Россия
30.03.2006 | Кино
По васильковой синей тишинеСобираетесь снять домик на лето? Сперва сходите в кино - «Жесть» Нейманда отобъет у вас охоту к загородным прогулкам
Марина (Бабенко), репортерша ежедневного издания типа газеты "Жизнь", не может прийти в себя после того, как на ее глазах застрелился голый мужчина (Куценко). В аффекте она объявляет о своем уходе из профессии, но перед тем как подписать заявление об увольнении, редактор дает Марине последнее задание – побеседовать с маньяком, сидящим в буйном отделении пригородной психиатрической клиники. Интервью, однако, срывается - накануне беседы больной бежит из дурдома и скрывается в лабиринтах расположенного по соседству садоводческого товарищества. Любопытная Марина едет поглазеть на страшные дачи - и в результате битые сутки ползает среди дикорастущей картошки и металлолома, скрываясь то от ваххабитов из группы "Кровосток", то от бомжей в розыске, то всадника без головы и, наконец - от собственно героя своего неудавшегося материала.
Разухабистый и довольно варварский коллаж из «Молчания ягнят» и провинциальных хорроров (утробным юмором «Жесть» здорово похожа на новейшие опусы молодых австралийцев), фильм Нейманда хорош не столько хитросплетениями сюжета, сколько виртуозными диалогами. Обычное, кстати, дело для сценариев Константина Мурзенко, который всегда славился умением выразиться коротко, но емко. Здесь Мурзенко временами удается подпрыгнуть уже к чехо-ерофеевские высотам духа: каждый из персонажей «Жести» рано или поздно начинает говорить «за жисть».
Произнесенные с разной степенью проницательности и косноязычия, их сентенции достигают такой степени трагизма, какой совсем не ожидаешь от фильма о бомжах и сексуальных маньяках.
Особенно неожиданно видеть Михаила Ефремова, радикально отбросившего свое привычное амплуа поддатого гражданина ради образа дрожащего интеллигента в полукедах.
Другой половиной люмпен-декадентского обаяния фильм обязан тому самому металлолому. Фактура тут действительно богатая, обладающая своим собственным надрывным драматизмом: подернутая тополиным пухом «колючка», ржавчина, самоорганизующаяся в гигантские сараи, гнилые парники в лохмотьях полиэтилена, опять же, дачники. Немытая Россия бъет в душу куда сильнее одноэтажной Америки: бог его знает, каково это плавать по туманным луизианским болотам и жить рядом с кладбищем кошек, а ездить вечером на нехорошей электричке приходилось каждому. Да что там электричка – вот в московском метро уже было собрались вешать на своих мраморных стенах рекламу «Жести» с позаимствованным у «Кровостока» слоганом «Ада нет, кроме того, что рядом», да вовремя опомнились.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.