Помните старый анекдот, где ожесточенные боевые действия завершились, когда пришел лесник и разогнал воевавших к какой-то там матери? Нечто подобное произошло с отечественной внешней политикой после ударов американских «Томагавков» по одной из главных баз сирийских ВВС.

Потом разные люди спрашивали меня, стало ли мне страшно в тот момент. Почему-то совсем нет, хотя я и не причисляю себя к числу беззаветных храбрецов. Нет, не страшно. Безмерно тошно.

Почему все время возникают, почему все время вертятся на языке «они», про которых «и так все понятно»? А потому что «они» — нравится нам это или нет — это проекция «нас». Потому что «они» — это и есть «мы», по крайней мере те из нас, кто счел возможным перейти хотя бы однажды не всегда ясно различимую, а потому особенно опасную границу.

Российских начальников закон интересует исключительно в качестве дубины, которая находится в их руках. При этом они тратят гигантское количество времени, выдумывая бесконечные способы, дабы унять силовиков, поборы которых вот-вот прекратят частное предпринимательство в России.

Мы отчетливо видим, что чем большую роль в коммуникативном пространстве начинают играть эмоции, тем меньшую — иногда до полной неразличимости — играют такие вещи, как ум, честь и, извините, совесть. Потому что мы видим, как эта самая эмоциональность все в большей и большей степени становится грубым инструментом внушения, инструментом нападения и обороны, инструментом суггестивного насилия.

«Они совсем обнаглели, скоро налог на воздух введут» — такими или примерно такими словами встретили граждане слух о новой инициативе Минсельхоза о возможном введении лицензирования любительской прибрежной и подводной рыбной ловли, сбора грибов, ягод, кедрача и других даров природы. И хотя сообщение уже на следующий день было опровергнуто, люди уже ничему не верят. Да это чиновники почву прощупывают, говорят они, планы-то у них есть.