Не так давно случилась короткая переписка с моим приятелем и коллегой. Кажется, поводом для нее послужил один из моих недавних текстов. Впрочем, в данном случае это не так уж и важно.
Вот несколько фрагментов из того, что написал мне мой коллега:
«Вот вы пишете так или иначе для очень подготовленной аудитории. Она все понимает хорошо. Получается что мы просто работаем на радость узнавания. Ну преступники, ну пошляки. Чувство превосходство над ними возникает, верно?»
«Вот я читаю и понимаю что власть у людей недостойных, но я все таки уже это знаю».
«Я бы хотел прочитать не чем „они“ плохи, а чем я плох, где я не так думаю. Что я не так делаю. М.б. недостаточно усилий. Или не туда их направляю. В плену каких мифов я нахожусь. Надо самим же поменяться, научится чему-то — требовать, отстаивать, не идти на компромиссы, или идти на компромиссы и т.п.».
«Давайте „их“ оставим в покое, давайте о нас говорить».
«Мне прям жалко что вы на „них“ время и силы тратите. Давайте про нас?»
Я — человек, что называется, заднего ума. Поэтому участвовал в переписке сбивчиво и, как мне показалось, не слишком убедительно. И вот, решил немножко поговорить об этом теперь. Ведь это же действительно важно! По крайней мере для меня. Не только от этого моего коллеги, но и от многих достойных людей часто приходится слышать о том, что «мы и так все понимаем».
Не думаю. А если это и так, то могу только позавидовать тем, кто уверен, что он «и так все понимает». Я, например, понимаю далеко не все, чем, разумеется, вовсе не горжусь, а оправдываю себя лишь тем, что изо всех сил стараюсь понять.
В одном из моих давних поэтических текстов, который называется «Вопросы литературы» и состоит из череды действительно вопросительных конструкций, есть и такое место: «И вообще — почему все именно так, а не иначе?»
Этот вопрос и теперь не дает мне покоя. Я и теперь задаюсь им постоянно. И упорно считаю, что для пишущего человека умение задавать вопросы, в том числе и «вопросы литературы», в том числе и «вопросы жизни», — есть достоинство не менее существенное, чем высокохудожественное оформление собственной претензии на то, что тебе известны ответы. Были бы известны, то, возможно, и не было бы «все именно так, а не иначе».
«Давайте про нас», говорите? Давайте про нас, ладно.
Про «нас» я, например, вот что думаю. Думаю, что едва ли не главной на сегодняшний день коллективной задачей «нас», — то есть в данном случае тех, кто, во-первых, оказался устойчивым к гипнозу, а во-вторых, упорно не желает привыкать к тому, что слова сами по себе не должны иметь никаких значений, кроме тех, что улавливаются исключительно из мутного контекста, — главной задачей «нас» является сделать все возможное, чтобы все-таки не спятить, услышав или прочитав такой, к примеру, диалог:
— Так значит, вы нам отказываете в проведении митинга?
— Нет, не отказываем, с чего вы взяли?
— То есть мы можем провести митинг?
— Нет, не можете, мы же вам уже сказали.
— Так вы все-таки отказываете?
— Да сказали же вам: мы не отказываем.
— Значит, мы можем…
— Не можете.
— То есть вы отказываете…
— Нет, на отказываем…
Относительно здоровая человеческая психика как правило довольно пластична, и человек так или иначе привыкает ко всему. Но не до такой все же степени.
Не менее важной и трудной задачей «нас» кажется мне ни в коем случае не позволить втянуть себя в дискурсивное поле иррациональной ненависти или хотя бы раздраженности, ищущей и, увы, находящей каналы выхода наружу. Те, кто более или менее регулярно заглядывают в социальные сети, легко могут заметить, по каким иногда смехотворным поводам возникает там то, что на языке сетевых завсегдатаев обозначается коротким и выразительным словом «срач». И ведь этот самый срач возникает именно в той среде, которую мы условно определяем как «мы». А ведь именно эта принимающая самые причудливые формы раздраженность — от которой ровно один шаг до ненависти — и есть наша добровольная дань всем тем, кто генерирует и постоянно взбадривает и удобряет это ядовитое поле.
Почему все время возникают, почему все время вертятся на языке «они», про которых «и так все понятно»? А потому что «они» — нравится нам это или нет — это проекция «нас». Потому что «они» — это и есть «мы», по крайней мере те из нас, кто счел возможным перейти хотя бы однажды не всегда ясно различимую, а потому особенно опасную границу.
Потому что иногда бывает полезным посмотреться в зеркало, предварительно примерив на себя их оптику, их логику, их иерархии и приоритеты, чтобы уж точно знать, что выглядеть так нельзя ни в коем случае.
Мы смотрим на «них» вовсе не ради «чувства превосходства», а лишь для того, чтобы лишний раз напомнить себе, что добровольный отказ от соображений вкуса и нравственных императивов неизбежно приводит к потере разума и, как следствие, инстинкта интеллектуального, нравственного, эстетического самосохранения. То есть того, что только и позволяет говорить о «нас» как о нас.
Некоторые еще любят говорить о «метании бисера», о том, что говорить с ними — бесполезная трата времени. Согласен. Вот только почему кто-то решил, что я говорю с ними. Я говорю исключительно с «нами» и всякий раз надеюсь на то, что это хорошо заметно.
А еще одну задачу можно определить как властную необходимость формирования того, что я бы назвал стратегией и тактикой собственного социального и культурного поведения, то есть того, что теперь принято называть «повесткой». Кстати, я терпеть не могу это слово, даже и в нынешнем его значении. Потому что оно — теперь уже, боюсь, навсегда — так и будет ассоциироваться в моем травмированном сознании с прокуратурой, с судом, с военкоматом или с «повесткой дня» какого-нибудь партийно-комсомольско-профсоюзного собрания.
Впрочем, ладно, пусть уже будет повестка, если кому-то так нравится. Так вот, эта самая повестка невозможна без диагностики. Без диагностики духа времени. Без беспощадной диагностики и критики языка. В том числе и языка власти, «их» языка.
Собственно говоря, примерно такие скромные и при этом весьма амбициозные задачи я перед собой и ставлю. А уж как получается — не мне судить.
Ну, вот. Хоть поздно, а вступленье есть.