Россия
22.03.2006 | Кино
Cмертельные гонкиИ первый-то «Бумер» был не самым добрым кино, но «фильм второй» поставлен с утроенной яростью
Застреленный автоматчиками в финале первого фильма Кот (Вдовиченков) ожил в больничке и получил свои 15 лет. Сбежавший с поля боя Ошпаренный (Мерзликин) круто поднялся в Москве, открыл собственный автосервис и решил загладить вину, выкупив кореша из неволи. Дружеское раскаяние вкупе с милицейскими махинациями и стечением обстоятельств дарует Коту свободу, а заодно и чужой паспорт с чужим «бумером». Вскоре ему встречается наглая пацанка Дарья со шрамом на скуле, он принимается ей помогать, начинает отдавать кое-какой должок – и так заходит на второй круг традиционной гонки, в которой «никого не жалко».
Там его вновь встречают гостеприимные селяне (правда, на этот раз покалеченного героя выхаживает дед, а не бабка), продажные менты и финальные автоматные очереди. Из принципиальных отличий от первой истории в глаза бросаются как бы молодежные дискуссии о смс-языке, настойчивый промоушн ноутбуков и занятная трактовка автомобильных брендов – японские тачки, к примеру, заклеймены как «телочьи». Причины многих событий по-пацански не разглашаются (не ясно, к примеру, откуда у Дарьи шрам). Некоторые сцены, как, например, романтический эпизод с самодвижущимся железнодорожным вагончиком, и вовсе вызывают недоумение (откуда взялся? почему едет?). В общем, к истории, написанной в восемь рук (кроме Буслова над сценарием работали еще трое, в том числе и драматург Иван Вырыпаев, ответственный за тошнотный смс-дискурс) и неоднократно перемонтированной, можно предъявить еще немало мелочных претензий. Но все они возникают позже, уже задним числом, когда проходит аффект от совершенно кавалерийского напора картины.
И первый-то «Бумер» был не самым добрым кино, но «фильм второй» поставлен с утроенной яростью. Будто желая оправдаться за малодушное воскрешение героя, коллективный автор скрежещет зубами, глотает окончания и вообще ведет себя напористо и резко, впрочем, не избегая примитивистской сентиментальности – она, видимо, должна убедить нас в искренности его намерений.
Но, может, так и есть, и, продолжая агонию Кота еще на один фильм, Буслов имел в виду не только грядущие внушительные сборы, но и восстановление статус кво. Действительно, если рассуждать сердцем: на каждое кино о предательстве должно приходиться хотя бы одно о верности.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.