Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

09.03.2006 | Архив "Итогов" / Общество

В начале было слово…

Новое преступление - "сексуальное домогательство" - это искаженная реакция общества на некоторые социальные табу

Послесловие для Стенгазеты Републикация старых, забытых мной самим заметок смущает. Современность заметно укорачивает жизнь текстов. То, что люди утром с интересом читают в газете, к вечеру утрачивает значение, “устаревает” и умирает. Мне всегда казалось, что следует ценить эфемерность однодневных заметок, потому то она освобождает автора от излишней ответственности и превращает его в свидетеля ускользающего времени. Повторное оживление “эфемерид” вызывает странное чувство и подтверждает ощущение, что сегодня тексты не живут долго, но и не в состоянии окончательно умереть. Чем эфемерней оказывается текст, тем труднее от него избавиться, он как мусор сопровождает в полете дряхлеющий космический корабль. А усилиями Гройса и Ко мы знаем, до какой степени мусор важен для нашего мира. Количество однодневок в тысячи раз превышает количество нетленок. Продолжая влачить свою призрачную вампирическую жизнь, они постепенно заполняют мир и меняют его существо. 

Я приехал в Америку в сентябре 1991 года, сразу же после августовских событий, все еще взбудораженный пережитым. После московской эпопеи Калифорния показалась каким-то неестественным, умиротворенным раем. Но буквально в первые же часы в Лос-Анджелесе я обнаружил, что и американцам нет покоя - все вокруг были до крайности возбуждены событием, которое мне показалось просто гротескным. В Конгрессе шли слушания  о "сексуальных домогательствах", за которыми нация, затаив дыхание, следила по телевидению. Президент Буш назначил на должность судьи в Верховный суд некоего Кларенса Томаса, обвиненного его бывшей подчиненной Анитой Хилл в этих самых сексуальных домогательствах. Томас, по нашим представлениям, ничего особенного не сделал - он пересказывал Хилл содержание порнографических фильмов и вообще флиртовал с ней не лучшим образом.

Тот факт, что эта банальная ситуация вызвала такую бурю в масс-медиа и такой отклик у населения, казался мне совершенно необъяснимым. Ничтожность происходящего была особенно очевидна на фоне тогдашних московских событий.

Я действительно ничего не понимал, а потому, как это свойственно россиянам, списал историю с Томасом и Хилл на то, что американцев жареный петух не клевал. Так сказать, "мне бы ваши заботы, господин учитель!"

Понадобилось несколько лет жизни в США, чтобы начать разбираться в этой странной для российского человека истории. Скандал с судьей Томасом был первой ласточкой. В 1994 году дело дошло до попыток начать уголовный процесс против президента Клинтона, которого обвинила в домогательствах некая Паула Джоунс, утверждавшая, что три года назад во время предвыборной кампании будущий президент (тогда еще губернатор) снял штаны, когда она зашла к нему в кабинет. И это только пара примеров беспрецедентной кампании против сексуальных домогательств, охватившей всю Америку. У себя в университете я систематически получал бумаги, инструктировавшие меня  о моей ответственности в этом вопросе. Постепенно мои коллеги, да и я сам, перестали закрывать двери кабинета, когда в него входила студентка или аспирантка: от греха подальше. Мало ли что кому потом придет в голову утверждать!

Самое удивительное во всей этой лавине случаев то, что речь в них вовсе не шла о каком-то физическом насилии. По большей части все ограничивалось словами, предложениями, то есть чем-то, что мы привыкли считать собственно прелюдией, а не действием.

Движение против сексуальных домогательств - часть общего феминистского движения в США, одна из главных целей которого - добиться максимального социального и экономического равенства женщин. Жертвы домогательств обыкновеннно занимают подчиненное положение на иерархической лестнице. Классические объекты домогательств боссов, например, - секретарши или подчиненные невысокого ранга, находящиеся в зависимости от своих ухажеров. В значительной мере борьба с "приставаниями" - попытка освободить работающих женщин от унизительного прессинга начальства. Но это только одна, хотя и самая заметная сторона дела, до конца не объясняющая некоторых странностей, которыми обросла эта проблема в Америке.

Чтобы все это понять, надо сразу дать несколько объяснений самого элементарного свойства. Первое - слова в Америке значат гораздо больше, чем в России. Русская история приучила людей относиться к любым словам и декларациям с недоверием и цинизмом. В Америке с ее культом закона и сохранившейся верой в смысл слов высказывание в гораздо большей степени  похоже на действие, чем в России.

