Популярность и разнообразие недарвиновских эволюционных концепций резко упали бы, но до полного их исчезновения дело вряд ли бы дошло – тем более, что по крайней мере у неоламаркистов оставались области, куда они могли бы отступить.

Представим себе, что было бы, если бы Мендель прислал оттиск своей статьи Гальтону и тот так или иначе прочел бы ее. Почти наверняка он нашел бы очень интересным и примененный метод исследования, и полученные четкие количественные результаты, и самое главное – их истолкование автором. И уж точно он вспомнил бы об этой работе через несколько месяцев, когда вышла статья Дженкина.

Большинству тогдашних натуралистов мысль о том, что в живой природе могут действовать законы столь же строгие, как законы небесной механики или оптики, просто не приходила в голову. И даже тем немногим отважным умам, которые рассматривали такую возможность (как, например, Гете), она казалась ложным путем, уводящим прочь от действительного понимания живой природы.

Ровно 150 лет назад, 8 марта 1865 года, в провинциальном австрийском городе Брюнне местное общество естествоиспытателей собралось послушать доклад Иоганна Менделя о его опытах по гибридизации разных линий гороха.

Общественное мнение прочно уверилось в том, что генно-модифицированные организмы (ГМО) и продукты из них — это что-то подозрительное, вредное, опасное и, во всяком случае, ужасно антиэкологичное.

Если в центре внимания классиков были единообразные, повторяющиеся, типичные элементы (позы, характерные движения, крики и т. д.), то современные этологи все чаще работают с индивидуальными, а то и уникальными проявлениями поведения.