06.03.2006 | Колонка

Неожиданное попадание

Борис Грызлов собирается проводить в России консервативную модернизацию, хотя и не очень ясно понимает, что это такое

Российская «партия власти» вот уже пятый год кряду занимается поисками подходящей идеологии. Если поначалу поиски эти были не слишком усердными — достаточно было выступать «за все хорошее и против всего плохого» и поддерживать действующего президента, — то сейчас пора уже и определиться, что именно считать хорошим, а что плохим. Президент, по крайней мере, если верить нынешней Конституции, досиживает последний срок. Преемник пока не назначен – прицепиться в хвост не к кому. Вот и приходится думать, хотя бы о том, как себя называть. Задача непростая, особенно если учесть, что основные партийно-идеологические «бренды» уже заняты и основательно потрепаны.

Впрочем, как выясняется, есть еще знамя, которое единороссы готовы нести с гордо поднятой головой. Это знамя консерватизма. Об этом заявил лидер партии, а по совместительству спикер нынешней Думы Борис Грызлов на состоявшейся 21 февраля российско-германской конференции «Консервативные ценности и социальные реформы. Опыт России и Германии».

На первый взгляд все вполне логично и объяснимо: о чем, как не о консервации существующего положения вещей, может мечтать бюрократ-чиновник – основной контингент ЕдРа. Однако не так прост Борис Грызлов. Послушать его, так вовсе не о том речь. И не консервировать собирается партия власти страну, а модернизировать, хотя и консервативно, а заодно и социально. Так и сказал вождь единороссов: «Партия «Единая Россия» избрала для России именно такую – наиболее общественно приемлемую модель социально-консервативной модернизации». И для пущей ясности добавил: «Все три слова – «социальный», «консервативный» и «модернизация» – не русского и не немецкого происхождения. Поэтому эту конструкцию можно перевести как модернизацию, основанную на осторожных преобразованиях, хорошо понимаемых и принимаемых безусловным большинством общества». «Мы не можем и не хотим больше проводить «непопулярные» реформы, мы хотим предъявить российскому народу положительные результаты преобразований», — заявил новоявленный консерватор далее тоном героини фильма «Человек с бульвара Капуцинов», требовавшей от своего возлюбленного ребенка немедленно после поцелуев.

Каким образом получится реформы проводить «осторожно», а результаты предъявлять сразу, для немецких консерваторов так и осталось загадкой, поскольку Борис Вячеславович опять перешел к глубинным историческим аналогиям. «Конечно, русский консерватизм и немецкий консерватизм серьезно различаются в силу различий исторического опыта. С известной долей условности можно сказать, что российский консерватизм – это немецкий реформизм», — припечатал он. То есть, очевидно, надо так понимать, что мы немцев далеко обогнали: то, что у нас считается консервацией, у них числится по разряду реформ.

Но оставим объяснения на совести Бориса Грызлова. И поговорим собственно о «консервативной модернизации». Этот термин без малого 10 лет назад ввел в обиход Анатолий Вишневский в рамках независимого семинара «Социокультурная методология анализа российского общества», где он выступал с докладом «Кризис русской соборности и консервативная модернизация в СССР».

Речь в нем шла о превращении России из традиционного аграрного сельского общества в торгово-промышленное и городское. Процесс этот продолжался на протяжении всего ХХ века. При этом «консервативная модернизация» заключалась в индустриализации и урбанизации, но при сохранении коллективистского, «соборного» общественного сознания. «В консервативно-революционной перспективе, – пишет Вишневский в опубликованной в 1998 году книге «Серп и рубль. Консервативная модернизация СССР», — место соборного крестьянина прошлых веков занимает не индивидуалистический «буржуа» западного типа, а соборный же «простой человек», который сильно отличается от своего предшественника, но только внешними, инструментально существенными чертами. Он переодет в городскую одежду и получил современное образование. Что же касается глубинных принципов социального существования, внутреннего мира, механизмов детерминации поведения, — он остается все тем же человеком-винтиком, пассивным и непритязательным «человеком для...».

Лидер «Единой России», сам, очевидно, того не желая, со своей консервативной модернизацией попал в точку. Поскольку все усилия нынешней власти, под которую выстраивается и ее партия, направлены, с одной стороны, на модернизацию промышленности и экономики, а с другой – на удушение тех ростков индивидуализма и свободы личности, которые появились в России 90-х годах ХХ века и без которых буржуазное общество невозможно.

Именно «идеология муравейника», где жизнь каждого отдельного муравья ничего не значит, отличает до сих пор Россию от развитых стран. В том числе и от Германии, где с середины прошлого века принцип «человек для…» уступил место идеологии «государство для…».

Источник: "Ежедневный Журнал", 01.03.2006,