистического человека, которого не существует в реальности?

- Да! Но точно так же, как эту картину, мы "заказываем" себе правительство. Впрочем, этот проект ставит гораздо больше вопросов, чем дает ответов.

- Виталий, ты то и дело сравниваешь "механизм" этого проекта с политическим. Тебе кажется, политические пристрастия как-то связаны с эстетическими?

- У нас был вопрос: если вы хотите видеть фигуру в пейзаже, то какую - полуобнаженную, полностью обнаженную или полностью одетую? И оказалось, что либералы предпочитают полуобнаженные фигуры, а консерваторы - одетые.

- Ну да, консерватор хочет видеть ее во френче и в сапогах. Желательно с пистолетом. А, кстати, как ты считаешь, для политической жизни имеет значение красота? 

- Я думаю, в Америке - да... А в России должен побеждать, кто пострашней - хорошо бы у него шрамы какие-нибудь были...

Источник: "Итоги", №14, 13.08.1996,