Слова и чисто символическое поведение, однако, приобрели в Штатах совершенно особое значение именно в сексуального сфере. Прежде всего это связано со спецификой культуры этой страны. В Америке в отличие от России до сих пор очень сильны религиозные ценности, и в целом страна все еще пронизана духом протестантской этики. Этот дух, однако, не помешал нации по-своему переживать эпоху "сексуальной революции", эротического раскрепощения.

Сексуальная революция в Америке выразилась в своего рода раздвоении сознания. Раскрепощение в основном приняло символический характер, реализовавшись в "дискурсе", в текстах, впитавших всю ту эротику, которая была табуирована на практике. Эротика стала постоянным объектом обсуждений, она пропитала собой рекламу, кинематограф, дешевую прессу и даже заняла почетное место в университетских программах. Колоссальное значение слова в сексуальной сфере, вероятно, объясняет и популярность вульгарного психоанализа в США. Сексуальная практика заменяется ее выговариванием психоаналитику.

Многие американцы переживают сексуальную революцию в воображении, и именно поэтому домогательство оказывается едва ли не эквивалентным физическому насилию. В рамках символического поведения одно от другого почти неотличимо.

Впрочем, само представление о насилии в Америке явно не совпадает с российскими представлениями. В первую очередь это связано, конечно, с общей историей насилия в России, где любые формы принуждения в течение столетий были нормами жизни. Американцам кажется насилием то, что россиянин считает полюбовным согласием. В некоторых университетских кампусах процент студенток, утверждающих, что они подверглись изнасилованию со стороны однокашников, перевалил за половину. Среди опрошенных женщин, уверяющих, что они были изнасилованы, 46 процентов назвали в качестве насильника любимого человека, 9 - мужа и только 4 процента - незнакомого мужчину. Эти цифры особенно поразительны, если учесть, что лишь двое мужчин из тысячи сказали, что принуждение к сексу кажется им очень привлекательным. 90 процентов считают принудительный секс отвратительным. Это значит, что насилие в половых отношениях в значительной мере имеет символический характер. И эта черта американской культуры многое объясняет в таком явлении, как сексуальные домогательства. В России половое насилие начинается с мордобоя, в США - с намека.

И все же протестантский фон еще недостаточен, чтобы понять, почему сексуальность больше проявляется в словах, чем в действиях. Тут надо обязательно сказать о некоторых деталях жизни американской семьи.

Дети выходят из-под родительской опеки и отрываются от дома очень рано. Покидая дом в семнадцать лет, они почти никогда уже не возвращаются назад. Это обычно объясняют необходимостью воспитывать в отпрысках самостоятельность и независимость. В действительности эффект часто оказывается противоположным. Подросток, еще не сформировавшийся в личность, нуждается в родительской защите дольше, чем это принято в Штатах. Именно родительская опека создает то чувство защищенности, которое позволяет человеку постепенно выработать в себе внутреннюю независимость, то, что мы называем "психологией взрослого человека", а если использовать термины психоанализа, - сильное "эго". Слишком рано предоставленные самим себе, американские подростки приспосабливаются к враждебной среде несколькими способами. Один из них - консервирование  инфантилизма, типичного для внешнего поведения многих американцев. Не имея возможности сформироваться до конца, человек начинает подыскивать суррогаты родителей и формирует в себе своего рода инфантильный нарциссизм. У молодых людей часто формируется страз взрослых отношений, в том числе в сексуальной сфере, который перерастает в мифологию домогательства, агрессии, систематически относимых к сфере слова, а не действия.

Конечно, за всем этим кроется глубокая инфантильная подоплека. Ведь именно в детском сообществе поцелуй, неприличная история - эрзацы телесных отношений. Эта инфантильность особенно очевидна в полукомических обвинениях малых детей в сексуальных домогательствах. Какой бы гротескной ни была история с обвинением шестилетнего Джонатана Преветта в сексуальных домогательствах, она все же говорит о том, что американцы подсознательно ассоциируют взрослые домогательства с детским поведением.

Что такое это новое американское преступление - "сексуальное домогательство"? Я думаю, это искаженная до гротеска реакция общества на некоторые социальные табу, фантастическое преломление сексуальных травм, переживаемых нацией, в которой тесно переплелись пуританство и инфантилизм. Впрочем, ни одно из известных мне обществ не смогло найти по-настоящему гармоничного решения этих сложных проблем.



Источник: "Итоги", №29, 26.11.1996,








Рекомендованные материалы



Шаги командора

«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.


Полицейская идиллия

Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»